— Кто? — быстро развязывая деву, поинтересовался отрок.
— Филофей и этот, второй, угрюмый, по-моему — кузнец или подмастерье. Они сперва собрались запытать меня до смерти, но отвлеклись на какого-то парня… Случайно, не на тебя?
— На меня, — улыбнулся Ждан. — Ты знаешь, где второй выход?
— Конечно. Я знаю и черный ход… И даже ход на чердак и крышу! И собаки нас не тронут — я их кормлю.
— Поистине, тебя мне послали боги! Скорее на крышу… Найдутся здесь свеча и огниво?
— Вон там, в углу… Но зачем? — Девушка удивленно посмотрела на своего спасителя.
— Подадим знак. — Ждан сноровисто прибрал огарок сальной свечи и кресало. — Ну, теперь идем.
Они быстро прошли вдоль по коридору — девушка не обманула, в дальнем углу, за портьерой, обнаружилась потайная дверь, а за ней — выход на крышу. В темном ночном небе ярко светили звезды, и серебряный серп месяца казался повисшим на вершине росшего невдалеке кипариса. Внизу, во дворе, слышались чьи-то крики и яростный собачий лай.
— Что ж, пусть лают, — доставая огниво, мстительно усмехнулся Ждан, обернулся к деве: — Увидишь, что вскоре будет!
— Ой! — вдруг вскрикнул та. — Кто это там, внизу?
— Где? — Ждан подошел к краю крыши.
Злобной фурией метнулась к нему дева, вытянула руки, толкнула, едва сама не свалившись. Внизу послышался слабый стук — тело юноши упало на землю.
— Надеюсь, он не разбился насмерть? — спустившись вниз, небрежно осведомилась дева.
— Нет, только сломал несколько ребер, — обернувшись, пояснил Филофей Мамона. — Да псы покусали малость. Ты зачем поторопилась, Гектания? Надо было бежать с ним.
— Что я, дура, прыгать с крыши? — Гектания пожала плечами. — К тому же он хотел подать знак, хвалился, что кругом его сообщники. Пришлось помешать.
— Знак, говоришь? — Филофей усмехнулся. — Черт побери, а я ведь и позабыл!
Быстро поднявшись в келью Ждана, он снял с иконы лампадку и, раздув пламя, подошел к распахнутому окну. Вглядываясь в темноту, резко накрыл огонек ладонью… и так же резко отпустил.
Наконец-то! Сидевшая в засаде Ирса улыбнулась, увидев условный знак. Одна вспышка — «все хорошо». Жаль, конечно, что нет никаких вестей, ну что же… Хорошо, хоть со Жданом все в порядке, о чем и будет доложено.
— Постой, Гездемона! — тихо произнес князь, как только на другом краю огромной залы Мистериона появились две закутанные в черные мантии фигуры. Судя по всему, колдунья и евнух. Услыхав голос, обе фигуры замерли.
— Кто ты? — так же тихо спросила ведьма, прекрасно осведомленная о свойствах Мистериона усиливать звуки так, что даже слабым шепотом произнесенное в отдаленном уголке зала слово было хорошо слышно.
— Хочу, чтобы ты погадала мне!
— Не играй с нами в прятки, каппадоккиец! — раздался гнусавый голос евнуха. — Я прекрасно знаю, кто ты и что делаешь во дворце.
— Что ж, я этого особо и не скрывал, — довольно нагло ответил Хельги, подходя ближе.
— Давно хотел предупредить тебя, купец, ты играешь с огнем! — Разглядев подошедшего князя, евнух нехорошо улыбнулся. Жирный, противный, хитроглазый, он вызывал у князя неприкрытое отвращение.
— Постой, Кесарион. — Ведьма дотронулась до руки Хельги. — Если купец чего-то хочет… — Она усмехнулась: — Что ж, он это получит.
