Ее глаза впились в мое лицо, и что-то пришлось старухе явно не по душе. Она заспешила:
– Да! Да! Ты не узнаешь! С каждым годом тебе будет все хуже, это станет безумием более страшным, чем у бедняги Афикла. Даже после смерти, в царстве Гадеса, твоя тень не найдет покоя!
Я отвел глаза. Безумие, которым она грозила мне, уже начало овладевать ею самой.
– Я даже не обвинила тебя в самозванстве, ванакт! Я никогда не лгала, и не собираюсь лгать! Назови я тебя самозванцем, ты бы понял, кто ты! Я промолчала, и буду молчать до смерти. Уже скоро... Но почему молчишь ты, ванакт? Умоляй, проси! Может, я передумаю...
– Прощай, Гирто... – я встал, с жалостью глядя на страшное, подернутое желтизной лицо. – Да простят тебя твои боги! И пусть тебя простит тень убитого мальчика, когда встретит тебя в царстве Гадеса...
Она приподнялась с ложа, дрожащая рука сжалась в кулак:
– Будь проклят! Ты такой, как твой дед, как твой отец! Считаешь, что можешь прощать? А кто простит тебя? Жалеешь мальчишку? А кто пожалеет сына Ктимены?
Я похолодел – взгляд умирающей был полон злобного торжества. Тут же вспомнилось: Дейотара во дворце одна -вместе с Ктименой и ее ребенком. Царица услала меня к Эрифу, хотя можно было обойтись обычным гонцом...
Я выбежал из комнаты, и в спину мне ударил хриплый, нечеловеческий хохот.
Покои Ктимены были пусты. Исчезла стража. Дверь осталась полураспахнутой, на ложе валялись смятые пеленки.
Я оставил сестер наедине... Как же я забыл?
Дейотара спала, свернувшись под небрежно наброшенным покрывалом. Я присел рядом, не решаясь разбудить и узнать правду. Но она услышала.
– Ты? – голос был совершенно обычным, словно она и не говорила сквозь сон. – Эриф придет?
– Придет.
Что-то в моем голосе ей не понравилось. Из-под покрывала выглянуло удивленное лицо.
– Решила немного поспать – устала с дороги... Что-то не так?
– Где Ктимена? Где ее ребенок?
– Ах, вот ты о чем!..
Дейотара села на ложе и потерла ладонью глаза:
– Ты на редкость чуткий супруг. Я была в дороге всю ночь, а теперь ты не даешь мне отдохнуть из-за этой костлявой твари. Может, ты и с нею успел переспать?
Я еле сдержался, чтобы не ударить ее.
– Дейотара, я не шучу! Где они?
По ее лицу промелькнула усмешка:
– Решил ее спасти? Поздно! Она хотела убить меня – а потом и тебя. Или ты уже забыл, муженек?
– Не забыл, – я стиснул зубы. – Но, надеюсь, не забыла и ты. Оракул...
– «Сестрину кровь не пролей, » – зевнула она. – Это и не понадобилось. Твоя Ктимена спятила.
– Как?!
– Весьма основательно. Теперь она безумнее Афикла. Я велела связать ее и отобрать ребенка – она его чуть не придушила...
Я перевел дух – кажется, царевна и ее сын живы. Старая ведьма на этот раз ошиблась – хвала богам!
– Так ты беспокоился о ней? Конечно, мне хотелось отвести душу, – Дейотара улыбнулась. – Увы, нельзя. Я отправлю ее в деревню и приставлю стражу. Пусть воет на луну!
– Почему она сошла с ума?
– Спроси ее! – Дейотара не спеша встала и потянулась. – Хотя это будет трудно... Я ничего не сделала ей, о мой жалостливый муж. Разве что приказала зарезать предателя Мантоса на ее глазах...
– Мантоса? – я вздрогнул. – Как ты посмела...
– Посмела? – ее брови удивленно приподнялись. – Ну, знаешь! А что ты хотел сделать с этим дважды изменником? Хорошо было бы распять его на кресте – на площади возле дворца, но публичная казнь лавагета вызовет лишние толки. Он умер легко...
Спорить поздно, упрекать – нелепо. Для меня Мантос – дурак, запутавшийся в подоле моей сестрицы. Для Дейотары – один из тех, кто убил ее отца...
– А Главк? Сын Ктимены?
Она внимательно поглядела на меня. Взгляд был странным – насмешливым и одновременно полным злобы.
– Жалеешь ублюдка, ванакт? Неужели «серые коршуны» такие тряпки? Успокойся! Он болен и никогда не выздоровеет – боги наказали Ктимену. Я оставлю его здесь, во дворце. Пусть себе живет. Он внук Главка и правнук Гипполоха, но это уже не имеет значения...
– О чем ты?
Она невесело усмехнулась, и вдруг ее лицо странным образом изменилось. Казалось, моя каменная супруга вот-вот заплачет.
– Ну какая же ты все-таки скотина, Клеотер! Думаешь о ком угодно – даже об этом полудохлом щенке! Хоть бы подумал...
– О чем? – изумился я.
Она обреченно вздохнула:
– Ну конечно! Наверное, это уже заметили все – кроме тебя! У меня будет ребенок! Понял, бесчувственное дерево, дубина? Твой ребенок! Я молю богов только об одном – чтобы он ни в чем не походил на тебя! Во всяком случае, я воспитаю его именно таким...
То что я был изумлен – слишком мягко сказано. У каменной статуи не может быть детей! Не к месту вспомнилось ее давнее обещание – придушить моего наследника...
– Так это та новость о которой ты грозилась сообщить? И та причина...
– Да, – она уже успокоилась, лицо вновь стало прежним, взгляд сверкнул насмешкой. – Чего же ты не веселишься, о богоравный? Не пляшешь от радости?
– Радуюсь... – промямлил я.
– Чему? – хмыкнула она. – Что твои чресла еще что-то могут? Ну кто посадил на трон Микен такого дурака? Не тому ты должен радоваться, самозванец. Ведь теперь тебе обеспечена долгая жизнь, которую ты совершенно не заслужил!
Наверное, я и вправду зря нанялся на эту службу. Дейотара вздохнула и покачала головой:
– Не понял? Ведь ты мне уже не нужен – после того, как я прикончила Мантоса и разобралась с этой сукой. Теперь я могу править сама! Через год я бы поднатаскала Прета в том, что знаешь ты, и тогда...
Наконец до меня дошло. О боги, ну и работенку вы мне подыскали!
– Понял наконец? Я бы вспомнила тебе все – и то, что ты сделал с отцом, и что сделал со мной. Но тебе повезло, наемник! Я никогда не позволю, чтобы мой сын...
– Или наша дочь, – вставил я.
– Мой сын, – упрямо повторила Дейотара, делая ударение на первом слове. – Мой сын не должен расти сиротой. У него должен быть отец – и не похотливый козел с замашками ночного громилы, а великий ванакт, который передаст ему царство Ахейское – первое среди царств. Мне придется терпеть тебя, Клеотер-самозванец...
– Сочувствую, – буркнул я. – Кстати о самозванцах. Я говорил с Гирто – она умирает...
– Давно пора... И чем порадовала тебя старая карга? Сказала, что ты – истинный Клеотер?
Я изумленно взглянул на Дейотару. Да, она умела удивить.
– Нет. Но и такое возможно.
Я в двух словах передал ей рассказ старухи. Дейотара задумалась.
– Я что-то слыхала от отца... Не знаю, может быть, стоило ее как следует потрясти перед смертью?.. Хотя, знаешь, Клеотер, оставайся лучше самозванцем!
Она усмехнулась – но не зло, а скорее снисходительно.
