– Закрыты. Даже главный – на Олимпе. Отрезали! А вот кого? Нас или ИХ? Семья-то и без дромосов обойтись может! Дальше... В Западный Номос больше нет пути – ни на Сицилию, ни на Сардинию. Еще год назад можно было, теперь – нет. Наши, ахейские поселения остались за гранью, что в них – никто не знает. И Северный Номос тоже – наглухо. Нас просто заперли!..
– Зато Восточный... – перебил я.
– Зато Восточный, – согласился Иолай. – Зато Восточный...
Последние два года только и разговоров у нас, что о Востоке. Все торгуют. И не просто торгуют! Уже и на Кипре поселенцы высадились, и в Киликии, и даже в земле филистимлян. Мирно, спокойно, без войны. Местные царьки сами приглашают! С Домом Мурашу – дружба, пираты Лаэртовы вкупе с молодцами Идоменея, Минотаврова племяника, мечи с копьями спрятали, товары возят. И вправду, зачем воевать? Приам Троянский, на что из пиратов пират и всем пиратам отец родной, и тот посольство прислал с Энеем-племянником во главе – договариваться. Не к Агамемнону, не ко мне – к Менелаю в Спарту. Визит якобы родственный.
Неужто и в самом деле – Золотой Век?
– А еще – свадьба, – внезапно усмехнулся Копейщик. – Слыхал? Фетида Глубинная вышла замуж за Пелея Эакида. Богиня за человека! Не Елена – настоящая богиня, из титанид! И все боги на свадьбе гуляли, и нектар за счастье всеобщее пили...
– Золотой Век, – вздохнул я. – Мы и ОНИ – снова братья навек!
– Именно... А вот мы почему-то с тобой не рады, Диомед сын Тидея!
В очаге умирали красные угли. Да, холодная весна, а ведь уже скоро Равноденствие. День Антесфорий – праздник Деметры. Говорят, она тоже была на Пелеевой свадьбе...
– Что же выходит, Диомед? Новый Золотой Век, благоденствие, богатство, мир. Мир на земле, привыкшей воевать. Мир среди людей, даже спящих с оружием. Оракулы успокаивают, боги снова сходят на землю... А что говорит твоя мать?
Я вздрогнул. Еще тогда, в Спарте, я понял – знает! Знает, Чужедушец! Но как я могу говорить о маме? С чужим! С тем, кому еще рано верить!
– Нас не слышат, – он понял, улыбнулся. – Здесь ОНИ не услышат!
– Хорошо, – вздохнул я. – Она не понимает. Она думает... надеется, что ДЕД отказался от Гекатомбы...
– По-жа-лел?
Так и сказал – по слогам. Словно выплюнул.
– Нет. Не пожалел. Восточный Номос – мы нужны там.
– Грибница?
Я ждал пояснений, но Иолай Копейщик вновь замолчал. Переспрашивать я не стал, узнаю. Просто надо запомнить – Грибница...
– Что будет, если пьянице долго не давать вина? Кормить, ублажать – но не подпускать к чаше? Как думаешь, Диомед?
Я не стал отвечать, но Иолай Первый и не нуждался в ответе. И так ясно – не выдержит пьяница, сорвется. Дверь с шипов, мордой в пифос – и вволю! До смерти!..
– Нам не дают воевать, хотя мы не можем не воевать. Нас не приучают к миру – нас заставляют жить мирно. Растут мальчишки, которым снится война, стареют воины – те, кто недовоевал. Достаточно толчка. Я видел, что бывает в таких случаях с человеком. А если не с человеком – со всем народом? Со всем нашим Номосом?
Тяжело звучали его слова. И вновь показалось, что со мною говорит кто-то другой. Старый, все повидавший. Тот, для кого рубежи Номосов – не рубежи, ворота без створок...
– И еще – Восток. Нас к нему приваживают, как к хорошему вину. Мы торгуем, основываем поселения. А если это все отрезать? Одним ударом? Котел кипит, закроем крышку...
