— Нет, дорогая, тебе не удастся завлечь меня этими словами. Слишком часто ты повторяешь их в последние минуты, чтобы они производили на меня магическое действие. Я уже устал от них и более не хочу слышать никаких признаний — ни в любви, ни в ненависти. Если ты в самом деле любишь меня, если так сильно нуждаешься во мне, скажи только «да», и я буду твоим — но целиком и на всю жизнь. Ни на что меньшее я не согласен, меня не устраивает должность обер-любовника при твоем дворе. И вообще, тебе стоило бы подумать, прежде чем предлагать эту унизительную роль мне — внуку римского императора… Хорошенько поразмысли, Маргарита, и реши наконец, что в тебе сильнее — любовь ко мне, если таковая имеется, или страх потерять власть. Даю тебе неделю сроку, как раз до намеченной тобою поездки в Кастель-Бланко — и ни днем позже. К тому времени ты должна сделать выбор, только смотри не опоздай.
— Но, Рикард…
— Это все. На сегодня все. Следующий наш разговор состоится лишь тогда, когда ты примешь мое предложение… или вовсе не состоится. До свидания, Маргарита. Или прощай — это зависит только от тебя.
Оставшись одна, Маргарита бессильно опустилась на пол возле кресла, уткнулась лицом в его мягкое сидение и вновь зарыдала. Той ночью она впервые в жизни прокляла корону, которая достанется ей от отца. Так это случилось впервые — но далеко не в последний раз…
Глава XXXIX
Еще раз к вопросу о братьях и сестрах
— Что ты тут делаешь, Жоанна? Уже третий час ночи.
Граф Бискайский стоял посреди гостиной своих апартаментов и вопросительно глядел на сестру, которая сидела перед ним в кресле, сложив на коленях руки. Как ни старалась она казаться спокойной, но мелкая дрожь ее пальцев, озабоченное выражение лица и лихорадочный блеск в глазах выдавали ее крайнее возбуждение.
— Я ждала тебя, Сандро. Где ты был столько времени?
— Ждала? — Граф проигнорировал ее вопрос; не говорить же ей, в самом деле, что сложись обстоятельства иначе, она бы вряд ли когда-нибудь увидела его, да и наверняка не захотела бы его видеть. — Зачем ты ждала меня?
— Нам надо поговорить.
— Среди ночи? Ты что, не могла дождаться утра?
— Я не могла уснуть, Сандро. Я узнала, что помолвка Маргариты с Филиппом Аквитанским не состоялась, и подумала…
Граф пододвинул стул к ее креслу и сел.
— Ну, и что ты подумала?
— Понимаешь, — сказала Жоанна, нервно перебирая пальцами оборки своего вечернего платья. — Теперь у тебя снова появились шансы на престол, а я… Словом, есть один человек…
Александр широко ухмыльнулся, оскалив зубы.
— Молодой человек, — уточнил он. — Молодой, интересный, привлекательный, сильный, мужественный, большой и добрый. Любовь с первого взгляда, как я понимаю. При наваррском дворе есть такой милый обычай — влюбляться мгновенно и без памяти. И ненадолго.
— Нет, Сандро, это всерьез… Так ты знаешь, кто он?
— О, дьявол! Конечно, знаю.
— И… что ты о нем думаешь?
— Ха! Что я могу думать о нищем варваре? Только то, что он нищий варвар.
— Этого я и боялась, — горько вздохнула Жоанна.
— Чего?… Ну-ка, ну-ка! — Александр подался вперед и испытующе посмотрел ей в глаза. — Неужели он настолько повредился в уме после падения, что намерен просить твоей руки?
Жоанна молча кивнула.
— Вот оно что! — с расстановкой произнес граф. — Понятно.
Лицо его нахмурилось, лоб и щеки покрылись густой сеткой невесть откуда взявшихся морщин. Какое-то время они оба молчали. Жоанна кусала нижнюю губу и умоляюще глядела на брата, который напряженно о чем-то размышлял. Наконец он спросил:
— Ты уже обращалась по этому поводу к дяде?
— Нет, Сандро, он ничего не знает. Еще никто не знает. Я решила сначала посоветоваться с тобой.
— Вот как! А почему не с Маргаритой?
— Я… Боюсь, она не одобрит мой выбор.
— И правильно боишься… А впрочем, кто знает? Маргарита женщина парадоксальных решений. Не исключено, что она уговорит дядю дать согласие на этот мезальянс — просто так, шутки ради, ведь она у нас известная проказница.
— А ты, Сандро? Ты-то что думаешь?
— Я думаю, что не надо спешить. Обожди чуток. Хотя бы две недели. Ты же совершенно не знаешь его. Присмотрись к нему, убедись, что он вправду любит тебя, а не охотится за богатым приданным.
