Сандалов, задумчиво: «Если прошёл один танк…почему бы не пройти и остальным?»
Чуть позже. Дорога Каменец- Пружаны.
Фалангер: «Товарищи бойцы. Поступил приказ- держаться как можно дольше…Сами видите- фашистов мы здесь прихватили за мягкое…Прямо скажем, за глотку взяли- не вздохнуть, не охнуть…Поэтому в покое они нас не оставят…
Иван Иваныч, что со снарядами?»
«Да плохо…Шрапнелей я на пункте боепитания ещё выклянчил, три десятка…а бронебойных ни одного не дали!»(и здесь нет вины Сомова- в войсках просто НЕ БЫЛО бронебойных снарядов для новых орудий современных танков…а почему у бронесил НКВД были? Так ведь у них и Нарком был другой…)
Расход пока- 28 осколочных и 18 шрапнелей…»
Фалангер: «Так…по лёгко-бронированным стреляй шрапнелью с установкой на удар. Вася- знаешь, как?»
Костоглодов, уверенно: «Му»
«Сидоренко, как машина?»
«Беспокоит меня, командир, трансмиссия…уж я туда масла набухал…а всё скрежещет…мне бы сейчас вместо Додика — специального человека, слесаря-трансмиссионщика…Извини, Додик, не хотел тебя обижать…»
Филькинштейн: «О, ну без антисемитизма мы никуда…»
Фалангер: «Додик, как у тебя с патронами?»
Филькинштейн: «На наш короткий век хватит, как я полагаю…»
Фалангер: «Оптимист ты, Додик, как я погляжу… А хорошо бы сейчас языка взять…Лёгок на помине!»
Мимо огромного танка, покрытого грязью, копотью, забрызганного подсыхающими подтёками вражеской крови- проезжал велосипедист, весело позванивая велозвоночком украшенного розовыми ленточками велосипеда…
(Ретроспекция.
Ангель Доротея Меркель, в узких кругах берлинской Александр-платц широко известный как «Анджела», был сыном лютеранского священника и учительницы. И ещё был физиком-теоретиком, выпускником Лейпцигского университета. И еще он был антифашистом. Потому что прати-и-ивные наци злобно угнетали всякую прогрессивно мыслящую личность! Нет, в свое время были среди них приличные — вот Рем, например, был такой мила-а-ашка…Но негодяи убили его, прямо в постели…Конечно, Ангель не отказался бы умереть в постели, но не таким же образом…Это так грубо…
И еще Ангель очень любил русский язык, всё русское и…русских…Именно русский с такой славной славянской фамилией Tatanaschwilly открыл ему впервые таинства науки страсти нежной…Поэтому Ангель очень страдал, что его Фатерлянд начал войну с Русслянд. Даже, когда зачитывали приказ Фюрера, Ангель в знак протеста кричал «Зиг хайль!» — не очень громко…)
Когда Ангел увидел, как из люка огромного танка выскочил вдруг огромный негр, с огромным чёрным…шлемофоном…
Велосипед завилял и завалился в канаву…Ангель пытался бежать- но что-то ему всё-время мешало…А огромный негр подскочил к нему- и стал хватать Ангеля за брюки…Ангель закрыл глаза и решил расслабиться…
Только вот не нужно обвинять Адольфо Фалангера в тех же наклонностях, которые так яростно проявлял по отношению в врагам Володя Менжинский…(который, впрочем, после знакомства с геройской «прокуроршей» и думать об этом забыл!)
Просто отвороты форменных брюк Ангеля застряли в «звёздочке» его же велосипеда, и он, отклячив пышный зад, пытался убегать на четвереньках, волоча велосипед за собой…(случай подлинный)
Двадцать часов одна минута. КулИково поле. О — бочь шоссе Вильно- Минск.
«Хеншель-126» из корпусной эскадрильи завершил вираж, и сейчас купался в алых лучах уже низко склонившемуся к зелёной кайме леса летнего солнца…
Жалкие окопы русских, бессмысленно нарытые около шоссе, были превосходно видны наблюдателю — их выдавала жёлтая песчаная окантовка по обеим сторонам…Бестолковые русские даже лопатой толком пользоваться не научились.
Ну что же- тем хуже для них. Наблюдатель дал указания своему пилоту — а сам вошел в радиосеть командира Die Artillerieabteilung — одну из трёх радиосетей, доступных ему для пользования в данную минуту…
….Свист, грохот- до звона в оглохших ушах, удар взрывной волны, выбивающий остатки воздуха из лёгких, на спине- тяжесть песка, обрушившегося со стены окопчика, вонь сгоревшей взрывчатки, от которой выворачивает наизнанку и щиплет глаза…
Ворошилов, отплёвываясь чёрной от забившей рот земли слюной: «А ну, слезь с меня немедля, товарищ боец! Я тебе не девка…»
Но красноармеец, делая вид, что не слышит, продолжает прикрывать собой своего Маршала, искренне любимого всем Советским народом…
….Ещё не успело затихнуть в окрестном лесу эхо последнего взрыва, как наблюдатель хрипло прокричал: «Танки справа!»
