— Где они? — шепотом спросил Владимир Викентьевич, воинственно ворочая острой бородой по сторонам, словно это было тайное оружие, которому стоит только указать цель, а дальше оно расправится с противником по своему усмотрению.
— К-кто? — так же шепотом уточнила я.
В себя от созерцания его одежды для сна я уже пришла. В конце концов, если он сам считает, что нет ничего необычного, то мне, с моими провалами в памяти, тоже нужно делать вид, что все совершенно нормально.
— Те, кто на вас напал.
— На меня никто не нападал. Это я.
— Что вы? — С его руки слетела тонкая зеленая паутинка, раскинувшаяся по всей комнате и почти сразу истаявшая. — Не хотите ли вы сказать, Елизавета Дмитриевна, что пожар — ваших рук дело?
— Я не хотела. Просто было темно, я решила зажечь лампу. И вот. Простите, ради бога, Владимир Викентьевич, — я всхлипнула. — Я даже представить не могла, что все так случится.
— Погодите. — Он придвинул к себе стул, явно собираясь на него сесть, но стул, впрочем, как и все остальное, был покрыт слоем сажи и непременно бы испачкал ночнушку целителя, поэтому тот лишь недовольно на него поглядел и отодвинул. — Вы хотите сказать, что сами создали огненный шторм?
— Я не хотела. Так получилось, — покаялась я. — Я всего лишь пыталась зажечь лампу.
А вместо этого зажгла стол и шторы. Боюсь, ни то, ни то теперь иначе как для растопки использовать было нельзя, да и то, то, что осталось, долго гореть не будет даже традиционным способом: на шторах сохранились лишь края, а стол прогорел до состояния угля.
— То есть вы вспомнили, как призывать магию? — обрадованно уточнил Владимир Викентьевич, потом посмотрел на разгром в комнате, понял, что поторопился, и уточнил куда более мрачно: — Хоть что-то вы вспомнили, Елизавета Дмитриевна?
Я отдала должное его выдержке. Я разнесла одну из комнат дома, а владелец не только не говорит, что думает о моем умственном развитии, а находит в себе силы на спокойную и вежливую беседу. И даже чему-то радуется.
— Я ничего не вспомнила. Но я подумала, что, если представить огонь, идущий от руки, можно зажечь фитиль на лампе. Вот и…
— То есть вы использовали сырую силу, — укорил он. — Это совершенно нерационально.
За его спиной появилась заспанная горничная, в тесно запахнутом халате. И вид у нее, несмотря на заспанность и халат, был настолько респектабельный и неодобрительный, что я сразу вспомнила, что на мне только ночная сорочка и быстро набросила на себя халат, сиротливо висевший на спинке кровати. И что мешало мне это сделать до начала моих магических изысканий? Или даже вместо?
— Владимир Викентьевич, что случилось?
— Артефакт криво сработал, — неожиданно ответил он, показывая мне знаком молчать. — Был при Елизавете Дмитриевне. Наверное, преступники испортили, а мы, увы, не проверили. Подготовьте барышне другую комнату. Эта пока для жилья непригодна. Я сейчас переоденусь и подойду. Все равно уже пора вставать.
Меня сопроводили в комнату с другой стороны от библиотеки. Собственно, заселение ничем не отличалось от того, что было с вечера, разве что части вещей я недосчиталась. Из книг остался только томик стихов с закладкой из волковской фотографии. Интересно, я ему хоть немного нравилась?
В одиночестве я долго не просидела. После деликатного стука появился Владимир Викентьевич, одетый словно на прием, даже борода была расчесана волосок к волоску. Наверное, настоящий практикующий маг должен быть очень аккуратен, чтобы не допустить того, что случилось в моей, теперь уже бывшей, комнате.
— Я непременно все возмещу, — залепетала я.
— Ой, да что там возмещать, Елизавета Дмитриевна? — успокаивающе забормотал Владимир Викентьевич. — Даже не переживайте. Я все равно собирался целиком менять обстановку в той гостевой, да все руки не доходили, так что теперь только поблагодарить могу за помощь. Но имейте в виду, Елизавета Дмитриевна, что ремонта в других комнатах у меня в планах нет, поэтому убедительно прошу вас быть поосторожней.
