На постоялый двор вылетела Ирена, побледнела, но быстро сориентировалась и повисла на руке Артура:
— Любимый! Ты вернулся! Мне так без тебя плохо было!
Артур оттолкнул ее и обратился к дрожащему Грымзе:
— Где Ника?
— К–кто? Н–н–н…
— Жена моя где? — Артур бросился в свой домик.
На его постели дрых Обрез в обнимку с незнакомой
сисястой бабенью. Артур выволок обоих на улицу. Обрез сначала попытался рыпнуться, но при виде черной формы стух.
Из борделя высыпали батины жены, упали ниц и завыли: спаситель–де, избавитель! Сначала Артур думал, что и Ника там, ворвался в коридор, пробежался по комнатам. Нет.
Что они с ней сделали?
Ирена ревела в голос. Денёк если и очнулся, признаков жизни не подавал. Грымза пятился к воротам. Постояльцы попрятались. Люди Яна тоже притихли, с омеговцами связываться — себе дороже. Какая разница, кто хозяин, главное, чтобы платили исправно.
— Ника! — крикнул Артур. — Ника, где ты?
Сначала он не заметил силуэт, возникший возле старого самохода. Мгновение — и грязное существо в обносках метнулось к Артуру, упало на колени и прижалось к ногам. Она была похожа на старуху: белые волосы спутаны, рубаха порвана, ноги в пыли.
— Я знала, что ты придешь, — едва слышно шепнула Ника.
Артур сел рядом, приподнял ее голову за подбородок: на пыльных щеках блестели влажные дорожки, а в синих глазах плясали искры.
— Что с тобой, Ника?
— Артур… я специально так, чтобы не трогали… чтобы не в бордель! Я противная, да?
— Самая лучшая! — Артур вытер слезы на ее щеках и увел в дом. Усадив девушку на кровать, выбежал к Лексу.
— Не передумал служить? — спросил Лекс, созерцая родные окрестности. — Как тут все изменилось!
— Нет, — Артур мотнул головой. — Я ведь смогу сюда возвращаться?
— Сможешь, но не часто. — Лекс обратился к солдатам: — Дерьмо — на улицу.
Сообразив, что его собираются тащить за ноги, Ромка с протяжным всхлипом «очнулся», поднялся и поковылял к воротам, не оборачиваясь. Следом волочились Грымза и голый Обрез с бабой, прикрывающей срам ладонью.
— Смотрите мне! — крикнул лейтенант и для острастки выстрелил в воздух — люди побежали. — Только суньтесь сюда!
Похоже, Лекс не врал, что от него прежнего ничего не осталось. Артура бы тоска заела по родным местам, этому же хоть бы что — равнодушно озирается, разглядывает незнакомые лица. Шлюхи лыбятся ему, тела демонстрируют.
Или тянет только туда, где ты был счастлив? Был ли счастлив Лекс? Вряд ли.
— Лекс…
Лейтенант вздрогнул, обернулся, чуть склонил голову набок.
— Мой дом отныне и твой, — продолжил Артур, — ты можешь прийти когда захочешь и взять что понравится.
— Спасибо, друг, — Лекс, прищурившись, обвел взглядом окрестности, — но мой дом — Цитадель. Даю тебе время до утра, наведи тут порядок. Завтра служба по расписанию.
Солдаты устремились к воротам вслед за командиром. Застонали ржавые петли, выпуская гостей. Взревели моторы грузовиков. Все еще не веря в происходящее, Артур, не снимая формы, вылил на голову ведро воды.
Глава 27 ВЫЖИВАЮТ — ПООДИНОЧКЕ
Идут! Идут! — крикнули с дозорной башни.
Тело, возглавивший крепость после смерти Бороды, перекрестился. Вот и всё.
Кактусовка закончилась ночью, и люди еще не проспались. Пришлось врываться в пропахшие перегаром хижины и пинками выгонять дрыхнущих мужиков на боевые посты.
«Облава, облава, облава!» — разносилось над поселком. Завыли бабы, мужики схватили карабины и заняли места у бойниц. Тело бегал между ними и давал распоряжения. Взобрался на дозорную башню: по долине, окутанные рыжей пылью, катили сендеры. Над ними кружили падалыцики. Сердце екнуло, Тело снова перекрестился. Только бы вышло на этот раз!
Его люди готовились принять бой, и до старосты им не было дела. Тело спустился, воровато оглядываясь, просочился в дом Бороды, надавил на гладкий камень в стене — стена подалась в сторону. Спрятавшись в укрытие, он вернул стену на место, обнял жену и забормотал молитву. Вскоре его бормотание перекрыл автомат. Кто–то заорал и шмякнулся о камень. Жена всхлипнула, заскулила, Тело зажал ей уши. Там, за стенами укрытия умирали его люди, и сердце обливалось кровью.
* * *
Очнувшись, Петр тотчас принялся хлопать по щекам Авдея, но тот никак не хотел приходить в себя. Орва и мальчишек на плато не было. От укрытия медленно удалялись омеговские грузовики.
Подставили? Предали?
Став у обрыва, Петр обматерил щенков и собрался уже искать путь к отступлению, но увидел вдалеке клубы пыли. Вскоре проступили очертания сендеров. Облава! Мальчишки не соврали. Прижавшись к земле, Петр пополз в тень.
* * *
Не успел Гус выбраться из предгорий, как разглядел грузовики, движущиеся навстречу.
— Мальчики, — скомандовал он, — по укрытиям!
Четверняшки закружили по окрестностям, устроились меж камней.
«На облаву не похоже, — думал Гус, лежа на животе; рядом кряхтел Рыло. — Значит, омеговцы едут забирать своих щенков. Как бы Кир не изъявил желание поквитаться. Понятное дело, что никто ему не позволит, но небольшая вероятность все равно есть».
— Долго еще? — заныл Рыло. — Камень в пузо давит!
— Терпи! — рявкнул Гус и смягчился: — Опасно ведь. Враги там.
Грузовики прогрохотали мимо. Подождав, когда они пропадут из вида, Гус, пригнувшись, потрусил вперед.
— Мальчики, за мной! Порось, не распрямляйся — заметят!
Пятно некроза, отрезавшее путь к его пещере, исчезло, осталась черная, будто обожженная земля, покрытая ожоговым струпом. Гус с опаской покосился на струпья, сломал палку, ткнул в черноту, почесал в затылке и скомандовал:
— Обходим.
Упырь, проигнорировав приказ, ломанулся в некроз, попрыгал на корке и оскалился:
— Ы чиво бояться?
Выходит, и Упырь говорить умеет, молчун просто. Рыло указал на брата и вопросительно посмотрел на Гуса:
— Ы?
— Идем, — махнул рукой Гус и ступил на почерневшую землю. Зажмурился, съежился, но ничего с ним не случилось.
Сначала он шагал с опаской, потом уверенно потрусил за братьями. Чернота рассыпалась под ногами и взлетала угольной пылью. Вскоре она осела на Гуса и его попутчиков черной пудрой, и они уподобились обугленным трупам, которые почему–то продолжали жить.
Когда до пещеры осталось всего ничего, наперерез выскочили четыре оборванца, заросшие бородами по самые глаза. Увидев пятерых угольно–черных людей, они заорали и ломанулись в сторону старого города. Братья взяли их на мушки, но без приказа не стреляли. Оборванцы не замечали стволов, в их расширенных зрачках застыл животный ужас.
