— Я жду, — сказал Ленин, — И теряю терпение.
— Вот на нем и пробуй свой гипноз, — сказала баронесса.
— А как же он тогда увидит его действие? — спросил Миллер-Мельник.
— Ты ему потом расскажешь.
— Прекратите пустую болтовню, — рассердился Ленин. — Иначе я сейчас уйду, и вы не получите никаких, повторяю — никаких средств на продолжение опытов. Более того, я, голубчик, позабочусь, чтобы ваши опыты перешли к другому, более лояльному ученому.
— Вот видишь, — сказала баронесса.
Миллер-Мельник и на самом деле испугался Ленина и не нашел ничего лучше, как послушаться баронессу. Он ее вообще всегда слушался.
Мельник-Миллер опустил сизый рубильник на щите за спиной и, не отпуская его, вытянул вперед худющую руку с растопыренными костлявыми пальцами.
И вдруг из кончиков пальцев веером вылетели синие молнии, которые устремились к Ленину. Тот не успел отскочить, и одна из молний поразила его в щеку.
Схватившись за щеку, Ленин зажмурился и покачнулся.
— Гриша! воскликнула баронесса. — Что вы наделали!
— Вы же сами просили, — удивился Мельник-Миллер.
Ленин медленно, стараясь удержаться за угол стола и чуть его не опрокинув, опустился на пол.
Он сидел, запрокинув голову, и блаженная улыбка заставила по-кошачьи шевелиться его усики.
— И что вы намерены делать? — спросила баронесса.
— Он не умрет, — ответил Мельник-Миллер. — Он обо всем забудет.
— Надо помочь ему уйти, — сказала баронесса.
Она крикнула вдоль коридора:
— Лидочка! Поспешите на помощь нашему бестолковому гению. Он загипнотизировал своего гостя.
— Это не гость, он сам пришел!
Лидочка уже бежала по коридору.
— Ой! — воскликнула она. — Это же Ленин!
— Тогда тем более нам надо как можно скорее от него избавиться. Берите его под руку с той стороны, а я с этой! Гриша, откройте входную дверь. Надеюсь, что там нет гвардейцев с красными пушками.
Гвардейцев не было, потому что шофер Гирс не беспокоился, С Ильичом сегодня ничего не должно было случиться.
И потому он крайне удивился, увидев, как из подъезда две женщины — старая и молоденькая — выводят под руки спящего Ильича.
— Что с ним?
— Ровным счетом ничего страшного, — сказала Мария Дмитриевна. — Наверное, солнечный удар.
Гирс посмотрел на небо. Со стороны Кремля быстро надвигалась сизая грозовая туча, и в ней проскакивали молнии. Гром грохотал непрерывно, словно отдаленный водопад.
Гирс посадил Ильича на заднее сиденье, и тот сразу завалился набок, свернувшись калачиком.
— Может, кто-то из вас поедет со мной? — сказал он без уверенности.
— Ничего страшного, — повторила баронесса Врангель.
Они с Лидочкой смотрели вслед осторожно катившему прочь автомобилю.
— Ох и доиграется наш Гриша со своими опытами, — сказала Мария Дмитриевна. — И без того к нашей квартире повышенное внимание. Одна я с моими сыновьями-генералами чего стою! А тут еще электрический гипноз.
Вечером зашел на чай паи Теодор.
Лидочка рассказала ему о происшествии с вождем, и Теодор заволновался:
— Чего же ты молчала! Судя по всему, изобретение вашего Мельника-Миллера произошло куда раньше, чем дозволено логикой науки. А это чревато отклонением в истории. Как бы здесь, рядом с вами, не зародился ложный вариант. Ложный вариант, ложный рукав, ложное русло реки Хронос.
Не допив чай, пан Теодор пошел знакомиться с Гришей.
Он просидел у ученого больше часа и вышел оттуда убежденный в том, что очередное нарушение может возникнуть именно в захламленной комнате Мельника-Миллера.
— Время, когда одинокий гений мог потрясти мир, завершается, — сказал он, прощаясь с Берестовыми. — Изобретение Гриши ужасно, сила его гения бесконтрольна.
Он сам этого не сознает. Не спускайте с него глаз.
Лидочке было трудно увидеть угрозу человечеству в чудаковатом человеке с его котятками и мышками, скорее надоедливыми и докучливыми, чем опасными.
— Если бы он выводил гигантов, — возразил Андрей, — мы бы с тобой встревожились.
— Именно так, — согласился Теодор. — Гигантская крыса пожирает жителей Петрограда! Это фантастический роман. Но для гигантской крысы ни у него, ни у его коллег еще не доросли возможности. Тогда как крыса, уменьшенная в сто раз, не менее страшна.
— Почему же? — спросила Лидочка.
— Знаешь, что мне сказал этот чудак? — произнес пан Теодор. — Он сказал, что мечтает уменьшить в сто раз человека. Но не берется за этот опыт, пока не отыщет надежных иностранных химикалиев и точных приборов. Он должен отработать технологию на простых организмах, А потом возьмется за людей.
— Это уже сказка.
— А это сказка? — Пан Теодор вытащил из кармана маленькую стеклянную баночку, завязанную марлей. В ней сидела мышка размером с ноготь и глазела на людей. — Мне пришлось ее украсть. Надеюсь, он не пересчитывает перед сном своих монстров.
— Они у него то и дело убегают, — сказала Лидочка.
— И может, даже размножаются, — сказал Теодор.
Кстати, — заметила Лидочка, — а он умеет гипнотизировать. Электричеством. Он загипнотизировал самого Председателя Совнаркома.
— Этого еще не хватало! — воскликнул пан Теодор. — А ну рассказывай по порядку…
* * *
— Вся эта русская революция, — говорил пан Теодор, — гигантская флюктуация, изгиб истории, который разрушит последовательность цивилизаций, но флюктуация слишком велика, чтобы мы могли ее исправить, к тому же силой своего притяжения она рождает постоянно новые уродливые парадоксы, ответвления от кошмара, рождающие фарс.
— Вернее всего, история с господином Мельником-Миллером не более как фарс, на который нам не следует обращать внимания.
Но после беседы с Гришей Теодор исчез на несколько дней, как говорил, побывал в Пензе, Самаре и даже Челябинске, там, где восстали части чехословацкого корпуса, которых везли поездами на Дальний Восток.
Первоначально он должен был проследовать дальше, к Владивостоку, но после совета со своими товарищами, с неизвестными Лидочке и Андрею, но реальными и могущественными бессмертными хранителями вечности, он срочно возвратился в Москву, потому что должен был наблюдать за Миллером-Мельником.
Он встретился с Лидочкой на берегу канала, чтобы его не видели в квартире.
— Это фарс. И мы признали, что это фарс, но он может погубить всю Землю, если случится самое опасное — если изобретение вашего Гриши изменит судьбу России.
— Как? — спросила Лидочка.
С утра была гроза, но она не принесла прохлады, воздух был влажным и тяжелым, даже плечи уставали от его давления.