— Ну что же, господа, мы действительно не поняли друг друга. Письмо будет передано по назначению, и… Я и в самом деле больше не переманиваю мастеровых. Его сиятельство запретил, увы.
Про себя же станкостроитель злорадно ухмыльнулся. Ему и не надо больше никого переманивать — за него это с успехом делали слухи о порядках и жалованьи на всех без исключения заводах компании. Не желаешь терять мастеровых высокого разряда? Так изволь заводить у себя порядки, схожие с сестрорецкими. А не хочешь или не можешь тратиться на мастеровщину, так не удивляйся, что сложные заказы делать некому. Впрочем, на этот случай всегда можно обратиться в Сестрорецк — поди, уже все знают, где можно заказать и быстро получить самые лучшие в империи штампы, оснастку или станки. Да и не только в империи — кое в чем его станки превзошли и немецкие, от господина Круппа. Правда, до швейцарских все же пока недотягивают. Ничего, дайте только время!
— Всего наилучшего!
— Взаимно, господа.
Провожая взглядом поспешно откланявшихся гостей, чуть было не испортивших ему целый час обеденного времени, закоренелый чревоугодник засунул письмо во внутренний карман и с нескрываемым любопытством поинтересовался у своего спутника:
— Спиридон, а случись что — и в самом бы деле пристрелил этих господ?
— Точно так, Иммануил Викторович.
— Так ведь потом следственная часть, тюрьма, каторга?!
— Первые две точно, а вот до каторги бы я не доехал.
— Отчего же?
— Его сиятельство так сказали. Еще добавили — что, мол, не время на каторгах отдыхать, когда дел невпроворот.
— Вот, значит, как? Ну а если, не дай бог, оплошку допустишь и со мной что непоправимое? А?
— Ну… — Богатырь в господской одежде неожиданно замялся. Поглядел по сторонам, вздохнул, и все же ответил правду: — Тоже до каторги не доберусь. Его сиятельство на этот счет тоже кое-что говорил — что проще и безболезненней будет застрелиться самому. Так что, Иммануил Викторович, больше мы к вам людей так свободно подпускать не будем — не взыщите. Я и так по шапке получу за сегодняшнее. — Спиридон вздохнул.
— Уж прямо! Я просил поубавить строгости, с меня и спрос — так Александру Яковлевичу и скажу!
Два сохранителя его бренного тела переглянулись, и скептически промолчали.
— Ну, хорошо. А ежели это будет мой друг?
— Всех ваших друзей, приятелей-знакомых и даже непосредственных подчиненных я знаю в лицо. Остальные — общим порядком!
Герт покачал головой, но более спрашивать ничего не стал, как, впрочем, и настаивать. Зато как-то некстати вспомнились взгляды, которые старшенькая дочка время от времени бросала на его охранителя, перепады в ее настроении… М-да!
— Сурово у вас, как я погляжу.
— Обычно. Служба — она и есть служба!
— Доброе утро, Аристарх Петрович.
Говоря все это, молодой аристократ даже и не подумал повернуть голову к раннему посетителю его кабинета — со стороны даже могло показаться, что ему гораздо более интересен вид из окна на свою фабрику, чем общество Горенина.
— Как вам Москва?
Вопрос звучал странно и неопределенно, но это если только не знать, что три дня назад начальник аудиторского отдела компании закончил перевозить свое семейство на новое место жительства. Которым отныне являлся небольшой, но очень комфортный особнячок на пять комнат, расположенный в Большом Харитоньевском переулке, кой, в свою очередь, и находился в Москве. Особнячок был только-только после основательного ремонта, со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами (даже телефонную связь подвели!) и к тому же имел одно просто-таки неоспоримое достоинство: в соседнем, точно таком же особняке, уже вовсю обживался Валентин Иванович Греве. А совсем неподалеку, в бывшем доме Гусятникова на Мясницкой улице, спешно заканчивали отделку всего третьего этажа — потому что две пятикомнатные квартиры, расположенные на нем, должны были приютить управляющего компанией господина Сонина. С семьей приютить, разумеется. Кстати, надо заметить, что устроиться он должен был лучше всех: встал, позавтракал, поцеловал жену, спустился на второй этаж — и уже на работе, в родимой конторе! Или на первый, буде вдруг захочется заглянуть в московский магазин-представительство управляемой им компании.