— Нет, он не такой, он хороший — я знаю.
— Однако нелишне будет удостовериться. Если ты согласишься покамест держать это в тайне, я наведу о нем кое-какие справки и заодно пораскину мозгами, как бы умаслить дядю и Маргариту, чтобы они не противились вашему браку.
— Правда? — не веря своим ушам переспросила Жоанна. — Ты сделаешь это?
— Да, сестренка. Ведь я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Ну как, согласна?
— О да, конечно! Ты так добр ко мне, Сандро.
Лицо графа нервно передернулось, и лишь усилием воли ему удалось совладать с собой.
— Ладно, договорились. А теперь ступай спать, поздно уже.
— Спокойно ночи, Сандро, — сказала Жоанна, поцеловала брата в щеку и быстро, будто боясь, что он передумает, покинула гостиную.
Александр бухнулся в освободившееся кресло и облегченно вздохнул. Все это время, с момента объявления о помолвке между Филиппом Аквитанским и Анной Юлией Римской, он находился на грани нервного срыва, и только сейчас напряжение стало понемногу спадать. Разумеется, он был бы плохим стратегом, если бы не предвидел возможности примирения Рикарда Иверо с Маргаритой — на этот случай у него был разработан план незамедлительной ликвидации весьма ненадежного сообщника. Но события развивались так стремительно, что не успел он отдать соответствующие распоряжения, как неожиданное вмешательство Елены, явившейся среди ночи к брату, напрочь спутало все его карты.
Когда же ему доложили о ночной встрече Рикарда с принцессой, граф вообще запаниковал и решил было пуститься в бега, даже пробрался по тайному ходу в предместье Памплоны, где держал наготове конную заставу; но в конечном итоге оказалось, что дела обстоят не столь уж плачевно. Судя по всему, Маргарита не собиралась мириться с бывшим любовником, а тот, в свою очередь, предпочел не упускать возможности одним махом поправить свое финансовое положение и отвести от себя угрозу лишения наследства.
Теперь Александр мог спокойно приступить к устранению ставшего опасным сообщника, подстроив ему несчастный случай, однако… Успех его грандиозного замысла во многом зависел от кузена Иверо. Рикарду отводилась ключевая роль в предстоящем фарсе, и просто так, механически заменить его кем-нибудь другим, тем более в последний момент, не представлялось возможным. У Александра был небогатый выбор — или отказаться от всей этой затеи и спрятать концы в воду, или все-таки рискнуть, понадеявшись, что безумие, алчность и ненависть возьмут в Рикарде верх над некстати проснувшейся совестью, а его раздоры с Маргаритой будут продолжаться.
Решение было предопределено — и тем не менее граф долго и мучительно размышлял. Стоило ему вспомнить о совести, и она тут как тут — вернее, то, что осталось от нее после многих лет нравственного выхолащивания. «Ты так добр», — сказала Жоанна. «Добр… добр… добр…» — как удары колокола звучало в его голове. Это и был голос совести. Жоанна заменяла ему утраченную совесть — а теперь он потерял и ее. Она ушла… И хоть он сам решил отказаться от нее — той памятной ночью, две недели назад, — все же она ушла. И сказала на прощание: «Ты так добр… добр… добр…»
— Замолчи, проклятая! — схватившись за голову, простонал Александр. — Замолчи! Замолчи!..
Он потерял свою совесть — даже ту, которая не была его собственной. Впрочем, теперь совесть ему ни к чему — ни своя, ни чужая. Корона лежит за пределами добра и зла, над ней не властны нравственные законы.
Глава XL
Обо всем понемногу
Когда на следующий день утром Филипп явился к Анне, чтобы согласно обычаю сопровождать королеву любви и красоты на ристалище, она приветствовала его такими словами:
— Стало быть, принц, теперь ты мой жених?
— Да, принцесса, — ответил он, вежливо поцеловав ее руку. — Вчера вечером Цезарь, отец твой, дал свое согласие на наш брак.
— В таком случае, почему ты целуешь только мою руку? — с лукавым видом спросила Анна. — Вот уж не думала я, что ты так застенчив!
Филипп слегка опешил. Хотя свидетели этой сцены были все свои — герцог, император и по несколько придворных с обеих сторон, — ему стало неловко. А к его вящему удивлению, Август ХII с довольной ухмылкой посоветовал дочери:
— А ты сама поцелуй жениха, Анна.
Ну что ж, если женщина просит… Под одобрительный шумок присутствующих Филипп легонько обнял Анну за талию и наклонил голову с намерением по-братски чмокнуть ее, но едва их губы соприкоснулись, она тотчас перехватила инициативу и крепко, взасос поцеловала его. Ее поцелуй выказывал хоть и не слишком большой, но все же вполне достаточный опыт в таких делах, и был по-мужски агрессивен.
