было плохо видно. А та улочка, что справа – уходила с грунтовой дорогой резко вниз, в долинку. И везде домики тоже были примерно одинаковые.
Ну вот… направо пойдешь – коня потеряешь, налево – что-то там еще, я уже забыла… в общем, засада, кругом одна засада.
И что дальше?
Но не успела я окончательно расстроиться, как мимо меня на велосипедах проехала стайка мелких пацанов. Они громко переговаривалась, ругая какого-то Сережку, но со мной поздоровались все, дружно.
Я успела ухватить за рукав ближайшего мальчишку:
– Стой!
Он остановился, удивленно-настороженно глядя на меня. Мелкий, загоревший до черноты, заросший до невозможности, с блестящими живыми глазами и россыпью конопушек.
– Заработать хочешь? – предложила я. – Дам рубль, если довезешь сумки до моего дома.
У пацаненка глаза стали по пять копеек.
– Видишь, я с гипсом, – продемонстрировала я руку, – сама не дотащу. Нанимаю тебя с велосипедом, как такси.
– Хорошо, тетя Лида, – обрадовался пацан, а потом недоверчиво добавил. – Точно целый рубль? Покажи!
Я показала, мне не жалко.
– Бумажный, плохо, – покачал головой пацан, – А у тебя мелочью будет?
Я достала кошелек и нашла там по пять и десять копеек как раз рубль.
– Пойдет! Только ты мамке моей не говори, а то отберет, – рассудительно добавил пацаненок, я согласно кивнула и договор высоких сторон был принят на высшем уровне.
Погрузив рюкзак на багажник сзади, а авоську – на руль, мы с пацаном неторопливо пошли по селу. Мальчишка свернул на грунтовую дорогу, которая шла в долинку, а я порадовалась, что одела джинсы и кроссовки.
Поравнявшись с первым двором, я увидела на лавочке старушку в накрахмаленном белом платочке и облезлом плюшевом жакете. Мальчишка поздоровался первым, я – сразу за ним.
– Лидка? – всплеснула руками старушка, поздоровавшись, – а я смотрю, смотрю, ты ли это?
– Ага, я, – подтвердила я, не зная, как зовут эту бабушку.
– Решилась-таки вернуться? – продолжила словоохотливая старушка. – Не боишься? Лариска-то в Витькой тоже прибегут, как узнают.
Я неопределенно пожала плечами.
– Ох, что будет-то, – старое сморщенное лицо ее сморщилось еще больше, и она мелко-мелко затряслась, подхихикивая.
Мы пошли дальше по дороге, но далеко уйти не успели, как пацан категорически предложил объехать один двор, "да там петух сильно дерется", – аргументировал он, поэтому мы сделали большой крюк и выехали к очередному двору, где у распахнутой калитки стояла дородная тетка в красной мохеровой кофте и делала вид, что пасет гусей.
Мы опять поздоровались. На этот раз хором.
– Ой, Лида! – расцвела улыбкой тетка. – Ну здравствуй, здравствуй. С автобуса только?
Я кивнула.
– А что, на первом-то не приехала? – удивилась тетка.
– Так работа же, – пожала плечами я.
– Ну да, ну да, – согласилась тетка, – ты там важная прямо такая стала, в депо своем, с журналистами международные встречи проводишь.
Я только вытаращилась. Откуда?
– Мы всей улицей статью в газете читали, там же про тебя написано было, – сообщила словоохотливая тетка, увидев мое недоумение.
Я натянуто улыбнулась. Блин, что ей отвечать – не пойму.
– Кто бы подумал, что ты вернешься, – продолжила удивляться тетка (очевидно ей мои ответы были не важны). – Ну ты даешь! Я бы не смогла, если бы со мной так.
– Да, я такая, – невнятно ответила я.
Все говорят какими-то загадками про Лиду, одна я не в теме. Интересно, что она натворила такого? Ну ладно, по ходу дела разберемся.
Перекинувшись еще парой слов ни о чем с теткой, мы поехали дальше.
Наконец, показался, очевидно, дом Скобелевых, потому что пацан притормозил и сказал:
– Теть Лида, давай сейчас рубль, а то баба Шура увидит, мамке скажет.
Я вытащила мелочь и протянула ему. Пацаненок шустро сгреб деньги в карман, и покатил велосипед дальше. Поравнявшись с добротным кирпичным домом за новым глухим забором, выкрашенным ярко-зеленой краской, он молча сгрузил мои вещи на травку, махнул рукой и усвистал прочь.
Я остановилась, рассматривая дом лидочкиных родителей. Отворилась калитка и хмурая женщина буркнула:
– Явилась-таки.
Глава 20
Я смотрела на хмурую приземистую женщину с грозно сдвинутыми густыми бровями и почему-то в голове всплыла строчка из стишка: "…человеку надо мало: чтоб тропинка вдаль вела, чтоб жила на свете мама, сколько нужно ей – жила… Это, в сущности, – немного, это, в общем-то, – пустяк, невеликая награда, невысокий пьедестал, человеку мало надо, лишь бы дома кто-то ждал…".
– Явилась? – мрачно буркнула женщина, прищурив маленькие, как у землеройки, глазки, развернулась и ушла обратно.
Это что, сейчас была лидочкина мама… такая?
Я потопталась немного у ворот и нерешительно вошла в густо поросший мелким спорышом и шершавыми калачиками двор. Там никого не было, кроме двух неопрятно-белых куриц с помеченными синькой шеями, которые, с крайне озабоченным видом, громко копошились средь травы.
И куда эта женщина подевалась? (язык как-то не поворачивался называть ее мамой). Во дворе, куда выходили двери доброго десятка справных сараев, клунь и чуланчиков поменьше, было пусто, входную дверь дома охранял большой навесной замок, а я стояла и озадаченно крутила головой.
– Ну долго ты еще тут приплясывать будешь? – раздался опять хмурый голос из глубины какого-то большого сарая, то ли маленького амбара. – Иди, давай, подсоби.
Я осторожно опустила рюкзак и авоську прямо на траву и вошла в сарай, больно стукнувшись головой о притолоку. Женщина ловко ссыпала из мешка нечто похожее на комбикорм или крупу-сечку в корыто, белая пыль густо оседала на моей голубой импортной ветровке.
– Держи!
Я осторожно ухватилась за край корыта.
– Да двумя руками держи! – рявкнула женщина с досадой, просыпав немного на землю. От ее грязного рабочего халата несло свиным навозом и еще чем-то кислым.
– Не могу, – стараясь дышать через раз, я продемонстрировала гипс.
– Тогда иди отсюда, – рассердилась женщина и чуть не уронила мешок, – ишь, помогальщица нашлась! Если безрукая, зачем приехала?
– Проведать приехала, –