— Вы когда-нибудь заткнетесь? — с генеральскими нотками поинтересовался Берестин. — Даже мне надоели…
Шульгин почесал усы с хитрым взглядом позднего Арамиса, потянулся к очередной сигаре.
Четыре неглупых человека, «играя на одну руку», способны заморочить любого мудреца, не говоря о машине, пусть интеллектуальной. Примерно как в рассказе Шукшина «Срезал». Там всего один деревенский демагог публично опустил кандидата наук, что же говорить о нашем случае?
— Значит так, дорогой друг, — перешел к сути Новиков, — то, что мы отплываем в дальние моря, очевидно и обсуждению не подлежит. Что проблему дуггуров оставляем вам — тоже. Нам надоело постоянно решать никчемные мировые проблемы. Однажды мы совершили грандиозную ошибку, не послав твоего друга и шефа по известному адресу, но, прими к сведению, некоторые ошибки удается исправлять. «Покуда век не прожит…» Нам от вас нужно вот что: завершить доукомплектование кораблей расходными материалами и биороботами, о чем развернутую заявку по установленной форме подаст Воронцов. И самое главное — нам требуется подкорректировать внешний облик. Мы, как ты видишь, люди хотя и бравые, но уже немолодые. Всем около сорока, никуда не денешься…
— Для мужчин — возраст расцвета, — осторожно заметил Арчибальд, не зная, к чему может привести еще и этот заход.
— Кто бы спорил. Ты и в тысячу с лишним выглядишь как огурчик. Но нам нужно другое: выглядеть крепкими парнями в районе двадцати пяти лет. Девушкам — немного меньше.
— Всем?
— Кому скажем. Реально?
— Безусловно. Если просто косметически — за час управимся. Если по-настоящему, с перестройкой на клеточном уровне, — не меньше суток.
— Не то чтобы совсем на клеточном, — сказал Шульгин, единственный, кто разбирался в этих вопросах профессионально, — тут и напортачить легко, есть прецеденты. Достаточно произвести точно выверенную регенерацию кожных покровов и эндокринной системы. Остального не касаться. Суть в том, чтобы по всем внешним признакам мы соответствовали названному возрасту на протяжении того срока, который понадобится. Ну год, два. При полном сохранении нынешнего умственного, нравственного, эмоционального статуса, всех моторных навыков…
— Постараемся, — ответил Арчибальд с миной дорогого врача, договаривающегося с пациентом, — сделать то же самое, что ваши гомеостаты, но с особой избирательностью. И предусмотреть, чтобы после процедуры не наступило рассогласование обновленных и оставшихся прежними органов и систем. Так?
— Лучше бы я и сам не сформулировал, — одобрительно ответил Шульгин. — Хорошо физиологию знаешь. И не забудь, наши гомеостаты должны поддерживать обновленные организмы не хуже, чем сейчас… Воспринимать новое состояние в качестве очередной «генетической нормы».
— Постараемся, — повторил Арчибальд.
— Учти, начнете с одного — мы сами выберем, с кого именно. По завершении процедур протестируемся известным нам способом, и так далее…
— Это как вам будет угодно. Фирма веников не вяжет…
Где же он, интересно, подхватил эту хохму?
— А дальше? — спросил Шульгин.
Арчибальд замялся. Неужто не знает? Или не хочет ответить?
— Фирма делает гробы, — не поднимая глаз, припечатал Берестин. — Как хочешь, так и понимай.
…На полдороге от кабинета, который себе придумал Арчибальд, чтобы соответствовать своей теперешней должности мажордома, до площадки лифтов, тоже в какой-то мере придуманной, поскольку она появлялась почти в любом удобном месте, друзей встретил Антон.
— Что ж вы меня не дождались?
— Мы бы с полным удовольствием, но ведь предупреждать надо. У тебя свои неотложные дела, у нас — свои. Цивилизованные люди заранее в блокнотике отмечают, когда встреча, во сколько и с кем…
— Простите, если можете. Саша, проведи нас в свое убежище…
До дверей секретной квартиры все шли молча. Этакая группа серьезных мужчин, с суровыми лицами, устремленных к не сулящей веселья цели.
Разместились в кабинете, выходящем окнами в заснеженный двор.
— Так что же произошло? — спросил Шульгин, в пределах этих стен принявший на себя право говорить от имени Братства.
— На самом деле — ничего. Помня наши прежние споры, дискуссии и предположения, я захотел посмотреть, как вы будете разговаривать с Арчибальдом без меня… — Антон кривовато ухмыльнулся.
— Что-то интересное для себя почерпнул? — спросил Левашов.
— Ты знаешь, да! Его стоит принимать всерьез… Вам.
— Всерьез как друга или как постороннюю силу?
— Пока — первое. У меня нет ни малейших оснований сомневаться в его желании и готовности служить нашему общему делу… Он на него запал, как у вас принято выражаться…
— Тогда в чем сомнения? — Новиков видел, что Антон не в полной мере адекватен самому себе, прежнему.
— Он меня — отодвигает…
— Чего же ты хотел? — спросил Шульгин. — Стоит дать слабину, и подобная коллизия случается с кем угодно. Непонятно одно — с чего ты вдруг поплыл? Я знаю массу случаев, когда после зоны мужики выходят гораздо круче, чем были до… Вся деревня их боится! Просто так, на всякий случай.
— Не тот мужик и не та зона, мы об этом уже говорили, ты не помнишь?
— С этим тоже поработаем, — сказал Левашов. — Хочешь, я завтра превращу его в то самое «железо» из которого он возник? Тебе останется только кнопки нажимать… Правда, что случится с Замком как с объектом, понятия не имею…
— Нет, это уже крайний случай, — ответил слегка воспрянувший духом Антон. Моральная поддержка иногда значит больше, чем физическая. — Еще сам подержусь… Жаль, что вы все сразу уходите. Скучно без вас будет.
Это прозвучало, как очень мягкая формулировка другой эмоции: «Тошно без вас будет». А может, даже — «страшно».
— А как до этого жил? — участливо спросил Берестин. — Полтораста лет обходился, и вдруг…
Наверное, Алексей по-своему был прав. Человеку, начавшему военную службу курсантом воздушно-десантного училища в восемнадцать лет, привыкшему сначала абсолютно подчиняться, а потом и командовать, взводом, ротой, кидаться «с воздуха в бой» под направленные лично в тебя пули, сложно понять ближнего, теряющего мужские качества в ничего особенного не представляющей обстановке. Подумаешь, дальние перспективы! Ты ближайшие полчаса выживи, в штаны не наложив, — тогда ты солдат!
Сам Берестин, из отставного ротного внезапно став командующим фронтом, не растерялся. Сложись судьба иначе, стал бы Маршалом Победы, оставив за флагом всех остальных, позже прославленных.
