(по дереву) и процарапывать (на железе) «С. Пушкарiовъ» [173], а то знаю я, как у казённого армейского имущества ноги вырастают… Оно только кажется, что раз казённое, значит — ничьё. А на самом деле за про… утрату придётся отвечать, причём, возможно, собственной шкурой.
Переночевали мы здесь же, в двух палатках рядом с пушками. Впрочем, ездовые устроились в крестьянских хлевах, куда за нехваткой конюшен, временно поместили лошадиные силы и артиллеристов и конников. Поутру нам устроили раннюю побудку, довольно бестолковую пародию на построение с перекличкой, краткий молебен… И, ограничив завтрак выдачей фунта хлеба и кружки колодезной воды, погнали на пхд. Пехтуру и копытных «озадачили» выравниванием верхушки возвышающегося за селом длинного холма и копанием уже растрассированного по периметру широкого рва. А нас отправили четверти версты дальше от рва, где приказали рыть котлован для будущего большого порохового склада. Копать малой пехотной лопаткой — «удовольствие» то ещё. Но всяко лучше, если бы повыдавали повсеместные в этом времени деревянные недоразумения, где узкая полоска железа набита только по самому краю лопатного «полотнища». Понятное дело, что за день весь котлован осилить не удалось. Зато при возвращении в располагу мы увидели возвышающуюся на холме свежесрубленную деревянную церковку и нижние венцы начатых возведением одна вплотную к другой бревенчатых изб. Оказывается, из недальней столицы притопали несколько плотницких артелей, которые и соорудили первым делом обыденку — то есть возводимый за один день небольшой храм. А как иначе? Полковые церкви и в более поздние времена Российской империи возводились раньше казарм.
Впрочем, с казармами, а также конюшнями, складами и прочими арсеналами разобрались быстро и уже через девять дней рядом с Красным селом стоял, выстроенный «на вырост», военный городок первого на Руси солдатского полка. Длинные избы-казармы, выстроенные замкнутым прямоугольником, были рассчитаны аж на тысячу двести человек, а земля и камни, вырытые из трёх окружающих наш пункт постоянной дислокации рвов, использовались для вала, поднятого вплоть до укрытых, в бережение от поджога потенциальным врагом пластами дёрна, тесовых крыш. В двух больших конюшнях внутри получившегося двора можно было бы разместить около трёхсот лошадей, а в пушечном амбаре, где сиротливо стояли оба наших орудия, хватило бы места ещё для десятка.
Полковая кухня пока что размещалась под длинным навесом, но ежедневно в ворота военгородка въезжали гружённые кирпичами для её постройки долгуши [174]. Из этого же кирпича предполагалось выстроить арсенал и пороховые погреба, поскольку хранить боеприпасы и оружие в пожароопасных деревянных строениях — неоправданный риск.
В общем, пхд растянулся у нас на целую декаду. А потом началось проклятие новобранцев всех времён. Строевая подготовка! Нам, артиллеристам, повезло ввиду нашей малочисленности и наличию лошадиных упряжек. Часть личного состава при движении в колонне ехала на пушечных лафетах, в сёдлах коренников [175] и на повозках, причем по команде все, кроме правящих лошадьми ездовых, периодически менялись местами с идущими рядом с пушками пешком. А вот стрелки, вооружённые импортными голландскими мушкетами, на которых странно смотрелись откованные в русских кузницах трёхгранные штыки, и пикинеры со своими четырёхметровыми «оглоблями», маршировали на своих двоих, а их урядники и полусотники срывали голосовые связки, пытаясь заставить солдатиков держать хоть какое-то подобие строя и не разваливать его при простейших захождениях, вроде «правое плечо вперёд». Конная же сотня — на деле, штук сорок всадников, — набранная из, казалось бы, опытных воинов, казаков — участников недавней гражданской войны против царя Бориса Годунова и владычных [176] ратников, благословлённых на службу в Красно-Московском полку патриархом Игнатием, умели зрелищно, лавой, атаковать, но движение в колонне у них отчего-то пока не получалось.
Полк готовился к параду с присягой и вручением боевого знамени…
Дмитрий
«Тяжела ты, Шапка Мономаха» [177]! Верно подметил в своей драме представитель древнего боярского рода Пушкиных. Кстати, его пра-пра-несколько раз пра-дедушка [178] сейчас стоит позади, сразу за шеренгой парящихся в тяжёлых шубах с отложными, спускающимися до лопаток, шиворотами и горлатных шапках бояр. Впрочем, думские дворяне тоже обливаются потом. А куда деваться, традиция нынче на Руси такая: чем богаче и вычурнее одежда, тем почётнее, а на дворе — начало бабьего лета. Чтобы вместить всю эту толпу «ах, каких чэлавэков!», на паперти Успенского собора временно сооружён тесовый помост, застеленный ярким иноземным сукном. Тут цветного сукна для обмундирования не хватает, а приходится пускать на показуху. Мне чуточку легче: я всё-таки сижу на специально притащенном за то время, пока шёл праздничный молебен, стольце — эдакой облегчённой версией царского трона. Тем не менее, парадно-выходное облачение, расшитое золотом — а шёлковые бармы и вовсе покрыты золотыми образками и самоцветами в золотых же медальонах. Веса — как в сапёрном нагруднике: сталь-то полегче золота. Да и в Шапке Мономаха этого драгметалла предостаточно: шея, да и весь хребет, давно уж занемели: я нынче хозяин Земли Русской и милостивый царь-батюшка, мне сутулиться у всех на глазах никак невозможно!
А глаз этих, смотрящих прямо на меня, сегодня — тысячи. Такая традиция: на Новогодье, приходящееся на первый день осени, Судный Семенов день [179], в московский Кремль допускаются все правдоискатели и просители, чтобы увидеть Государя с боярами и передать ему — то бишь теперь мне — свои челобитные. Вот и подходят москвичи и пришедшие за правдой жители иных городов и сёл России к паперти Успенского храма, с низкими поклонами кладут свитки на размещающиеся на нижних ступенях начищенные до блеска медные подносы. Как только груда челобитных начинает рассыпаться с подноса, специально приставленные слуги пересыпают их в заранее заготовленные мешки. Чую, разгребать жалобы и просьбы придётся долго, придётся Отрепьеву потрудиться и крепко подогнать набранных им умников. Пускай ознакамливаются с этим ворохом бумаг и принимают меры. Я же буду реагировать только на самые серьёзные сообщения, а не транжирить время на решение тяжб из-за передвинутой межи или оскорбления и поругания путём выдирания бороды в пьяной драке.
Ибо времени этого нет ну совершенно. Даже в нашей с Марией опочивальне велел отгородить занавесью закуток, где вот прямо сейчас лежат чертежи проектируемых мной ручной дрезины — пока что для перевозки вагонеток на рудниках и водного велосипеда с буером [180] — для ускорения перемещения по рекам в тёплое время года и, соответственно, зимой. Молодой царице это, понятно, не нравится — но до открытых скандалов дело не дошло. Тем более, что, похоже, весной должен появиться новый русский царевич. Или царевна. Парня-то, понятно, назовём Иваном, а вот девчачье имя пока что не выбрано…
…Церемония