Замолчал Иолай, Иолай Копейщик, Иолай Чужедушец. Может, и права была пифия? Проще не знать, проще верить в Золотой Век...
– И чем помочь, не знаю. Я не бог, Диомед, и боги меня не послушают. Ты ванакт, тебе смотреть. Говорят, дядя... Геракл, он верил в тебя. Знаешь, он считал, что вы очень похожи!
Другой бы после таких слов возгордился. Да что там, возгордился! На Олимп бы вознесся без всякого Пегаса!
Другой – не я.
– Похожи, Ификлид? Чем? Тем, что оба... больные?
– И этим тоже, – его голос прозвучал спокойно, без тени сочувствия. – Мой... дядя много лет не мог с этим справиться. Тебе все-таки легче, ванакт, ты, кажется, сумел. Когда ему... Алкиду было плохо, его спасал брат, Ификл. Дядя заметил, что твой друг...
– Сфенел, – усмехнулся я. – Богоравный из богоравных Сфенел Капанид. Когда один богоравный превращается в Дурную Собаку, другой слегка сдавливает ему горло. Помогает!
– Не в этом дело, – негромко возразил Чужедушец. – Просто твой друг оказывается рядом. Ты еще не понимаешь... Поймешь! Потом...
Спорить не хотелось. Может, Копейщик и прав. Может, и пойму... Пора было уходить. Я встал, помедлил.
– Как мне сделать Третий Шаг, Иолай? Может, тогда смогу...
Он качнул головой – медленно, не глядя на меня.
– Третий Шаг – это Шаг богов. Вернее, тех, кто называет себя богами. Попробуй!
Уже у порога я обернулся. Странно, с Гераклом было легче. Мне даже иногда казалось, что мы с дядей – сверстники.
– Когда мне было шесть лет, Иолай, мы с другом решили убить гидру. В Лерне, у моря...
– Ну и как?
Хотелось просто пошутить, но он даже не улыбнулся. Я развел руками:
– Убежали!
– Мне было тогда двенадцать, – холодно бросил он. – Я не бежал. Мы ее убили.
* * *
Если не хочется возвращаться...
Мокрая дорога под колесами, топот копыт, мелкий дождик в лицо. Славно! Так бы и ехал – до края земли и дальше, за край, к гипербореям, к Гесперидам. За край – а потом обратно. А может, и не надо будет обратно! Ведь говорят, мир наш вроде шара большого, и если бы не границы, что между Номосами легли, кругом объехать можно. Сначала один раз, затем другой...
Хорошо!
Особенно если не хочется возвращаться домой...
* * *
– Как тебе мое новое ожерелье, ванакт? Камни ничего, но работа все-таки не критская. Надо бы с торговца шкуру спустить, чтобы не врал! Застежка! Ну, разве это критская застежка?
Кроме ожерелья, на моей супруге больше ничего не было. В гинекее она так и ходит – голой. Даже зимой. Вначале я надеялся – простудится, сляжет. Да где там!
– Мне надо в Пелопсовы Палаты...
– Успеешь!..
Богоравная Айгиала сняла ожерелье, аккуратно уложила его в алебастровый ларец, качнула худыми бедрами.
– Я, кажется, еще не вдова!
Я застонал – мысленно, конечно. Увы, она не вдова, а я – не вдовец. А я еще думал когда-то, для кого боги эту страхолюду сотворили? Оказалось, для меня. Худая, ребра кожу рвут, конопатая, левый глаз в сторону смотрит. И хорошо, если в сторону. Но сегодня в мою богоравную в очередной раз вселились даймоны. Это бывает – когда я на несколько дней уезжаю. И когда в Палате Печатей задерживаюсь. И по храмовым праздникам. И по полнолуниям. И просто так.
И тогда Айгиала, дочь Амфиарая Вещего, вспоминает, что она еще не вдова.
Не накинулась, неспешно подошла. Знала – никуда не денусь. Так же аккуратно, как только что ожерелье, расстегнула фибулу на моем фаросе, хищно дернула губой...
