В голове постепенно прояснялось, но состояние не улучшалось. Очень хотелось пить. Я пошарил вокруг себя в надежде найти бадейку с водой. Увы, о такой мелочи мои неведомые тюремщики, вероятно, не подумали. Ничего кроме осклизлой от сырости, гнилой соломы нащупать не удалось.
Отдохнув несколько минут, я оперся о стену и, мелодично звеня цепями, встал на ноги и двинулся к дверям. Пройдя несколько шагов, я чуть не споткнулся о кучу тряпья, попавшуюся по дороге. Тряпье зашевелилось и стало приподыматься.
Я остановился, пытаясь разглядеть, что это такое.
— Тебе что надобно, добрый человек? — раздался хорошо поставленный, звучный голос.
— Воды! — прохрипел я, с трудом ворочая распухшим, шершавым языком.
— У меня есть немного, — сказал неразличимый в темноте сосед по узилищу. — А в двери не стучи, всё равно никто не придет…
Человек привстал и протянул мне деревянную кружку с водой. Я жадно выпил ее до дна. Сразу стало легче.
— Спасибо! — поблагодарил я, опускаясь на пол.
Теперь, вблизи, я разглядел его, сколько было возможно при таком освещении. Это был некто, заросший диким волосом и непонятно во что одетый.
«Какой-то протопоп Аввакум», — подумал я. Сосед повернулся ко мне так, что свет от щели в дверях упал на него, и я увидел часть лица, не заросшего бородой: у него были тонкие черты лица и высокий лоб, который не могли скрыть даже дикорастущие космы. Не знаю, возможно мне показалось или это была игра теней, но лицо было совершенно не средневековое.
— За что попали в каземат? — спросил он, в свою очередь разглядывая меня.
Этот вопрос интересовал и меня самого.
«Попал я сюда из-за своей глупой самонадеянности, — подумал я, и обругал себя последними словами. — Решил, что самый умный, вот и вляпался». Однако соседу ответил неопределенно:
— Пока сам не знаю, надеюсь, со временем сообщат. А вы знаете, где мы находимся?
— В Петропавловской крепости, в бастионе.
Я еще раз огляделся, но узнать место, в котором держали под следствием декабристов, а потом сделали музей, не смог.
— Правда? Я когда-то был здесь на экскурсии…
— На чем вы здесь были? — удивленно переспросил сосед.
Я опомнился и пояснил:
— Экскурсия — это что-то вроде сна.
— Ясновидящий, значит? Нашего полку прибыло. Рекомендуюсь, я тоже сижу здесь как колдун.
— Очень хорошо, расколдовывайте двери, и пошли отсюда.
— Увы, мне такое колдовство не под силу.
— А какое под силу?
— Могу из свинца сделать золото или сотворить философский камень…
— Алхимик значит, — разочарованно сказал я. — Лучше если вы были черным магом, тогда хоть польза была бы…
— Вы слышали про алхимию, значит вы из образованных людей? — поинтересовался сосед.
— К сожалению, не из очень, так, серединка на половинку. Но то, что из свинца золото сделать невозможно, знаю наверняка.
— А я сделал, — скромно сообщил сосед. Несмотря на скверное состояние, меня разобрал смех. Только в России возможна такая ситуация: два колодника, валяющиеся на каменном полу, начинают спорить о химических элементах.
— Что я сказал смешного? — удивленно спросил он.
— Извините, я смеюсь не над вами, просто вспомнил забавный случай. Если вы можете делать золото, то, может быть, сумеете растворить железо в эфире?
Я для наглядности позвенел своими цепями.
— Ну, для этого алхимия не нужна, — с улыбкой в голосе сказал он. Сосед повозился со своими кандалами и вынул из наручников сначала левую, потом правую руку. От такого фокуса у меня захватило дух.
— Вы что фокусник или йог?
— В данном случае скорее кузнец, — хмыкнув, ответил он. Потом пошарил в соломе и протянул мне какой-то инструмент. — Спилите заклепки, и будете распоряжаться своими руками безо всякого колдовства. Только не злоупотребляйте свободой, а то, не ровен час, попадетесь.
Я взял из его рук инструмент, оказавшийся самодельным напильником с редкой крупной насечкой. Вывернув руку, несколько раз шаркнул по браслету. Получилось не очень эффективно, но за несколько часов, запросто можно будет освободиться.
— Пока у меня не хватит сил на такую работу, — сказал я, — да и не худо бы узнать, за что меня сюда засадили, может быть, и так всё обойдется.
У меня появилась иллюзорная надежда, что может быть мое заключение не связано с царем, а попал я в крепость за пьяный дебош, в бессознательном состоянии.
— На это не очень рассчитывайте, — словно услышав мои мысли, задумчиво сказал алхимик. — Сюда просто так не сажают. Мы с вами сидим в каземате Секретной экспедиции, и отсюда два выхода — на плаху или на каторгу. Если до этого, конечно, не замучат пытками до смерти.
— Черт их всех побери, — только и нашелся сказать я, — давайте сюда свой напильник.
Сосед снова протянул мне инструмент и добавил:
— Я бы вам помог, но у меня слабость в членах и от физических усилий начинаются судороги.
О таких симптомах я не слышал. Если он болен эпилепсией, то почему приступы начинаются от физических усилий?
— А при судорогах вас ломает и изо рта идет пена?
— Нет, просто сковывает члены и тянет жилы так, что я не могу пошевелиться от боли.
— Знаете что, давайте-ка, я попробую помочь вам, — предложил я, отдаляя начало борьбы с железом. Спиливать заклепки, выворачивая руки и обдирая о заусенцы запястья, было выше моих сил.
— Как?
— Немного поколдую над вами, если, конечно не возражаете.
Сокамерник не возразил. Я сосредоточился и начал руками водить над его телом. Сначала он лежал спокойно, но через несколько минут его начала бить дрожь. Пришлось прекратить сеанс, тем более что в похмельном состоянии, да еще в казенных веригах много не нашаманишь.
Между тем мелкая дрожь у соседа перешла в тряску. Я испугался, что моя экстрасенсорика спровоцировала приступ. Даже начал успокаивать соседа. Но он вдруг замер и, мне показалось, потерял сознание. Я попытался проверить у него пульс. Почему-то в запястьях он не прослушивался. Я решил нащупать его на шее — пульса не было. Это уже было любопытно. Осталось одно — сердце. Превозмогая брезгливость, я распахнул вонючие лохмотья и приложился ухом к левой стороне груди.
— Извините, сударь, — тихо сказал сосед, стуча зубами, — если вас интересует мое сердце, то слушайте справа.
О том, что такое бывает, я слышал и не очень удивился. Поразило меня другое, билось его сердце как-то не по-человечески. Мне доводилось встречать разные виды аритмии, даже когда у больного работало только два желудочка, и пульс получался «через раз», но всегда была какая-то система. Здесь ее не было или она была очень сложной. Во всяком случае, я ничего не понял: удар — пропуск, три удара — пропуск, удар — три пропуска и так далее, без повторов.
