— Не потрібно, Тарасе, в тебе та в мене доводи особисті незаплямовані, перевірку витримають. Ховай зброю![1]
Тарас Горобец[2] имел рост в метр девяносто два, широченные плечи и удивительно маленькую голову с глубоко посаженными маленькими глазками, которые выделялись на лице, покрытом недельной щетиной, да еще совершенно лысым черепом. Он был верным помощником Охрима, с которым был родом из одного городка, будучи в польской армии Тарас понял, что хорошо умеет убивать, причем не обязательно при помощи оружия. Горобец хорошо владел любым огнестрелом, виртуозно — ножом, но мог справиться почти с любым человеком просто голыми руками. Именно он совершал ликвидацию мельниковцев, получая при этом несказанное удовольствие. Но вот Блондина, который на его глазах превратился в Охрима, Тарас слушался беспрекословно и даже немного побаивался. Они быстро спрятали под половицу на маленькой кухне обрез, «Вальтер» и финский нож, принадлежавшие Тарасу и «Люгер» Охрима. Правда, на кухне было несколько невинных на первый вид ножей, которыми Горобец чувствовал себя вполне боеспособным.
Через минуту, когда на кухне быстро восстановили внешний порядок, в дверь квартиры на втором этаже, где скрывался Охрим со своим помощником, громко постучали. «НКВД. Проверка документов! Просьба открыть дверь и приготовить документы. Сохраняйте спокойствие и порядок!»
Когда Тарас открыл дверь, в нее вошли двое — сотрудник НКВД с револьвером и солдат с автоматом ППС, аккуратно страховавшим сержанта госбезопасности. Еще один солдат, но уже с карабином, в квартиру не входил. Тарас и Охрим предъявили свои документы. Выстрел из револьвера опрокинул Охрима на Тараса, которого это спасло на какое-то мгновение, но бросится на врага тот не успел — вторая пуля из револьвера ткнулась в тело падающего Дмытра Клячкивского, а в тело Тараса вошла короткая, в три патрона, очередь из автомата.
Не надо думать, что голова «попаданца» Андрея Толоконникова, даже учитывая его совершенную память, может вместить в себя все, даже Большую Советскую Энциклопедию. Но в его черепушку удалось вместить очень интересные данные, например, о том месте, где в Ленинграде, в отделе рукописей библиотеки имени Салтыкова-Щедрина, хранился архив западноукраинских националистов. Этот архив был теперь найден в начале сорокового года, но до поры до времени лежал без пользы. Сейчас же его вытащили на свет Божий и активно использовали. Кроме этого Толоконников, который стал Алексеем Виноградовым, дали в свое время прочитать краткую справку об адресах сторонников ОУН на Украине. Клячкивскому уже было не суждено ни создавать УПА (украинскую повстанческую армию), ни возглавлять ее.
То, что происходило во Львове можно было смело назвать словом «исход». Еще первого числа по городу поползли слухи, что где-то неподалеку обнаружена чума, что город будет на карантине, что НКВД и армия полностью блокировали Львов, что ожидаются еврейские погромы, потому что «жиды во всем виноваты». Ночью второго числа началась тотальная зачистка города. Смешанные отряды из армейцев и чекистов перекрывали район города за районом. В перекрытом секторе начинались поквартирные обходы, в каждую квартиру и в любое подозрительное место заглядывали решительно настроенные бойцы, открывающие огонь даже при намеке на сопротивление. За ночь было уничтожено четыреста восемнадцать слишком нервных активистов ОУН, кроме бандитов разной национальности и некоторого количества непонятных вооруженных личностей, которых еще надо было опознать и классифицировать, что это за враг попал в сети. Жителей Львова выводили из домов и грузили в автобусы и грузовые машины, оборудованные скамьями для перевозки людей и брезентовыми тентами. Разрешалось с собой взять только деньги, документы и минимум одежды. Людей вывозили в огромные лагеря, огороженные колючей проволокой, которые располагались по берегам Днестра, на границе с Житомирской областью. Там им делались прививки, и все проходили строгий шестидневный карантин, после чего направлялись дальше, вглубь СССР. Фильтровали в первую очередь тех, кто имел отношение к ОУН и УПА, а значительная часть из них еще не участвовала ни в чем, была равнодушна ко всему или только сочувствовала оуновцам, и предъявить им было нечего. Их никто не расстреливал и не осуждал. Но отметку в их делах НКВД делало, а это уже имело прямое отношение к их дальнейшей судьбе. Тех, кого зачистили на месте, можно было разделить на две категории: те, кто оказался с оружием в руках и оказал сопротивление властям и те, кто проходил по первому списку — убежденные враги, которые играли серьезную роль в ОУН-УПА и «прославились» военными преступлениями. Был еще и второй список — это серьезные деятели ОУН, которых можно было перевербовать. Их брали аккуратно, без шума и пыли.
