Неожиданно раздался потусторонний мужской голос. Этот голос показался Александру Дмитриевичу знакомым. Когда-то он уже слышал его. Но когда?
– Послушайте, Голевский, но только ничему не удивляйтесь! – сказал неведомый голос.
– Кто здесь? – скованными от страха губами еле слышно прошептал Голевский.
Невидимый собеседник продолжал:
– …С вами, милостивый государь, разговаривает отнюдь не умершая Вера Боташева, а я, Павел Иванович Пестель. Вернее, мой дух, или моя энергетическая субстанция. Я просто использую тело вашей бывшей невесты, дабы донести до вас мою исповедь. Исповедь умершего телом человека, но покамест живого душой. Когда я закончу свой рассказ, вы увидите серебряный шар, излучающий свет. Не пугайтесь, это – я, вернее, моя нынешняя оболочка. Сильные духом личности имеют мощную энергетику, поэтому светятся. Чем сильнее личность, тем ярче свет. Присаживайтесь, пожалуйста, Александр Дмитриевич. В ногах правды нет…
Голевский, словно будучи под гипнозом, механически подчинился. С трудом державшие его ноги подогнулись. В жилах застыла кровь. Казалось, он не выдержит такого зрелища. А потусторонний голос продолжал вещать.
– …Как вы поняли, Александр Дмитриевич, телесно я умер еще тогда, на эшафоте, но тотчас же вознесся над землей и увидел себя как бы со стороны. Сначала я удивился своему состоянию, но засим привык и даже нашел свое положение весьма занятным. Я отчетливо видел мое бездыханное тело, как меня везли, как закапывали. Было весьма любопытно наблюдать сие зрелище. Поймите, Голевский, земная жизнь – это низшая ступенька бытия. И, кстати, умирать, оказывается, вовсе не страшно. То состояние, в котором я сейчас пребываю, именуется вторым уровнем. Небесно-земным. Каждый умерший может остаться на оном уровне, а после вселиться во всякое тело в течение девяти дней или сорока. Человек имеет право вернуться на землю. Но надобно подгадать с телом. Лучше вселяться в умирающих людей. Вроде человек умирает, но потом как бы воскресает. Но никто не догадывается, что душа в теле присутствует не покойника, а другого человека. Вот посему порой человек, пережив смертельный приступ, начинает жить совершенно по-новому, удачливее и счастливее, чем ранее. Он резко меняет взгляды, убеждения, привычки. Некоторые из них становятся ясновидящими. Они могут легко переключаться на небесно-земной уровень. Но сие не прежний человек, лишь его тело, а душа-то другого человека. Со второго уровня дозволяется вернуться на землю. Ежели там остались весьма неотложные дела. Кто-то возвращается в мир, а кто-то становится смотрящим за своими родственниками, возлюбленными, приятелями. В миру их называют ангелами-хранителями. Хранители уберегает от многих бед. Для этого они делают смертным тайные знаки, приходит во сне в виде загадочных образов, предупреждают через разные явления или предметы. Сон – это когда твоя субстанция отделяется от физической оболочки и взлетает до второго уровня, тогда человек может общаться с умершими и живыми душами. Хранители могут меняться в течение жизни человека… Рылеев сразу пожелал уйти на третий уровень. Бестужев-Рюмин вселился в какого-то помещика и тихо и скромно поживает. Муравьев-Апостол все вселяется в каких-то предводителей освободительных движений. Но только не в России. Не захотел объединяться со мной. Слабые по энергетике субстанции сбиваются, смешиваются в пучки низкой энергии – сие, милостивый государь, топливо. Они подпитывают нас. Как солнце растения. Слабые субстанции опускаются на землю. Они тяжелые, а мы легкие.
– Невероятно!
– Теперь о земной жизни. О графе Дубове и о заговоре. Граф скончался еще 14 июля 1826 года, присутствуя на наших тихих и скромных похоронах. Моя субстанция оказался мощнее и вторглась в его тело. Так я стал жить в чужом теле. Одно время меня все тянуло на остров Голодай взглянуть на братскую могилу. Я являлся туда, то энергетической субстанцией в образе шара, то эфирной субстанцией в образе офицера-призрака. Но засим мне наскучило пугать добрых и честных людей – чем они-то провинились передо мною! Особенно после того неприятного случая, когда двоих солдат после моего появления в образе офицера поместили в дом для умалишенных. Тогда я решительно прекратил посещения тайного погоста. А после того, как подневольный дозор сняли, я снова стал приходить на могилку. Сейчас уже прихожу реже. Раз в полгода. Мне повезло. Ладно, это лирическое отступление, продолжим о Дубове и о заговоре…
После непродолжительной паузы голос Пестеля снова зазвучал.
– Я еще раньше знал, что Дубов состоит в тайной организации Милорадовича и является его правой рукой. Если бы не медлительность и не нерешительность господина генерал-губернатора, мы бы тогда осуществили переворот. Они не захотели присоединяться к нам. Да и Бог с ними. Все получилось так, как и получилось. Дело не в том… Оказывается, это Дубов убил своего шефа. Не сам, конечно, а с помощью верного ассасина. Убил в тот момент, когда понял, что мятеж не удастся, и все провалено. Устраняя Милорадовича, тем самым Дубов заметал следы и спасал организацию. К тому же им двигала еще одна цель, и весьма честолюбивая: занять место главы тайного союза. Делить власть с генерал-губернатором он не захотел. Убийство бесстрашного серба тогда приписали Каховскому. Знаете, Голевский, мы его не простили за это чудовищное преступление даже перед самой смертью. Бедняга, оказывается, он был не виноват. А застрелил генерала капитан Макаров, иначе Максимилиан – глава моей, а ранее, Дубовской тайной полиции. Это он вас преследовал почти до самого Красноярска.
– Я знаю.
– От Макарова?
– Да.
– Он вам все рассказал? И о Булатове и Якубовиче?
– Да… Перед смертью.
– Ладно, черт с ним, с этим Макаровым. Вернемся к графу Дубову. Он, несомненно, был порядочной сволочью, но в одном деле он оказался молодцом, да еще каким! Он единственный в России сумел сохранить свою организацию. Я принял это к сведению. Наличие в подчинении у меня тайной боеспособной организации подвигло меня к следующему шагу. Я решил организовать заговор против императора. Так сказать, предпринять вторую попытку. Я был всецело уверен в успехе. Я же обладал невероятными неземными возможностями. Так отчего бы мне не попробовать еще раз осуществить революцию. Ведь это шанс! Да еще какой! Мне, право, стоило немалых земных и неземных усилий, дабы не растерять членов общества. Но я успешно справился с этой задачей. Я даже умудрился расширить число членов этой организации и насадил в ней жесткую дисциплину. А чтобы не повторять старых ошибок, предателей, отступников и колеблющихся я безжалостно уничтожал. Такая участь постигла братьев Боташевых и еще несколько человек. Я рассчитывал начать переворот 1 января 1832 года. Ведь именно первого января шесть лет назад я и мои товарищи, кстати, как и вы, Александр Дмитриевич, хотели поднять восстание.