— Как знаешь, — отозвался скопец. — А я умываю руки. Что же касается тебя, каппадоккиец…
— Я знаю, что за твое молчание требуется платить. — Князь раздвинул губы в улыбке. — И поверь, заплачу более чем щедро.
Евнух заметно повеселел.
— Что ж ты медлишь, парень?
— О, Кесарион, — тихо расхохоталась ведьма. — Не будь таким киником.
— Завтра… — прошептал князь. — Где тебя разыскать, славный Кесарион?
— У статуи правосудия на форуме Тавра, — тут же отозвался алчный скопец. — Будь там сразу после вечерни, да смотри не опаздывай. Пока же — прощайте, у меня еще много дел.
Евнух исчез, словно растворясь в полутьме громадного зала. И зачем только скопцам деньги?
Кивнув стражам, ведьма Гездемона и Хельги покинули дворец и направились к церкви Святой Ирины, однако в храм не пошли, обогнули, хотя колокола вовсю благовестили к вечерней молитве.
— Я свободна только сегодня, каппадоккиец, — оглянувшись, с усмешкой сказала ведьма, и Хельги, разглядев наконец ее скрытое вуалью лицо, поразился красоте колдуньи. Это не была холодная красота опытной обольстительницы и несчастной женщины императрицы Евдокии Ингерины, и совсем не было похоже на домашнюю красоту Сельмы или на сладкую, зовуще-васильковую красу Ладиславы, о нет! Колдунья обладала хищной красотой пантеры или тигрицы, что так притягивает некоторых мужчин. Высокий лоб, тщательно завитые локоны, чуть выступающие скулы и такой взгляд… О, в нем полыхало нешуточное пламя, о которое вполне можно было обжечься.
— Хорошо, — склонил голову князь. — Сегодня так сегодня.
— Вечером, после захода солнца, мой слуга встретит тебя у крайнего портика на форуме Аркадия.
Гездемона махнула рукой — уверенно, будто царица, — и тут же перед ней появился, откуда ни возьмись, изящный паланкин, крытый тонким темно-голубым шелком. Верзилы носильщики низко склонились.
— До встречи… купец, — обернувшись, улыбнулась колдунья. — Надеюсь, ты придёшь.
— Обязательно. — заверил Хельги, приложив руку к сердцу.
Ведьма не обманула — чернокожий слуга-зиндж возник у крайнего портика, едва только солнце скрылось за городскими стенами. Низко поклонился.
— Идем за мной, господин.
Князь, молча кивнув, зашагал следом. Миновав площадь, вышли на силиврийскую дорогу, потом свернули налево, затем — направо, в общем, кружили где-то в районе пятибашенных ворот, как, вспомнив уроки Никифора, приблизительно определил Хельги. Впрочем, не так уж он и ошибался.
Дом ведьмы — просторный двухэтажный особняк со следами недавнего ремонта — располагался в глубине сада. От ворот к скрывающему вход портику вела посыпанная желтым песком дорожка, освещенная факелом, который нес перед собой привратник — тоже чернокожий, видно, колдунье чем-то нравились зинджи.
— Входи, господин! — Зинджи остановились, не доходя до портика, видимо, вовсе не собираясь входить в дом. Пожав плечами, Хельги поднялся по широким ступенькам и оказался в небольшой зале с высоким потолком и апсидами, освещенной тремя свечами, горящими в высоком золоченом подсвечнике. Прямо посередине залы тускло краснели угли жаровни. Пахло какими-то сладкими благовониями, мускусом и чем-то еще, князь не смог определить чем. Перед жаровней располагалось низкое ложе, накрытое прекрасно выделанной леопардовой шкурой. Вот на шкуру-то Хельги, не долго думая, и уселся. С любопытством осмотрел висевшие на стенах клыкастые черепа, усмехнулся и перевел взгляд на стоявший в углу маленький столик с высоким серебристым кувшином и двумя кубками. В кувшине, вероятно, было вино… а может, и желчь жабы, или свиной помет, или кровь невинно убиенных младенцев. Все что угодно — на то и колдунья!
