В церковь пошли еще большей толпой, чем в прошлый раз, и Андрей опять держался поблизости от Аринки с сестрёнками, причем как-то так у него получилось, что сразу было ясно, что он – с ними. Да и девчонки на нем повисли, едва соскочив с телеги. Арина краем глаза поймала на себе одобрительный взгляд боярина, но ответить ему поостереглась, сделала вид, что ничего не заметила, но вниманием главы рода осталась довольна.
Как раз успели к началу службы. И снова Андрей стоял неподалеку – Арине даже показалось, что он невзначай оттер кого-то плечом, чтобы оказаться поближе к ней, а она все время искоса поглядывала на него, и всю службу, почитай, мимо ушей благополучно пропустила.
Церковь в Ратном уже еле вмещала всех прихожан, и люди стояли очень плотно. Арине с Анной пришлось проследить, чтобы девицы вели себя пристойно, а после службы, когда все двинулись к выходу и воспитанницам наконец было позволено подойти к ожидающей их родне, они проделали это чинно и с достоинством, а не толкались и не кидались с писком к матерям и теткам. Мать Млавы, Антонину, Арина признала по таким же, как у ее дочери, заплывшим бесцветным глазам и еще более необъятным телесам. Она жадно обняла любимое дитятко и громко разохалась, что побледнела Млавочка и осунулась, и еще что-то. Но только Анна протянула со значением:
– Антонина-а… – как та замокла, недовольно поджала губы и поспешно повела Млаву прочь. Боярыня едва успела ей напомнить, чтобы не задерживалась и привела дочь к лисовиновской усадьбе вовремя:
– Опоздаете к отъезду, как в прошлый раз, я не к вам холопку отправлю с напоминанием, а к Луке отрока верхами пошлю, чтоб он вас поторопил, – безжалостно напомнила им вслед Анна. Антонина вздрогнула, но и тут не посмела оговориться.
В общей толкучке они на некоторое время потеряли из виду отошедших с отроками в сторону Алексея с Андреем и теперь искали их глазами. Прихожане не шибко-то торопились расходиться: стояли кучками, переговаривались, обсуждали что-то. Многие бросали любопытные взгляды на Арину: мужи смотрели все больше одобрительно, с интересом, большинство баб – напротив, без восторга, иные откровенно зло либо с показным пренебрежением. Не иначе те, кому в драке больше всех перепало – вон и синяки еще кое у кого не сошли. Но не все кривились, на Арину глядючи, некоторые так напротив, смотрели весело и приветливо – вероятно, из тех, которые Варвару и ее товарок недолюбливали, а в своих мужьях были уверены.
– Ну, я гляжу, не забыли про тебя, – хмыкнула Анна, – вон как пялятся-то. Десяток Луки, поди, уже языки отбил, да, как водится, и приврали еще.
В это время Арину прямо-таки полоснула откровенно враждебным взглядом какая-то молодая и довольно пригожая с виду бабенка. Сразу было видно, бойкая и в собственной неотразимости непоколебимо уверенная. Аппетитная такая – все при ней, только одна она была почему-то, без сопровождения родни.
«Странно – наряд вдовий, а украшений на ней многовато. В церковь вырядилась? Так оно вроде лишнее. После службы на людях хвостом покрутить? Похоже – глазами-то так и шныряет. Э-э, да она, никак, на Алексея нацелилась? А на меня тогда с чего волком смотрит? Я-то тут при чем? Или она Анну за соперницу не считает, а меня по себе судит? Ну, резва…»
Арина тихонечко тронула за рукав Анну:
– Ты погляди, чего-то вон та вдовушка удумала…
Анна проследила за ее взглядом, усмехнулась:
– Так это Просдока, – протянула она, презрительно скривив губы. – В прошлом году мужа схоронила, да чуть ли не с похорон замену ему и присматривает. Мужи к ней, как мухи на мед липнут, но жениться что-то не спешат. Ты гляди – и от родни как-то отстать умудрилась; неспроста это она… Передавали мне, что Продька похвалялась перед подружками: запросто, мол, уведет у меня Алексея, коли пожелает. Выходит, не врали – и правда.
«Ну-ну, в добрый путь, милая. Только далеко ли уйдешь?»
Бабенка тем временем на что-то решилась. Потихоньку, как будто просто шла к выходу с площади, стала продвигаться в сторону Алексея и отроков и при этом искоса, с усмешкой и вызовом, посматривала на Арину. Чем ближе она подходила к Алексею, тем медленнее шла, да еще рукой за грудь держалась, обмахиваясь концом платка, словно вдруг сделалось ей душно и томно.
– Ты гляди, что вытворяет! – восхитилась Анна, видя, как Просдока, проходя мимо Алексея, вдруг закатила глаза да рухнула прямо ему в руки. Тот машинально подхватил женщину, просто чтобы на него не упала, а сам поверх ее головы продолжал искать глазами Анну. Нашел, глянул весело, потом на миг перевел взгляд на обмершую в его руках бабу и вдруг задорно подмигнул. Анна ему в ответ понимающе улыбнулась и сказала Арине со смешком:
– А взгляд-то у Леши какой разбойный – знать, удумал чего-то… Их бы обоих к Мишане в циркус.
– Куда-куда?
– Потом расскажу, – отмахнулась Анна, – ты гляди, что сейчас будет.
Арина усмехнулась про себя, отметив, как сразу же притихли и со жгучим нетерпением уставились на Анну окружающие, особенно бабы. Видимо, ждали, как ответит боярыня на такое непотребство, многие – заметно было – просто взгляда не отрывали. А она и бровью не вела, только усмехалась, да и говорила громко, не для одной Арины – чтоб все вокруг хорошо расслышали.
«И правильно – пусть потом другим пересказывают. Мудра боярыня, заранее все предвидит: сплетня-то все равно пойдёт, никуда не денешься, а вот какой ей быть – слова Анны Павловны сейчас заранее решили».
И, уже не скрывая своего любопытства, Арина, включившись в игру, стала в упор откровенно разглядывать Продьку. С того места, где они стояли, было хорошо видно, как та, томно и многозначительно глядя на Алексея, что-то тихо ему говорит, привалившись к Рудному воеводе роскошной грудью. Тот, приподняв бровь, смотрел на нее с интересом, спрашивал что-то, но в глазах у него скакали черти.
– Ой, ну ты погляди, прямо тает баба в руках у Алексея, ну ровно масло на печи, – насмешливо и так же громко, как Анна, сказала Арина, не без удовольствия подыгрывая боярыне. – Не ровен час, закапает. А Алексей-то, Алексей каков! Как глазом заблестел! А она-то и не чует, что он потешается! Ой, дура-то… И что он там удумал, интересно? Эх, жаль, слов не слышно!
Зато ратнинцы, стоявшие в двух шагах от места действия, прямо-таки раскрыв рты, прислушивались к разговору старшего наставника и шустрой вдовицы:
– Ой, прости, не зашибла ли я тебя ненароком? – простонала Просдока. Масляные глаза влажно поблескивали из-под полуприкрытых век, а пухлые губы были слегка приоткрыты, словно уже готовы для жаркого поцелуя. – Сомлела я что-то. День-то какой выдался погожий, жаркий, а народу сегодня – не протолкнешься… Насилу и выход нашла…
