Красс наблюдал за битвой с небольшого пригорка и, едва сопротивление было сломлено, приказал букцинам трубить отход. Хотя перед штурмом трибуны и центурионы получили строгий приказ пресекать грабежи и насилия в отношении граждан Пренеста, разгоряченные битвой солдаты могли и ослушаться командиров, чего допустить нельзя было ни в коем случае. А чтобы приказ был выполнен точно, Красс немедленно ввел в город когорты не участвовавшего в штурме двадцать третьего легиона под командованием Сервилия.
Только два часа минуло с того момента, как в Венанция полетели первые стрелы, а порядок уже был установлен. Посланные легатами контуберналы доложили, что потери незначительны. В схватке у ворот погибли двадцать два легионера, а на стенах — всего трое. Варваров было перебито более сотни, несколько десятков были захвачены в плен.
— Ну, вот и первая победа, — сказал Красс, ни к кому не обращаясь. — Хорошо начать войну хотя бы и малым успехом.
— Мы разметали их как щенков, — заметил Кассий. — Этот сброд не умеет сражаться. Видно, нынешние римляне забыли, с какого конца держат меч, раз позволили варварам хозяйничать в римских землях.
— Возможно, Кассий, возможно. Но что это там у ворот? Похоже, к нам едут гости.
Сопровождаемые центурией двадцать третьего легиона во главе с военным трибуном, к пригорку шли пять человек в богатых одеждах. И с ними еще один в какой-то серой хламиде. Должно быть, депутация знатных горожан.
— Да, это префект Афраний, — подтвердил Венанций. — И с ним епископ Глицерий. Афраний не особенно набожен, но считается хорошим христианином. Глицерий же совершенный фанатик. Как я слышал, он даже призывал разрушить храм Фортуны в Пренесте, но потом его стали использовать как церковь Святой Богородицы.
— Э-э-э… О чем ты толкуешь, Венанций? Это служитель какого-то культа? Префект тоже культист?
— Они христиане. Их вера учит, что…
— Расскажешь потом. Мне подобает встретить гостей.
Приблизившись к полководцам, префект и его свита остановились. Вперед вышел трибун:
— Граждане города Пренеста желают выразить тебе, проконсул, свою покорность!
За ним выступил префект. Его жирные щеки заметно тряслись. От волнения он постоянно облизывал губы, а голос его дрожал.
— Проконсул и триумвир, Марк Лициний Красс! — начал он, явно повторяя слова, внушенные ему трибуном. — Пренест благодарит тебя за освобождение от варваров проклятого Рицимера, и я, от лица городского Сената и граждан, приглашаю тебя войти в город, дабы разделить со мною трапезу и воспользоваться нашим гостеприимством. То же касается и твоих доблестных воинов.
— Я принимаю твое приглашение, префект Луций Афраний! Однако мы не можем надолго задержаться в городе, долг зовет нас дальше, — добавил он, видя, что префект от страха вот-вот лишится чувств.
На лице префекта проступило огромное облегчение.
Красс действительно не собирался задерживаться в Пренесте дольше, чем это необходимо. Но, вместе с тем, не мог побороть искушения посмотреть, как теперь выглядят города, и познакомиться с римлянами будущей — нет, теперь уже настоящей — эпохи. В свое время он несколько раз бывал здесь — в окрестностях города у него имелась большая вилла — и запомнил Пренест ухоженным, утопающим в зелени городком, чьи горожане отличались довольно непочтительными манерами и веселым нравом. Он до сих пор сожалел, что во времена свирепого Суллы ему пришлось предать этот город огню и мечу, чтобы выкурить засевшего там Мария-младшего. Но тогда Пренест быстро возродился, вновь стал оживленным веселым городом. Теперь все было иначе. Город наполовину опустел. Многие дома стояли брошенными, с тоской взирая пустыми оконными проемами на грязные улицы. Возможно, они вспоминали времена расцвета города, которые, увы, давно миновали. Горожан видно не было, должно быть, заперлись по домам, ожидая, когда же их начнут грабить. Эх, римляне, римляне…
В сопровождении Кассия, Венанция и десятка контуберналов Красс миновал городскую курию и, следуя за угодливым Афранием и мрачным Глицерием, направился к дому префекта. Здесь их ожидало наскоро приготовленное угощение. Довольно скромное, но проконсул не стал придираться. Его сильно удивили расставленные вокруг стола стулья, на которых полагалось сидеть, вместо того чтобы возлежать на ложе. Но, в конце концов, у каждого времени свой обычай. Гораздо больше его и спутников изумило то, что прежде чем приступить к трапезе, префект и Глицерий, сложив молитвенно руки, долго шептали что-то себе под нос. Красс вспомнил слова Венанция о каком-то культе, которому здесь следуют, и только пожал плечами, собираясь отдать должное украшающей стол жареной курице и бокалу с вином. Однако начало обеда испортил Кассий. Видя, что хозяева дома явно выполняют какой-то обряд, квестор также решил совершить возлияние в честь Юпитера.
— Да будут боги благосклонны к этому дому! — провозгласил он, плеснув несколько капель вина на пылавший в жаровне огонь.
Префект и епископ уставились на него как на прокаженного.
— Язычники, — процедил Глицерий. — Я так и думал!
Венанций рассмеялся, демонстративно встал и также совершил возлияние.
— Да, епископ, — сказал он. — Доблестный проконсул и его воины верят в отеческих богов. Ты же неспособен думать ни о чем, кроме своего распятого иудея.
Глицерий сделал какой-то знак, словно рисуя перед собой невидимый крест, и ответил:
— Господь накажет их, если они не обратятся к истинной вере. Тебя же, богохульник, не исправит ничто. Предрекаю — гореть тебе в аду!
— Это мы еще посмотрим, — сказал Венанций, принимаясь за еду. — Думаю я, многое теперь изменится…
Глицерий сложил на груди руки и смотрел прямо перед собой, лицо его окаменело. Красс с сочувствием посмотрел на префекта, тот явно не знал, что делать, и перепугался до смерти.
— Довольно, Венанций, — сказал Красс. — Не обижай хозяев. Я вижу, что вас разделяет религиозная вражда, но не стоит омрачать трапезу.
— Но ты не знаешь всего об этих…
— Я сказал — довольно!
Про себя Красс уже решил при первом же случае подробно расспросить Венанция об этом новом культе. Кажется, он назвал его последователей христианами. Было похоже, что культ этот ныне широко распространен и пользуется определенным влиянием.
Дальнейшая трапеза протекала в молчании. Лишь под конец префект несколько разговорился. Глицерий же так и не притронулся к еде, сверля гостей неприятным взглядом.
Красса и его полководцев интересовали последние новости об осаде Рима, но Афраний мало что мог рассказать.
