– И с серебром?
– Безусловно.
– Три миллиона песо… три… – будто зачарованный, пробормотал Пикардиец. – В Панаме Морган взял четыре, но их пришлось делить на пару тысяч голодранцев… А здесь на всех кораблях трех сотен не насчитаешь… И три миллиона серебром! Господь всемогущий!
– Хоть десять, – заявила Шейла, ударив мула каблуками. – Ну-ка, уходи с дороги, Пьер! Убирайся! Я же сказала: из моего наследства – никому ни фартинга!
Очень удачно получилось – случайно или она решила подыграть Серову, изображая непреклонность. Он уже не сомневался, что Пикардиец лишь застрельщик, а главное слово будет за Ашером. Не просто слово, а, вероятно, деловое предложение. Так оно и получилось.
– Не нужно горячиться, леди, – спокойно молвил капитан «Трезубца». – Вы здесь, вы живы, и часть команды на вашей стороне, а это значит, что Пил – ворюга, нарушивший закон Берегового братства. Что, дьяволом клянусь, для нас не новость – люди с «Ворона» много пили и еще больше болтали. За это мы можем пустить на дно их лоханку, да груз уж больно ценный! И брать на абордаж их не годится, потери будут слишком велики… А что еще сделаешь? Пил клянется, что три миллиона – дым над трубой, но кто поверит лживому скоту? Словом, леди, мы в затруднении… – Ашер раздвинул губы, показав внушительные клыки. – Однако вы здесь, и это меняет дело. Ваш человек говорит, что вы не одни, что есть у вас люди и пушки? Ну и отлично! Верните свою посудину, но так, чтоб груз не утопить… Верните, а мы подсобим!
– Но не бесплатно, не бесплатно, – предупредил Пьер Пикардиец. – Бог велел делиться, леди и джентльмены. Особенно с теми, у кого больше пушек.
Бросив на Шейлу предостерегающий взгляд, Серов вежливо приподнял шляпу и ответил:
– Благодарю, капитан. Мы обдумаем ваше предложение, и я надеюсь – я даже уверен! – что мисс Брукс проявит щедрость. Но только в разумных пределах! Скажем, миллион на двоих… Это устроит?
Кто-то из Свенсонов фыркнул за его спиной, а в горле Хрипатого Боба забулькало и заклокотало. Пикардиец почесал в затылке:
– Полтора мне больше нравится. Полтора вам, полтора нам. Так будет справедливо.
– Договорились. Мы оставляем себе полтора миллиона, а все, что свыше, – вам. – Серов поднял руку. – Клянусь милостью Господней! Вы получите свою часть груза из трюмов «Ворона»! А сейчас расступитесь и дайте нам проехать.
– Похоже, вы направляетесь к губернатору, – сказал Стив Ашер. – Но стоит ли втягивать его в наши разборки? Я бы не советовал. Определенно не советовал!
– У нас и мысли такой нет, – успокоил его Серов. – Положено, однако, засвидетельствовать почтение властям и обсудить размер портовых сборов.
– С вашей доли, – буркнул Пикардиец и освободил дорогу.
Прядая ушами и недовольно дергая уздечки, мулы потащились по пыльной и крутой улице, что вела к губернаторскому дворцу. Этот тракт выглядел более оживленным, чем набережная: тут и там в утреннее небо поднимался дымок, женщины готовили еду, хлопотали в крохотных двориках, пекли лепешки, развешивали белье. Еще навстречу кавалькаде попались три тележки с овощами, десяток негров с белым надсмотрщиком, несколько портовых шлюх и воинский патруль. Солдаты несли дежурство в верхней части улицы, у домов почтенных горожан мсье Филибера и мсье Баррета, торговцев колониальными товарами.
– Хрр… – произнес Боб, ехавший слева от Серова. – Весело, должно быть, рраздавать миллионы, которрых и в помине нет! Пожадничал ты, капитан. Я бы им трри отгррузил!
– Хотелось бы мне знать, кто байку пустил про три миллиона, – заметила ехавшая справа Шейла. – Такую свинью мерзавцу Пилу подложить! Неглупый парень это сделал.
– Похоже, я догадываюсь кто, – молвил Серов, и хитрая рожа Мортимера мелькнула перед ним. Он усмехнулся, потом призадумался и сказал: – Должно быть, Пилу уже известно, что мы здесь. С «Грома» и «Трезубца» нас разглядели, так почему не разглядеть и с «Ворона»? У каждого капитана есть подзорная труба, и «Ворон» встал на якорь ближе к берегу.
– Это плохо или хорошо? – спросила Шейла. – То, что с «Ворона» нас увидели?
– Это отлично, милая! Они еще на нас полюбуются, когда мы вернемся от де Кюсси!
Серов спрятал улыбку и посмотрел на форт, маячивший темной угловатой глыбой на фоне голубых небес. Вряд ли в городе и в гавани кто-нибудь подозревал о том, что цитадель сменила хозяев – это был его сюрприз, его козырная карта. Что там болтал Пикардиец? Бог велел делиться, особенно с теми, у кого больше пушек… Ну, сочтемся стволами, посмотрим!
Площадь перед резиденцией была пустынной. Серов слез с мула, помог сойти на землю Шейле и велел ждать их в ближайшем переулке, а на площадь – ни ногой. Затем они поднялись к распахнутой двери, у которой поджидали два лакея. Шейла, в своей мантилье и голубом наряде, шла плавно, как яхта под попутным ветерком, Серов же чертыхался, потирал поясницу и рыскал в сторону от курса. Мулы проводили его насмешливым ржанием.
В патио их не повели – чернокожий слуга в обшитой галунами ливрее двинулся к лестнице на второй этаж. Стиснув зубы, Серов одолел ее вслед за лакеем и Шейлой и очутился в хозяйском кабинете, обширном помещении с видом на море. Здесь находились письменный стол, отделанный сверкающей бронзой, конторка, несколько кресел и обтянутый плюшем диван. На стенах – вычурные жирандоли[96] со свечами, зеркала и большой парадный портрет короля. Его величество Людовика XIV изобразили в горностаевой мантии, со скипетром и державой в руках, причем суровый королевский взгляд был устремлен не на зрителей, на объемистый ларец у левой его ноги. Это, несомненно, являлось напоминанием о портовых сборах, взимаемых в пользу французской короны и Вест-Индской компании.
– Маркиз… – Де Кюсси с приятной улыбкой вышел из-за стола и отвесил поклон, колыхая белоснежным париком. Серов изящно махнул шляпой в ответ. – Приветствую вас в этих далеких от Франции краях, но удивлен, что вы прибыли на голландском бриге. Кажется, с этой державой мы в состоянии войны, и потому… – Тут его взгляд упал на Шейлу, и губернатор едва не подпрыгнул, взметнув льняные локоны. – Мисс Брукс! Свет Господень! Моя дорогая мисс Брукс! Какими судьбами? Я слышал от мсье Пила о горестной участи вашего дяди… Я так соболезную вам! И я… я готов… любую помощь…
Шейла склонилась в реверансе. Губернатор подскочил к ней, взял за руку, подвел к дивану и усадил так бережно, словно она была статуэткой из севрского фарфора[97]. Благодарно кивнув, Шейла сняла перчатки, расправила пышный бант на талии и грустно поникла головой.
– О, мсье, мой бедный, бедный дядюшка Джозеф… это такая трагедия, такая потеря… Но, к сожалению, погиб не он один. Был бунт, мятеж, и, по вине Эдварда Пила, несколько верных мне людей тоже расстались с жизнью. Пришлось бежать – с теми, кто спасся и защитил меня, но я потеряла груз и корабль. А этот груз…