Густой шлейф пыли и дыма окутал дорогу, и невозможно было сосчитать, сколько боевых машин и пехотинцев на бронетранспортерах движется на позиции батальона Коврижко. Вот колонна вползла в небольшую лощину перед советскими позициями, боевые машины развернулись в линию, пыль поулеглась- свыше 40 танков насчитали бойцы, а за ними шли густые цепи.
Танки ползли медленно, с опаской. Казалось, что жерла их пушек, как гигантские щупальца, настороженно проверяют пространство перед собой. Где русские батареи? Почему они молчат? Не засада ли? А наши бойцы молчали.
И тогда, словно решившись наконец, танки рванулись вперед, стреляя из пушек и пулеметов. Но- не дойдя буквально двух десятков метров до линии ложных окопов- танки внезапно остановились.
Русская артиллерия по-прежнему молчала. Она подавлена? Или, к счастью- её здесь вообще нет?
Несколько бронемашин — выскочив вперёд, словно легко-вооруженные кнехты из-за спин тевтонских рыцарей — проскочила к линии окопов, испещрённой свежими, ещё дымящимися воронками…
Через борт остановившегося бронетранспортёра посыпались фигурки в фельдграу, резво рассыпавшиеся в цепь- донеслись редкие очереди пулемёта, хлопки винтовочных выстрелов…
Всё ясно. Это всего-навсего какое-то пехотное подразделение русских. Die Sache auf eine Zigarette! Дело на одну сигарету!
Несколько танков — десятка полтора, получив соответствующий Befehl,неторопливо, ничего не опасаясь, поползли утюжить русские окопы, как они уже привыкли это делать за прошедшие три дня. За танками, прикрываясь бронёй от случайной пули, побрели зольдатен, чтобы принять пленных — годных в рабы, и добить тех, кто уже в рабы не годен…Рутина!
Остальные машины, подобно полотну гигантского веера, свернули боевую линию в колонну- и стальная змея, уже не обращая никакого внимания на те сущие мелочи, что будут происходить о- бочь шоссе, вновь уверенно двинулась по предписанному маршруту…
Первым героем этого дня на КулИковом поле стал старший адъютант батальона капитан Василий Тертычный, находившийся в нескольких метрах от шоссе. Хорошо замаскировавшись в кустах на обочине, он, стоя на коленях, терпеливо ожидал приближения вражеского танка. Оставляя глубокие следы, танк проходит мимо канавы. Капитан Тертычный, выхватив из коробки несколько спичек, зажигает торчавшие из бутылки лоскутки. Они ярко вспыхивают. Капитан поднимается и сильным взмахом руки бросает бутылку в танк. Сквозь лязг железа не было слышно, как разбилось стекло бутылки. Видно только, как языки пламени побежали по броне танка. Еще несколько минут, и танк весь в огне. (здесь и далее- имена героев подлинные).
А вы говорите- штабные, штабные…ну не говорите, а по-крайней мере, думаете…Это смотря чей штаб!
Но остальные танки начали утюжить пехоту, находившуюся в окопах. Фашистский танк, подойдя к КП батальона, в котором сидел капитан Ф. Ф. Коврижко со своими телефонистами, обрушивая стенки окопчика, преодолел его. Капитан, высунувшись наружу, метнул бутылку на моторную группу танка. Через несколько секунд взметнулось пламя, и танк остановился, охваченный огнем. Выскочившие из танка фашисты были уничтожены… У окопа стали рваться мины, и капитан пригнулся.
Оглядевшись, капитан Коврижко увидел уже несколько пылающих танков. Вот один из них в попытке сбить пламя метался по полю. Но наконец и он сначала застыл на месте, а затем последовал сильный взрыв, в клочки разорвавший сидевший в нем экипаж.
Младший политрук Оськин, младший лейтенант Пущенков, сержант Сазонов уничтожили в этом бою по несколько танков каждый. Теперь уже более 10 танков пылают в районе обороны батальона капитана Коврижко, поднимая столбы черного дыма. Вот он, эффект неожиданности от применения бутылок с зажигательной смесью.
Пока истребители танков жгли фашистские боевые машины, остальные бойцы батальона метким ружейно-пулеметным огнем косили вражескую пехоту, и гитлеровцы, не выдержав, откатились назад, на исходные рубежи.
Тут только Ворошилов и заметил, что в волнении сжимая кулаки, он все время по — чапаевски повторяет: «Врешь! Не возьмешь!»
«Бегут, сволочи!» — спокойно и гордо сказал стоявший рядом, плечом к плечу с Маршалом, красноармеец.
