— Десятки тысяч только для обороны Рима?
— Это сердце, — снисходительно ответил Гней, — и его нужно защищать.
Глава двенадцатая
Цизальпинская галлия[94]
В свитке, что привез главный центурион своему командующему, содержался приказ, обязывающий Памплония прервать свой приятный визит. Военный трибун немедленно, хотя и с кислой физиономией, отдал соответствующие распоряжения, а Гней сразу уведомил морпехов, что они получили новое задание: временно перебросить часть сил из морского корпуса Тарента на север для поддержки первого легиона и легиона союзников, стоявших в Цизальпинской галлии. У разведки появились свежие данные, что горные племена готовят новое вторжение на покоренные римлянами территории, и сейчас же началась подготовка к крупной карательной операции, имеющей задачу предотвратить новое восстание галлов. Флоту Тарента, оказавшемуся в относительной близости от Рима, неожиданно выпала роль морской поддержки первого легиона. Вероятно, остальные морские силы Рима оказались заняты, морпехи же Тарента со своей миссией справились раньше намеченного. Первый легион — тот самый легион союзников, где служил друг Гнея центурион Эбуций Гемин Руф. Узнав о содержании приказа, Гней откровенно обрадовался, чего нельзя было сказать о командующем.
Военному трибуну предписывалось немедленно приступить к выполнению приказа. Он и приступил. Но по-своему. Отправил Гнея за подкреплением в луканские земли, а сам остался нежиться в доме сенатора, дожидаясь, пока все корабли стянуться в гавань Остии.
На этот раз они скакали быстро и к вечеру спешились в гавани, где их поджидала флагманская квинкерема «Гнев Рима» и сопровождающие ее триеры. Гней Фурий Атилий во главе своей центурии поднялся на борт флагмана и передал приказ командующего капитану. А на рассвете следующего дня они уже плыли к берегам мятежной Лукании, подняв паруса и обгоняя грузовые караваны с зерном.
Прибыв в скором времени к осажденному порту, к тому моменту уже взятому и сожженному дотла, Гней Фурий Атилий вызвал к себе из лагеря, расположенного, как всегда, на берегу, офицера, руководившего боевыми действиями. А когда кривоногий Клавдий Пойдус Григ явился пред очи, то получил приказ немедленно грузиться на корабли со всем личным составом. Гней распорядился оставить в землях поверженных луканов лишь первый укрепленный лагерь и часть флота, находившуюся поблизости, а также отправить туда половину либурн для усиления. Все остальные корабли он забирал с собой. Основная ударная сила состояла теперь из тринадцати квинкерем, причем только три из них были укомплектованы гастатами — «Гнев Рима», «Сила Таррента» и «Хищник» — остальные же десять, в том числе и двухбашенные, с командами делили старослужащие. Флот дополняли пятнадцать остроносых триер с принципами, в скорости и маневренности этих кораблей Федор уже убедился. Он никогда еще не встречался с галлами, но пребывал в уверенности, что если поступит приказ заблокировать их побережье, то морпехи Тарента справятся с этим без особого труда. Ни одна лодка не проскользнет.
Проскучав у разрушенного луканского порта пару дней, они дождались подхода кораблей с первой стоянки и, наконец, подняв якоря, вся армада направилась в сторону Рима.
— А что если мятежники соберутся с силами и нападут на наш лагерь? — спросил Федор у центуриона, когда они отчаливали от берегов Лукании.
— Не нападут, их уже слишком мало, — заявил Гней Фурий Атилий, разглядывая скалистые, поросшие лесом берега. — Мы перебили многих на этом побережье, а с оставшимися скоро разберутся легионы консула. Луций Эмилий с помощью своих солдат и четвертого легиона союзников Прокула Постумия уже взяли большинство горных крепостей мятежников и пустили им кровь. Дни тех, кто восстал против Рима, сочтены. Так что мы можем заняться более сильным врагом — галлами. Вот кого стоит истребить до последнего ребенка, очистив наши северные окраины. Иначе они снова захватят Рим.
— Они так опасны? — удивился Федор.
— Очень, — признался Гней. — Они бесстрашны, сильны и живут битвой. Каждый галл стоит в открытом бою трех, а то и пяти римлян. И их с каждым годом становится все больше — приходят целыми племенами с той стороны Альп.
Чайка слушал, не перебивая.
— Но они бьются каждый за себя… Варвары, — Гней сплюнул в воду и ухмыльнулся. В его глазах сверкнул недобрый огонек. — Поэтому мы скоро разобьем их. Наша сила в едином строю. А перед строем римской пехоты ничто не устоит.
Сержант опять промолчал. У него уже сформировалось свое мнение, но не стоило сообщать его центуриону. Спустя положенное время караван военных кораблей снова прибыл в Остию, и Гней отправил Федора за Памплонием. Получив такой приказ, Чайка удивился и обрадовался одновременно, стараясь не отдавать себе отчета в причинах подобных эмоций. Из каких соображений Гней выбрал именно его, проблемы не составляло — с тех пор как Федор стал опционом, он по долгу службы чаще других общался с командиром манипулы. Квинт, конечно, завидовал, но поделать ничего не мог. Он был только тессерарием.
На сей раз Федор гнал коня по мощеной дороге во весь опор, обгоняя повозки, и на вилле сенатора Марцелла появился к вечеру. К его удивлению, первым человеком, увиденным им в имении, оказалась Юлия. Дочь сенатора прогуливалась по парку в сопровождении двух служанок и мальчика-раба, тащившего тяжелый кувшин с водой. Чайке хватило одного беглого взгляда, чтобы заметить — она выглядела великолепно. Красота ее подчеркивалась изящными платиновыми локонами, обрамлявшими высокую прическу, скрепленную элегантным золотым гребнем. Юлия, размышляя о чем-то, шла в сторону виллы по дорожке, пересекавшей главную аллею, ведущую к воротам. Служанки и мальчик с кувшином немного отстали от своей госпожи, видимо, повинуясь ее распоряжению.
И когда гонец и дочь Марцелла встретились почти у самых ворот, она, увидев легионера, остановила его, повелительным жестом вскинув руку. Федор повиновался, осадив взмыленного коня.
— Куда ты спешишь, солдат? — поинтересовалась дочь сенатора. — К моему отцу?
— Везу сообщение военному трибуну Памплонию, госпожа, — ответил Чайка, не спешиваясь.
— Он должен уехать? — догадалась девушка.
Федор промолчал, но в ответе она и не нуждалась. По всей видимости, Юлия даже обрадовалась. «Интересная у них будет семейная жизнь, — промелькнуло в голове опциона, — чистый расчет. А может, стерпится-слюбится?» Но интуиция подсказывала ему, что эта девушка не из утаивающих свои чувства. И вряд ли станет мириться с обстоятельствами.
