Энца бросала комочки ньокки в кипящую воду.
– Наконец-то поем, как подобает крестьянину, – воскликнул Карузо.
Антонио тоже присоединился к ним.
– Где ты нашел кухарку?
– За швейной машинкой.
– Звучит угрожающе, – заметил Антонио.
– У женщин часто больше одного таланта, Антонио. Если тебе повезло, то талантов два. Они могут приготовить как ньокки, так и… фрикадельки.
– Следите за словами, мальчики. Тут леди, даже три. – Джерри отпила глоток вина. – Что вы готовите?
– Ньокки с шафраном, – ответила Энца.
Карузо запустил пальцы в миску с только что натертым пармезаном.
– Я путешествую с кругом своего собственного сыра.
– Уж лучше, чем с женой, – откликнулась Джеральдина.
– Весит он точно больше, – сказал Карузо. – Моя малышка Доро предпочитает Италию. Она перекрашивает виллу.
– Мы работаем, а твоя Доро развлекается, – пожал плечами Антонио.
– Тебе нужна жена, Антонио, – сказал Карузо.
– Ни за что. Я сам покрашу свою виллу.
– Женщины придают жизни форму и смысл, – заверил Карузо.
– Тебе лучше знать. Ты всегда то с одной, то с другой, – заметил Антонио.
Энца выкладывала дымящиеся клецки в миску, пока Лаура медленно помешивала соус. Затем Лаура передала ложку Энце, та добавила в сковороду чашку сливок и, обернув посудным полотенцем рукоятку половника, полила соусом исходящие паром ньокки.
– Итальянцы в конце концов всегда оказываются на кухне, – объявил Антонио. – Это наша судьба.
Зазвенел колокольчик.
– Я открою. Возможно, это моя истинная любовь. – Джеральдина проскользнула сквозь низенькие, как в салуне, дверки.
– Вряд ли, – сухо заметил Антонио. – Он в Италии, с женой.
Лаура, накладывавшая салат, опустила голову, как истинная ирландская судомойка, притворившись, что ей нет дела до сплетен.
– Прошу всех к столу, – произнесла Энца.
Энца и Лаура быстро посыпали ньокки тертым пармезаном и охристыми кружевными нитями шафрана.
– Я буду прислуживать за столом, а ты собирай тарелки, – распорядилась Энца.
– С радостью. Только прибереги что-нибудь для нас, – прошептала Лаура. – Запах божественный!
Когда Энрико Карузо пригласил ее приготовить «тарелочку ньокки», Энца немедленно отправилась к Серафине. Сначала та была против. Но когда Карузо сам обмолвился об этом мисс Рамунни, она поняла, что придется позволить Энце заняться стряпней. В Метрополитен-опера Карузо никогда ни в чем не отказывали, ни в больших просьбах, ни в малых. Серафина только указала Энце, чтобы та не забывала о своем месте: ей следовало прислуживать маэстро и его друзьям, но не присоединяться к ним за столом и даже не допускать таких помыслов со стороны Карузо.
Энца резко остановилась, увидев Вито Блазека, сидевшего по правую руку от Карузо, напротив Джеральдины. Антонио уселся во главе стола, лицом к хозяину. Вито поднял взгляд и подмигнул Энце. Она вспыхнула.
– Delizioso, Энца! – воскликнул Карузо, когда Энца принялась составлять тарелки из-под салата на поднос.
Быстро накрыв на стол, Энца вернулась на кухню.
– Ты видела? – Она сгрузила тарелки в раковину.
Лаура выглянула в дверь:
– Вито Блазек. Реклама. Он везде. Полагаю, это не случайно.
– Наверняка решит, что я прислуга, – разочарованно проговорила Энца.
– Ты и есть прислуга. Как и я, если уж на то пошло.
– Он встречается с Джеральдиной? – спросила Энца.
– Сомневаюсь. Синьор Скотти сказал, что у нее любовник в Италии, разве не помнишь?
– Я старалась не обращать внимания.
Лаура налила Энце бокал вина, и они прислушались к разговору за дверью. Антонио говорил об изменениях, произошедших в Англии с тех пор, как та вступила в войну, и о том, что публика нынче жаждет музыки больше, чем когда-либо. Карузо заметил, что война благотворно влияет на одни лишь искусства – в суровые времена они переживают расцвет. Джеральдина рассказала о своих концертах в Италии. Лаура хихикнула, осознав, что они только что приготовили ньокки для величайшей оперной звезды мира, а еще прошлой зимой бегали по улицам Хобокена в вареной шерсти и дешевых шляпках. Энца шикнула на нее, чтобы не мешала подслушивать.
Карузо, размахивая надетой на вилку клецкой, говорил:
– Мой хороший друг Отто Кан не может сидеть в зрительном зале, потому что он иудей. Зато он платит за все, что вы видите, включая зал, занавес, декорации, костюмы и певцов. Без него не было бы большой оперы.
– Почему же тогда он дает эти деньги, при таком отношении к своей религии? – спросил Вито.
– Любовь, – улыбнулся Карузо. – Он любит искусство так же, как я люблю жизнь.
– Ты хочешь сказать, что он любит искусство так же, как ты любишь женщин, – заметил Антонио.
– Женщины и есть жизнь, Антонио, – рассмеялся Карузо.
– Мистер Кан говорит, что пианино в каждой квартире предотвратит преступления скорее, чем полисмен на каждом углу, – сказал Вито.
– И он именно тот, кто купит эти пианино, поверьте. Мне бы хотелось быть миссис Кан, но он уже женат. На красавице по имени Адди. Как обычно, опоздала на одну арию и один день. – Джеральдина отсалютовала себе бокалом.
– Бедная Джерри, – сказал Энрико без тени сочувствия.
Энца и Лаура собрались съесть на двоих тарелочку ньокки. Они уселись за кухонный стол. Девушки ели медленно, наслаждаясь каждым кусочком.
– Ну здравствуй. Получив приглашение, я и не понял, что именно ты – та итальянка, которая готовит ужин для Карузо. – В дверях стоял Вито. Его руки спокойно лежали на низеньких дверках, загораживающих вход в кухню. – Вкуснейшее угощение, которое я когда-либо пробовал.
– Она вполне может бросить иголку и вооружиться половником, – заметила Лаура.
– Никогда, – ответила Энца.
– Кто бы ни женился на тебе, он будет сыт до конца своих дней. А тот, кто женится на мне… получит чистую раковину, – сказала Лаура.
– Что вы делаете после ужина? – спросил Вито.
– Я занята, – пошутила Лаура.
– Ты тоже занята, Энца? – осведомился Вито.
Энца улыбнулась, но не ответила. Возможно, Лаура права. Вито Блазек появлялся везде, где бывала Энца, – за кулисами, в костюмерной и на галерке. Энцу еще никогда так пылко не преследовали, и ей это понравилось. Вито был элегантен, ухожен, красив, но более всего Энцу пленяла его настойчивость. Это качество она понимала и ценила.
Лаура подтолкнула Энцу локтем:
– Ответь человеку. Он просто-напросто приглашает тебя на свидание.
– Этим вечером я не занята, мистер Блазек.
– Чудесно, – улыбнулся он.
Пока Энца и Лаура приводили в порядок кухню, из номера долетал запах сигаретного дыма и кофе. Энца думала о кухне Анны Буффа и о том, что ее стряпню там никогда не ценили, только ругали. Энца поняла: благодарный человек – значит, счастливый.
