Тод лежал на крыше. Внизу царила суета. Метался по поселку луч уцелевшего прожектора, выхватывая дома и людей. Попав под прицел света, они замирали, превращаясь в удобные мишени, словно прожектор подыгрывал Тоду.
Нечестно.
На парапете крыши множились красные звездочки крови. Тод устал их слизывать. Он машинально вытер нос и, перевернувшись на спину, стащил свитер. Придавив коленом, он растянул ткань и распорол на широкие ленты. И пускай они и так в крови, но это лучше, чем вообще ничего.
Пока передышка.
Ненадолго. Идти надо. Вот только сначала дырки заткнуть. Та, что в плече, сама затянулась. Пуля прошла аккуратно, и раневой канал запечатали пробки тромбов. Если не слишком дергаться, то этого хватит. А вот побитый картечью бок зудел совершенно непотребнейшим образом. Тянуло почесать.
Тод держался.
Сложив ткань вчетверо, он прижал к рваной ране на левом бедре, перехлестнул ремнем и затянул. Пуля сидела внутри, впившись в мышцы мягкими лепестками и разможжив сосуды. Она подобралась вплотную к артерии и при малейшем движении норовила сократить расстояние.
Если повезет, не сократит.
Сирена смолкла. Прожектор замер. И Тод заглянул за парапет. Суета внизу остановилась. Люди замерли манекенами, а манекены один за одним падали на землю. Кукловод обрезал нити? Или кукловода не стало?
Тишину, воцарившуюся в поселке, нарушали лишь треск пламени, гудение ветряка и собственное Тода дыхание. Память снова перелиняла. Оказывается, адски неустойчивая штука, эта память.
- Модификация Си, - седовласый человек зачитывал вслух Тодову карту. - Базовые характеристики стандартны. Тестовые показатели - в пределах нормы. Высокая степень унификации. Склонностей и талантов к чему-либо не обнаружено.
Человек отложил дело и снял очки. Убрав их в футляр, поинтересовался:
- Ну а сам ты что думаешь?
Тод думал, что сидящий напротив тип доверия не внушает. И что полковник Говорленко со всеми его странностями и тайной неприязнью куда как ближе и понятнее. Во всяком случае от него хотя бы ясно, чего ждать.
Этот же сидит, рассматривает. У него полное досье, там объект по имени Тод разложен на цифровые и символьные составляющие, и иных искать не стоит.
- Вам виднее, - отвечает Тод.
- Мне виднее, - соглашается человек, переворачивая лист.
Почему они до сих пор используют бумагу? Или в этом скрывается высочайший бюрократический смысл? Тайна ордена, которую не откроют неофиту.
- А вот отчет группы внутреннего надзора отмечает, что ты пишешь стихи.
Удивляться не следует. Пожалуй, удивительно, что внутренний надзор прямо в голову не заглядывает. Хотя как знать, может и заглядывает, вытаскивает Тодовы мысли, чтобы заполнить ими очередной бланк.
Жертва системе, заверенная чернильным кругом печати.
- Так врут? - Седой ждет ответа.
- Нет.
- Значит, пишешь?
- Да.
- И как стихи?
Вот об этом Тода точно никогда не спрашивали. И что ответить, он не знает.
- У меня не было возможности получить адекватный критический разбор.
Седой хмыкнул и, достав из нагрудного кармана ручку, сделал пометку. Со стального пера скатилась синяя капля и кляксой села на лист.
- А сам как оцениваешь?
Седой подул на чернила, увеличивая площадь загрязнения.
- Или ты не способен оценить? К слову еще один интересный эпизод. Вот, возьми, - Седой вытянул бумагу из стопки и подвинул к Тоду. - Характеристика. Составлена твоим непосредственным начальником.
Значит, полковник все-таки сдержал слово. Приятно, хотя бессмысленно. Не ясен и интерес, испытываемый Седым к характеристике и Тоду.
- Читай, читай, - говорит он. И Тод читает, скользя по строкам выверенных слов.
- Дочитал? А теперь скажи, какое слово там является определяющим? Не знаешь? А я скажу: исполнительный. И не склонный к проявлению инициативы. Комплемент, между прочим.
- Это плохо?
Из папки появился еще один лист, который Седой также отдал Тоду.
- А это писал твой напарник. И там уже говорится, что ты у нас инициативу проявлять обожаешь. Для полноты взглядов вот расшифровка стенограммы от твоего товарища по партии. Кличка Беркут. Так этот Беркут утверждает, что ты - настоящий орел. Идее верен. Идеалы чтишь. Он считает, что тебя убрали и готов мстить за твою смерть.
- Задание требовало соответствия легенде.
- Молодец, - Седой поднял руки. - Наконец мы добрались до сути. Вот твой талант. Соответствие. Ты - хамелеон. Ты считываешь чужие ожидания и натягиваешь ту шкуру, которая позволяет тебе этим ожиданиям соответствовать. Если, конечно, я не ошибаюсь.
Он ошибался. Тод не пытался подстраиваться под других людей. Он просто выполнял свою работу.
Седой достал резной футляр и кисет с табаком. Трубку он набивал не торопясь, наслаждаясь процессом, и Тоду не оставалось ничего, кроме как сидеть и ждать.
Из сейфа появилась бутылка "Реми Мартен", широкий бокал и половинка лимона, поставленная срезом на блюдце с голубой каймой.
- Вы собираетесь задействовать это мое свойство?
- Именно, - Седой налил коньяка на два пальца, поднял бокал, зажав ножку между средним и безымянным пальцами, а тело баюкая в ладони. Наклонившись, вдохнул аромат. - Ты даже сейчас задаешь те вопросы, которые я хочу слышать.
- Совпадение.
- Если так, то у тебя не будет шанса. Но я все-таки надеюсь на свое чутье. Прежде оно не подводило. И сейчас, как мне кажется, вариант более чем удачен. Видишь ли, У хамелеонов есть преимущество. Они способны изменяться.
Седой поставил бокал, не сделав и глотка. Вернувшись в кресло, он сложил листы в папку, затем разделил стопку пополам и часть спустил в шредер. Лезвия кромсали полотно, а Седой наблюдал за процессом. Вторая половина Тодова дела отправилась следом за первой.
- Имя мы, пожалуй, оставим. А вот остальное придется скорректировать. В том числе я говорю и о памяти.
- И кем я буду?
- Тодом. Собой, каким ты был на выходе из инкубатора. Серийный номер определим позже. Модификация останется, она вписывается в структуру эксперимента. Генетическую карту мы подправим...
- Я правильно понял, что нынешней памяти не останется?
- Не совсем. Ее не останется на некий период времени. Надеюсь, не слишком длительный. А когда вернется... я надеюсь, у тебя получится дожить до того дня, когда она вернется.