Надо сказать, что ничего беззаконного на самом деле не творилось, потому что первого июля было опубликовано постановление Верховного суда СССР о признании Организации Украинских Националистов (ОУН) и родственных ей украинских объединений, организаций белорусских националистов (список организаций прилагался) и польской Армии Крайовой террористическими организациями, из чего следовало, что никто не считал их регулярными армейскими частями и правила о военнопленных и принципы ведения войны на них не распространялись. Особо подчеркивалось, что при наличии оружия у членов этих организаций, они подлежат уничтожению на месте. Более того, теперь они выводились под юрисдикцию военных трибуналов и никакие гражданские суды рассматривать дела членов этих организаций права не имели. Армия Крайова попала в этот «черный список» за свою деятельность на землях Западной Украины и, особенно, Западной Белоруссии. Их успехи в войне против мирных советских граждан и семей красных командиров дали четкое основание считать всех аковцев оптом бандитами. И последствия этого акта сказались достаточно быстро. Вторым юридически важным решением было постановление уже Верховного Совета СССР о введении на территориях Западных областей Украины и Белоруссии карантина и военного положения с комендантским часом, что передавало власть в этих регионах военным и делало все их мероприятия законными.
Важным фактом было то, что из Львова кроме людей оперативно вывозилось продовольствие и промышленное оборудование (пригодное для демонтажа и последующего использования). Причем на продовольствии делался особый акцент: людей в лагерях надо было кормить. Пища была простой, готовилась в полевых кухнях, но при этом сытной и выдавалась в достаточном количестве, дети получали даже сезонные фрукты. После обязательной прививки уже бывших жителей западных областей Украины и Белоруссии доставляли в лагеря-распределители на территории Хмельницкой, Житомирской и Минской областей. Оттуда они отправлялись, в основном, за Урал, распределяясь согласно своим профессиональным навыкам и потребностям в их труде. Принцип переселения был не концентрировать в населенных пунктах какое-то значимое количество «западенцев». Дальше всего уезжали те, у кого была отметка НКВД о неблагонадежности (могут принимать участие в антиправительственных организациях). Переселенческие комиссии работали не покладая рук. Особенно сложной была работа с местными крестьянами. Им предлагали два выхода: вступать в сельскохозяйственные артели, которые сильно отличались от колхозов, плакаты, фотографии, примеры, усиленная агитация велась, конечно же, в пользу артелей, но насильно туда никто никого не загонял. Второй вариант был расселение хуторами с предоставлением большого надела земли (от семидесяти моргов и более) в районе Приамурья. Причем в некоторых районах, где земли были пустынными, хозяин мог брать под распашку столько земли, сколько сможет обработать сам, без наемной рабочей силы. Переселенцам к Амуру выдавалось и оружие для самозащиты, некоторые могли получить и права красного казачества (нести патрульную службу и иметь освобождение от налогов). Идти в артели, не смотря на усиленную пропагандистскую компанию, согласилось чуть менее двадцати процентов крестьянских хозяйств, эти люди отправлялись в Казахстан, где перемешивались с переселенцами из ПоДнепровщины и России, основывая опорные сельскохозяйственные артели на Целине, давая старт освоения целинных земель.
