Хмыкнул, с улыбкой принимая вызов, брошенный судьбой, посмотрев в потолок. Н-да, не думал ни гадал, что судьба-злодейка занесёт меня в этом времени в подобное место. Нужно сказать, что в той жизни, в, такого плана, камере я как-то сидел часов пять. Закрыли меня туда, за то, что отказался поделиться деньгами с патрульными, которые застали нас врасплох у метро Бабушкинская, когда мы после концерта в скверике, перед тем как разойтись по домам, распивали спиртные напитки в размере – бутылка на троих.
Мы хотели уладить всё по тихому и оплатить штраф на месте – тогда это стоило рублей сто, если тебя поймали первый раз, однако у тех граждан были другие планы на этот счёт. После того как мы отказались выполнить их законные требования – отдать им все деньги, нас повезли в отделение, где моих, практически трезвых, компаньонов, мы только по пару пива выпить успели, засунули в обезьянник к бомжам, а меня, как самого разговорчивого, засунули в камеру предварительно заключения, отобрав ремень и шнурки. Там кроме меня находился только один человек, который спал на лежанке у одной из стен. Я в тот день с этой нервотрёпкой устал, поэтому, особо не заморачиваясь, улёгся у противоположной стены и тоже уснул. Через пять часов меня выспавшегося и полностью протрезвевшего пригласили на беседу к какому-то майору, который оценив мой трезвый вид так и не понял на кой хрен его соратники доставили нас в отделение, ибо распитие мы все трое категорически отрицали.
В общем было такое дело. Но то дело было в ё#@#$# перестроечные времена, когда беспредел был на каждом шагу. Ну а сейчас-то времена по идее более цивилизованные, так какого хрена я тогда тут?!
Многие бы могли сказать, мол ты сам нарывался. Не пререкался бы со следователем, не обращал бы внимание, что тебе тычут, подписал бы, что было велено, глядишь и пронесло бы.
А дальше что? Ну сейчас, допустим, пронесло бы... Допустим. А дальше то, что бы было? Отстали бы? Да ни в жизнь. В ближайшее же время я бы уже давал новые показания по любому поводу и подписывал бы я уже не только протоколы допросов, но и бумажку с согласием на добровольное сотрудничество.
Опять же многие сказали бы: – Ну и что тут такого? Всем известное, что основное число мега демократичных и супертолерантных персонажей, вылезших в девяностые на большую арену, были самыми настоящими стукачами в это время и стучали словно дятлы на своих друзей в комитет. И ничего. Уважаемые и всеми признанные люди...
Пофигу на них, скажу я вам. Они стучали, это их дело, но я не стукач и стучать не собираюсь. А эти игры: подпишите тут, подпишите здесь; ведут именно к этому – сотрудничеству, читай стукачеству.
Захотелось пить. Поднялся и подошёл к умывальнику и, хотя из ржавого крана пить было дико противно делать было нечего, поэтому открутил вентиль, но вместо ожидаемой воды услышал какой-то треск, скрежет труб. Как на зло пить захотелось ещё сильней, поэтому решил пойти на поклон к местному начальству и ударил кулаком в дверь.
Через пару минут моей долбёжки, окошко в двери отворилось и военный, чьего звания я не разглядел, спросил:
– Чего долбишь-то? Чего тебе?
– Товарищ, – произнёс я, глядя на голову в фуражке, – я могу Вас так называть? – и не дожидаясь ответа. – Так вот, товарищ, мне пить очень хочется, а воды в кране нет. Не могли бы Вы принести мне немного питьевой воды, дабы утолить жажду?
– Это да, – произнёс тот и пояснил: – В этой камере воды давно нет. Сантехник постоянно занят. Никак до сюда дойти не может.
– И что же делать? Пить-то охота.
– Не положено, – сказал тот казённую фразу и хотел было закрыть решку, но я его остановил.
– Товарищ, подождите. А как Ваша фамилия? – культурно осведомился арестант.
– Авдеев моя фамилия, – удивлённо произнёс военный и тут же поинтересовался: – А зачем тебе?