— Благодарствую, Александр Яковлевич, все устроилось самым наилучшим образом.
Покинув кресло напротив окна, князь переместился в кресло другое, за своим рабочим столом.
— Я могу начинать? Слушаюсь. По первому вопросу…
Ловко раскрыв папку в своих руках, Горенин положил перед работодателем два листка, соединенных меж собой скрепкой.
— Наиболее подходящей кандидатурой является некто Сытин, Иван Дмитриевич. Собственная книгоиздательская компания, две типографии, книготорговый магазин, ряд журналов и газет.
— Каких, например?
— Журнал «Книговедение», газета «Городские вести», недавно приобрел журнал о путешественниках «Вокруг света»…
Александр тихо хмыкнул, пробегая глазами по биографии Сытина:
— Как же, знаю такой. Что еще?
— Соучредитель издательского дома «Просвещение», в коем печатаются произведения самого Льва Николаевича Толстого!
Заметив, как едва заметно поморщился хозяин кабинета при упоминании писателя с графским титулом, Аристарх Петрович немедленно дополнил свой список:
— А также Чехова, Тургенева и многих других видных литераторов. Предприимчив. Энергичен. Обладает множеством знакомств среди русской профессуры, а также поэтов, художников и прочих людей искусства. Также в плюс можно отнести и тот факт, что он уже давно подумывает о расширении своего дела, но вечный недостаток оборотных средств… Увы! Нам же это, несомненно, только на руку.
Увидев, как два листка бумаги улеглись обратно на стол, докладчик приготовился достать из папки справку на еще одного книгоиздателя, Аркадия Филимоновича Маркса — он никогда не забывал подготовить пару запасных вариантов. Но в этот раз подобная предусмотрительность не пригодилась.
— Принимается.
— Слушаюсь. Следующее дело, касательно «Торгового дома Ф. Швабе».
Александр принял от труженика невидимого фронта очередную, и на сей раз изрядно пухлую, справку. Не читая, отложил в сторону и приготовился слушать, причем с большим вниманием — его уже давненько занимал вопрос производства собственной оптики. Даже и не занимал, а прямо-таки одолевал — хотелось как можно скорее освоить выделку подзорных труб, очков, геодезических инструментов… Панорамный прицел к пушке или гаубице тоже ведь, некоторым образом, помогает определить или измерить расстояние. Как и оптический, на винтовке. Не так ли? Одно плохо — столь возвышенный порыв княжеской души не находил ну никакого понимания у окружающих. В компании имени Карла Цейса появление новых (вообще-то любых) конкурентов не приветствовалось, французы и англичане проявили в этом вопросе удивительную солидарность с немцами… Как и имперские производители оптического стекла. К счастью, среди последних были не только такие, как братья Трындины, — меценаты, просветители и так далее. Но и такие, как фирма Федора Швабе, которая принадлежала выходцу из Швейцарии, а в управляющих имела ганноверского подданного баварского происхождения. К тому же обладающего весьма примечательной фамилией. В излишней благотворительности сей торговый дом не был замечен ни разу, просветительством и прочими благоглупостями тоже не увлекался… Одним словом — очень даже подходящий вариант. Кстати, сам основатель фирмы уже давно успел и обрусеть, и отойти от дел, и более того — даже и умереть. В отличие от баварца Давида Альберта Гамбургера, мужчины в самом расцвете сил и амбиций, уверенно ведущего вверенное ему предприятие в светлое капиталистическое завтра. Ну как с таким не поработать?
