Ландшафт по обеим сторонам дороги немедленно стал совершенно безжизненным. Изображать из себя сугробы пришлось недолго – довольно скоро появились французские кавалеристы. То ли гусары, то ли конные егеря – я разницы в форме их одежды в наполеоновской армии не понимаю. И у тех, и у других расшитые доломан и ментик (в данном случае ментики надели в рукава)… А вот меховая шапка вместо кивера говорит о том, что перед нами чуть ли не гвардия самого Бонапарта.
Вспомнилась картина Жерико, что-то типа: «Офицер гвардейских конно-егерей идёт в атаку…» – так там главный персонаж имел приблизительно такой же прикид… Цвета, правда, не помню. У этих ментики красные.
Ну и пусть себе рысят дальше – не для такой шелупони в количестве двадцати экземпляров мы готовили «торжественную встречу». Даже если за ними никто не следует – слишком мелкая рыбёшка для такой масштабной операции, как задуманная нами.
Наконец минут через пять показался и главный объект нашей сегодняшней «рыбалки» – колонна тех же самых не то конноегерей, не то гусар. Причём человек с пятьдесят. За ними карета (на санных полозьях, разумеется), а после явно ещё конница в неведомом количестве. По зубам ли нам такая «рыбина»? То есть после соединения отрядов народу у нас хватает, но качественно, будем откровенны, французской гвардии уступаем…
Но не пропускать же такую аппетитную добычу просто так – как минимум маршал по нашей дороге следует, а то и САМ…
– Пропустишь два-три десятка, – зашептал я Кречетову, – и рви. Понял?
– Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, всё сделаем в лучшем виде.
В лучшем виде он сделает! Я и сам ни черта не уверен в стопроцентной эффективности что подрубов, что зарядов, что взрывателей – погода не очень располагает к подобной уверенности. Ладно, не будем понижать боевой дух личного состава – пусть верит в успех, и оный не замедлит прийти…
Десять всадников мимо, пятнадцать, двадцать… Мой унтер дёрнул верёвку, и на стволе придорожной ели послушно отозвалось. Плеснуло пламя, выбросило дымом, грохнуло, и не очень пожилое дерево накренилось в сторону тракта. Ну а дальше его потянула к себе планета.
С разницей в пару секунд то же самое произошло и на противоположной стороне дороги, и две, хоть и не вековых, но вполне солидных ели, упав, перегородили путь следования атакованного нами кортежа. К тому же при падении лопнули бочонки с дёгтево-скипидарной смесью и щедро обрызгали своим содержимым ветки, сучья и хвою рухнувших деревьев. Два простых пороховых пакета, брошенных моими минёрами, немедленно организовали посреди дороги весёлый «мегакостёр».
Надо отдать должное гвардии Наполеона: смятение в их рядах длилось не более полуминуты – сначала действительно «смешались в кучу кони, люди…», но достаточно быстро басурмане стали действовать осмысленно.
Сначала отсечённые огнём всадники попытались вернуться к своим основным силам через лес, но тут же нарвались на заготовленные именно на такой случай фугасы. Маломощные, правда, сильного ущерба противник не понёс. Но выводы, гад, сделал: спешились, отпустили коней и… егерями всё-таки оказались, не гусарами.
Хоть и осталось их после взрывов и работы ребят Маслеева и Тихона человек пять, но даже их, взявших под обстрел наш тыл, было достаточно, чтобы качественно испоганить возможность атаки на остановившуюся карету. Пришлось нашим егерям заниматься исключительно этими гавриками. Пока их повыщёлкивали, потеряли одного убитым и одного раненым, причём ранили именно унтера. И это при том, что наши в белых балахонах сугробами прикидывались и порох имели бездымный, а у франков и костюмы были карусельные, и клубы дыма при выстрелах никак не способствовали ни скорострельности, ни маскировке.
Тем временем остальной эскорт кареты мгновенно её окружил и занял круговую оборону. По ним палили все переданные под моё командование стрелки Сеславина. Нельзя сказать, что особо эффективно. К тому же им сильно мешал мой же приказ «По карете не стрелять!». А гвардия Наполеона (в этом можно уже не сомневаться) действовала выше всяких похвал. И не только здесь – как позже мне рассказал Давыдов, арьергард отряда сражался с львиной отвагой.
Когда наша конница напала на хвост конвоя, втягивавшегося после поляны на лесную дорогу, французы (а это оказались латники) немедленно и слаженно развернулись навстречу. Их вырубили и выкололи пиками всех, но эти «железные люди» забрали у казаков и гусар по две жизни за каждую отданную свою…
А перед каретой продолжала кипеть битва. Вернее, не битва, а перестрелка. Французы сидели в глубокой обороне и, судя по всему, на что-то надеялись. Вполне понятно, на что: вероятно, следом за ними идёт ещё один отряд, и если вороги продержатся энное количество времени, то вскоре нагрянут их коллеги и загнут нам салазки. Разве что разбежаться успеем…
Наши элитные стрелки действовали чётко, но не стопроцентно, основная масса палила исправно, но, опять же, с совсем уже невзрачным КПД. Нужно было что-то предпринимать.
Но сцена, когда я встаю во весь рост и ору: «За Родину! За Царя!» – выглядела бы дурацкой и совершенно неэффективной. Не поймут-с! Не тысяча девятьсот сороккакой-то год. Не поднимали тогда (сейчас) офицеры свои подразделения в атаку из «лёжки». Как только вскочу и шпагой размахивать начну, тут меня и приголубят из штуцера. Да ещё и «изобретённой» мною пулей. Вернее, пулями.
Причём безо всякой пользы для дела.
В общем, сидел я за своим пеньком и не отсвечивал. Не слишком почётная роль, но ничего другого для пользы дела в данный момент произвести невозможно. Держим французов на огневом контакте, и ладно, а от моих пистолета и шпаги ничего в подобной ситуации не изменится.
Ещё с четверть часа бабахало с обеих сторон, а потом со стороны поляны стало всё увереннее и громче наплывать наше «Ура!». Ещё пара минут, и даже я увидел, что коричневые мундиры ахтырцев и синие казаков буквально поглощают красные ментики последних кавалеристов наполеоновской гвардии.
Пусть дорога была и узковата, но лавина нашей конницы взяла по ней такой разгон, что сдержать её уже не представлялось возможным.
Конные егеря императора не успевали спрыгнуть с седла и приготовиться к стрельбе – при малейшей задержке их настигали гусарские сабли или казачьи пики.
Впереди пылали поваленные ёлки, с обеих обочин дороги трещали выстрелы наших партизан, с тыла накатывала кавалерия Давыдова…
Дверца кареты распахнулась, и из повозки спрыгнул ОН.
Перепутать было можно, но чертовски не хотелось. Неужели?! Неужели мы взяли самого императора?..
Серая шинель, чёрная треуголка… Лица не разглядеть, но невысок… Тем более что такой эскорт…
