Первым слово дали Казачине как самому младшему и, к тому же, с наименьшим стажем в команде.
- Честно скажу, я пока не знаю, что и сказать… Какие у нас варианты есть?
- Тогда давайте Тоху послушаем, как самого, в этих альтернативностях подкованного, — предложил Алик.
- Тош, рассказывай! — попросил командир.
«Ну что всё я, да я? Мне бы нажраться и забыться… У меня сын маленький и жена молодая… Знал бы, кто такую подляну устроил — даже нож бы не доставал. Так бы — своими редкими зубами загрыз бы!» — вот примерно с таким винегретом в голове я и начал свой эпохальный спич.
- Обрисую всю глубину нашего анального падения, — усмехнувшись, начал я. Как говорит один из моих лучших друзей: «Он и на своих похоронах будет шутить… Что бы народу скучно не было».
- Будет ли возврат — нам не известно. Привязан он к месту — нам не известно. Привязан он кому–то из нас — нам не известно. Нам известно, что мы — в начале июля 1941–го. Нам известно, что советские войска — почти в двух сотнях километрах, на Березине. Да и то, они не долго там продержатся.
- Ну, последнее, до настоящего момента было известно только тебе — буркнул Док.
- Командиру тоже. Он в училище должен был проходить — парировал я.
- Тош, это когда было. Тридцать лет назад… — ответил любимый командир — да и девками окрестными я тогда был больше озабочен, чем тонкостями оперативного искусства. Так что ты у нас теперь основной справочник.
- Ага, не хрен шкафами с книгами было хвастать — подсластил пилюлю Док.
- Ладно, проехали — весьма покладисто согласился я. — С вопросом «Кто виноват?» мы разобрались. Переходим к другому классическому вопросу — «Что делать?». Вот тут у нас широчайший выбор вариантов. Первый — сидеть на месте и ждать, что всё само образуется. Правда, еды у нас на три дня и немцы вокруг. Да и через три месяца станет несколько прохладно.
Вариант второй. Активно врастать в окружающую действительность. Возможен подвариант: врастать, но регулярно являться на это место, в надежде, что перенесёт обратно. Или неактивно врастать и проверять. Можно голосовать! Кто за первый вариант — прошу поднять руки!
Как хорошо, что друзья у меня — реалисты. Перспективы прожить неопределённый промежуток времени в лесу в центре охваченной самой страшной из войн страны, они оценивали правильно, поэтому ни одной руки я не увидел.
- Что ж, переходим ко второму варианту. Активное врастание — это прорыв на ту сторону или создание партизанского отряда. Но можно и в полицаи пойти…
- Так, марсианину больше не наливать! — откомментировал мои последние слова Док. — Я так понимаю, хер официр шутит так плоско?
- Правильно, Серёжа, понимаешь. Но я должен обрисовать все варианты. На ту сторону нам нельзя — у нас кроме усов, лап и хвоста других документов нет. Но можно нарисовать. Правда, как бы не приукрашивали родную страну патриотические историки, шансов встать у нас к грязной кирпичной стенке — несколько больше пятидесяти процентов. А я с такими шансами за стол не сажусь.
А вот в партизанском варианте смысла больше. Зарекомендовать себя, обрасти легендой — и угу!
Бродяга откашлялся и взял слово.
- Ну, тема понятная нам и близкая. Только вот зачем ты пареньку этому — ментёнышу, про спецгруппу НКВД наплёл. Он же теперь на нас, как на богов смотрит, разве что не уверен, мы сейчас пойдём Гитлера убивать, или до завтра подождём… Особенно, после того как ты тех двух фрицев в ножи взял.
Поскольку, как потом выяснилось, о моих геройских похождениях Люк с Тотеном рассказали только Фермеру и Бродяге, остальные с некоторым недоумением уставились на Шуру–Два.
- Непоняяял… Какие ножи? — Док был явно удивлён. Конечно, одно дело трындеть вечерком у костра, обсуждая собственную крутизну, или флудить на форумах в Интернете, и совсем другое — внезапно узнать, что сегодня рано поутру твой друг зарезал двух человек, после чего спокойно устроил себе сиесту. Я его где–то понимаю… Я, честно говоря, сам от себя охреневаю.
- А ты думаешь, откуда у нас карабины взялись? Из сельпо? Или они в здешних лесах сами через мох пробиваются? — осадил Серёгу командир. — Тоха и Люк сегодня по холодку пробежались и трёх немцев завалили. Но к делу это сейчас отношения не имеет. Продолжайте, товарищ старший лейтенант.
- Саш, а что так официально то? — удивился я.
- Не понимаешь? А пусть привыкают. Я — майор ГБ, ты — старший лейтенант, Люк и Шура — летёхи… Хотя для Бродяги не серьёзно… Капитаном будешь?
- Ну, по–армейски это — подпол… Пойдёт, как раз моё.
- Далее. Тотен и Казачина — сержанты. Ну а Док — ты кто у нас по военно–учётному столу?
- Старший лейтенант медицинской службы.
- Значит, будешь капитаном, — заключил щедрый Фермер.
- Военврач 3–го ранга, — поправил его я.
- Нехай третьего. Итак, на чём мы остановились?
- На партизанщине, Саша. Поскольку некоторые из нас обладают недюжинными познаниями в таком благодарном деле как диверсии и саботаж… — я кивнул в сторону отцов–командиров, — то создание инструкторского центра было бы весьма кошерным делом. Вопрос в том, как нам нарыть полномочия из центра, и где найти партизан.
- На последнее мы можем сержанта этого напрячь. Я его уже вербанул… — лениво протянул Бродяга.
Хм, немудрено, майор (а по отставке и подполковник) из «Каскада» с тридцатилетней выслугой и сопливый сержант из райотдела. Вы бы на кого ставки делали?
- А пока предлагаю перенести операционную базу на смолокурню. Она тут в паре километров. И потренироваться на кошечках.
- В смысле? — спросил командир.
- Устроить пару диверсий на дорогах и наведаться в село за жрачкой. Пока немцы всё не вымели и полицаев не организовали. Тем более что части народа надо пообтесаться.
Сказано — сделано! Великая, всё–таки вещь — дисциплина! Есть цель, есть приказ и переживания и рефлексии посланы, куда подальше… Плакать будем позже… Ох будем…
…
Пока готовился обед, и собирались вещи, я подошёл к Бродяге, с целью выяснить некоторую несуразность.
- Шур, а Шур, слушай, а ты не узнавал у мента нашего, что это он в одиночку по лесам с архивом мотался?
- Да ему предписание мобилизационное пришло, а его на отделе бросили. Щенок он ещё. Я его поспрошал плотненько. Дескать, не много ли на себя, сержант, берёте. Ну, он и хрупнул. Говорит, мол, в удостоверении «НКВД» написано, а в тонкости мало кто лез. Не до них было. Они же в «котле», почитай, две недели сидели. А начальство ноги сделало. Не всё, конечно. Пацанчик чуть не плакал, когда рассказывал. Сквозь людей, суки, на машинах уезжали. Да только немцы к тому моменту уже многие дороги перекрыли, и фальшивые блокпосты поставили, для отлова советско–партийных руководителей. Да и наши с такими бегунками сильно не церемонились.