– Слышь, Авдеев. Тебя, наверное, не просветили, но этот ё#@#@# на всю голову следователь вероятно сошёл с ума. Я несовершеннолетний. Мне только недавно шестнадцать исполнилась. Следак даже родителей не вызвал. И мало того, что в камеру закрыл, так ещё и в ту, в которой нет воды. Я же видел, как он тебе приказал меня именно сюда упаковать. Знал ведь про воду наверняка. Жаждой хочет меня замучить, – прорычал я. – Авдеев этому следователю пришёл п$#@#. Он себе уже на пару сроков заработал. И если у тебя башка… гм… на голове есть, то иди к своему начальству и доложи, что за х#@# тут твориться, разумеется если ты не хочешь сесть в тюрьму вместе с тем гражданином.
– Сколько ты говоришь тебе лет? – поправив фуражку, удивлённо спросил тюремщик.
– Шестнадцать мне, – ответил заключённый, которого не смогла сломить карательная машина уже более десяти минут.
– Б#@, – протянул тот и закрыл окошечко.
– Гм... И что это значит? – протянул я и сел на квадратное лежбище.
Через минуту окошко вновь открылось и Авдеев протянул мне стеклянную бутылку воды.
– Ты туда плюнул или отравил? – поинтересовался зэк и, видя удивление военного, попросил: – Тогда испей сначала ты.
Надзиратель хмыкнул и сделал пару глотков.
– Благодарю тебя добрый хозяин, что не дал пропасть в пустыне бедному бедуину, – произнёс «бедуин» и присосался к горлышку сосуда с живительной влагой.
Вода в этом времени даже из под крана была вполне себе питьевая и особо сильно не хлорированная, поэтому я с удовольствием выпил всё до капли.
Отдавая тару военному произнёс:
– Спасибо, конечно. Выручил. Но на будущее тебе. Нельзя заключённым давать стеклянные бутылки! Розочку сделают и не дай Бог зарежут нафик.
– Так то заключённым. А ты разве заключённый?
– Ха. А кто же я, раз здесь сижу? Откуда ты знаешь. Вдруг я маньяк какой-нибудь, – хмыкнул я, глядя на святую наивность, и вновь пожурил: – Нельзя так делать! Это опасно!
– Ты напился? Ну и хорошо. Всё сиди пока. У меня дела ещё, – решил прервать наш разговор тюремщик и забрав бутыль закрыл решку.
– Какие у тебя дела-то?! К начальству беги пока не поздно, – прокричал арестованный вслед военному, но его никто не слушал.
«Ну и ладно», – сказал себе я и лёг на лежанку. Хотел было полежать и подумать о фильме, но настроения совсем не было. Помахал руками и ногами в разные стороны, поотжимался, поприседал, потом опять поотжимался, а потом от нечего делать стал пытаться залезть на стену пользуясь её двух-трёх сантиметровыми выпуклостями той самой неровной пупырчатой штукатурки.
Через некоторое время понял, что такие маленькие выступы не дают возможности нормально карабкаться по отвесной стене, а вот в углу, опираясь на две перпендикулярные к друг другу поверхности руками и ногами, я минут через десять достиг успеха и залез под самый потолок. И когда эта вершина была покорена, дверь камеры распахнулась и влетевший туда Авдеев крутя головой в поисках меня заорал:
– Васин, ты где?!
– В Караганде, – сказал человек-паук и спрыгнул вниз приземлившись рядом с караульным поинтересовался: – Чего тебе?
– Ты как там оказался? – спросил он и, придерживая фуражку, посмотрел на потолок.
– Не важно, – ответил паукообразный. – Та чего хотел-то?
– Васин, Васин, – сразу же быстро затараторил тот. – Там кипишь на верху. Из какого-то министерства звонили нашему начальнику. Насколько я понял искали тебя. Сейчас сюда полковник придёт. Следаку по всей видимости п#@#@. Ты скажи, что это он мне тебя приказал тут держать. И скажи, – прозаикался он, – что я с тобой хорошо обращался и тебе пить давал!
– Во как засуетились б#@#! – зло выругался я, а затем, посмотрев на дрожащего прапорщика, напомнил предостережение: – А ведь я тебе говорил, чтобы ты пошёл к начальству и доложил о произволе. Не захотел? Побоялся? Вот теперь и хлебнёшь полной ложкой, – презрительно произнёс пионер и, дабы запугать малодушного Авдеева ещё больше, добавил: – Буду ходатайствовать, чтобы тебя вместе со следаком закрыли именно в эту камеру, а ключи выкинули в Москва реку и забыли на*** куда именно бросили, – и видя произведённый эффект заржал гомерическим хохотом.