— Почему вы сказали горничной про артефакт?
— Незачем ей знать все, что происходит в доме, — отрезал он и неожиданно предложил: — А давайте-ка мы, Елизавета Дмитриевна, пройдем в библиотеку? Сядем со всеми удобствами, поговорим. И я вас опять обследую.
Он подхватил меня и потащил в соседнюю комнату с такой скоростью, что я опомнилась уже там, сидя на стуле напротив него, и тут же спросила:
— Что-то случилось?
— Возможно, — уклончиво ответил он и вперился в меня чуть расфокусированным взглядом.
Теперь я видела не только зеленое свечение на его руках, но и тонкие полупрозрачные структуры, наверняка диагностические. С такими способностями и томограф не нужен. Томограф? Я даже успела вспомнить, что они бывают двух типов, но все это тут же вылетело из головы, поскольку целитель вздохнул и сказал:
— Странная картина, Елизавета Дмитриевна. Сильное потрясение действительно может вызвать рост магии, но он никогда не бывает таким… лавинообразным. Вашу матушку беспокоил ваш уровень, и она тщательно следила за обязательным выполнением вами нужных упражнений, но они не давали не то чтобы значительного прироста, вообще никакого. И тут вдруг такой скачок.
— Возможно, усилия складывались, складывались и… — Я протянула руку, но тут же вспомнила сорвавшийся с нее огненный шквал и торопливо ухватила второй: как-никак, мы сейчас в библиотеке и урон от меня может оказаться куда больше, чем шторы и письменный стол. — А сейчас-то что мне делать?
— Заниматься. Я вам покажу пару упражнений по контролю — Он осмотрелся, и наверняка сразу подумал о моей потенциальной разрушительности. — Но не здесь. У меня есть небольшое экранированное помещение в погребе.
— В погребе? — я невольно хихикнула, представив длинные ряды полок с огурцами, спекаемые моей огненной волной в одну стеклянную стену.
— А что в этом смешного, Елизавета Дмитриевна? — удивился Владимир Викентьевич. — Ах, да, вы же наверняка не помните, что чем больше слой земли, тем легче ставить ограничивающие контуры.
— Увы, про контуры я действительно ничего не помню, Владимир Викентьевич, — смущенно признала я. — Зато при слове «погреб» появляются вполне конкретные картинки с продуктовыми запасами.
— Это тоже есть, но в другой его части, — согласился целитель. — Пойдемте.
— Сейчас?
— Разумеется. До завтрака мы вполне управимся, Елизавета Дмитриевна. А то вы слишком активно начали восстанавливать забытые возможности. Что вас вообще заставило спешить со столь серьезным делом?
— Я не подозревала, что оно настолько серьезное. То есть, напротив, то что оно серьезное, я понимала, а вот что настолько опасное — нет. А как с этим справляются дети?
Владимир Викентьевич двигался весьма шустро для своего возраста, я еле за ним поспевала. Но это не мешало ему отвечать на мои вопросы, которых было куда больше, чем я могла озвучить.
— Магия растет с возрастом, поэтому к вашим годам маг обычно понимает, что делает, а в два-три года разве что искорку выпустит. Достаточно присмотра няни даже с небольшим уровнем магии. Но у вас, Елизавета Дмитриевна, уровень теперь не тот, что был раньше и требует осторожности. Да и организму подстроиться стоило бы дать. — Он помолчал, но не долго, и неожиданно сказал: — Мне кажется, Елизавета Дмитриевна, что покушение повлияло на ваш характер. Существует гипотеза, что сила магии зависит от силы характера, и на вас она нашла подтверждение. Вы очень изменились. Манера поведения, выражения, даже взгляды совсем другие. Если бы я не видел вашу ауру, мог бы заподозрить, что на вашем месте кто-то другой.
— Но какое-то объяснение у вас есть?
— Разумеется, Елизавета Дмитриевна. На вас влияет рост уровня магии.
— И если магия пропадет, то я опять стану слабой и безвольной особой?
Волевой я себя и не чувствовала, напротив, мне казалось, что сейчас я позволяю себе плыть по течению, вместо того, чтобы разобраться в том, что происходит, и отказаться от опеки целителя.
