удивительного и невероятного. Раз бывает такое с другими, пусть в книгах, то почему это не может произойти с ним? А утверждение, что это всего лишь книжки, притом фантастика, это не аргумент. У Бога всего много.
Фантастика, а оказывается это может быть и не фантастикой. Да и кто сказал, что основной вопрос философии: что первично: дух или бытие, окончательно и правильно решен. Вот Григорий, например, теперь абсолютно точно знал ответ на этот вопрос.
Вот такие примерно мысли бродили в голове Григория. Для лучшего уяснения ситуации ему опять остро захотелось поговорить вслух с самим собой.
— Так Григорий Иванович, давай разберемся с собой. Кто мы такие? — Григорий запустил руку в свою бороденку.
Он физически начал ощущать как его душа и дух человека 21-го века, вытесняют душу и дух того, который из 18-го века. И мало того рядом еще один дух или сущность, вот этого безвестного ему казачьего офицера! Буквально чуть-чуть и от бравого казачка останется только тело, а дух отлетит. А ведь кой-какие моменты обязательно должны остаться иначе будет жуткий когнитивный диссонанс.
— И останется только то, что я сейчас проговорю вслух, то что я услышу, то и останется, — Григорий затряс головой, жуть какая-то.
— Господин казачий офицер….Почему-то нет никаких его, как говорится в 21-ом веке, персональных данных, да они собственно говоря и не нужны. И так продолжим, — Григорий закрыл глаза, сосредоточился.
— Господин казачий офицер во главе дозора преследовал банду бунтовщиков ускользнувшую после разгрома самозванца в Киргиз-Кайсаковскую степь. Они прошли степями до Иртыша, а затем шли по Колывань-Воскресенским заводам, освобождая, кстати много ссыльнокаторжных. Дошли они до Таштына, а затем пошли к Енисею и несколько дней назад вышли к нему немного выше Большого порога. От Таштына бунтовщиков начали постоянно преследовать и стычки были каждый день. В процессе погони подошли казаки из Саянского острога и команда из самого Красноярска. Пугачевцам хорошо всыпали, даже пленных взяли, — у Григория от напряжения перехватило дух. Он сделал вдох-выдох.
— В процессе они разделились. Меньшая часть куда-то пошла на юг, но через Енисей они не переправились. Казаки пошли за ними по пятам и постоянно их бьют. Большая часть отряда сумела на плотах переправиться через Енисей выше порога. Идут они на юг, они верят, что там, где-то в горах Саянских, есть таинственная страна — Беловодье, где они хотят укрыться.
Григорий почувствовал, что еще чуть-чуть и дух казачьего офицера улетит, надо попытаться поспешить.
— Казаки тоже переправились, но ниже порога и соединившись с партией, идущей по правому берегу, продолжили преследовать пугачевцев. Но тут возле Большого порога бунтовщики сумели организовать засаду и очень сильно потрепали казаков во время сильной грозы. Правда, за победу в этом бою бунтовщики заплатили очень дорого, они не успели полностью разгрузить плоты и упустили их. Плоты унесло на порог, где их скорее всего в хлам растрепало. Господин казачий офицер с одним из казаков после боя начал уходить от бунтовщиков по берегу Енисея, получил пулю в шею и благополучно помер. И там, в 21-м веке и здесь, в этот момент была гроза, били какие-то молнии. Вот и случилось в итоге попадание.
Григорий обессиленно замолчал, обдумывая только что сказанное. Какой-то похожий на тихий свист звук заставил Григория обернуться. Тело казачьего офицера задрожало и он наяву видел как отлетела казачья душа, оставляя ему, Григорию Ивановичу Крылову-Каргину, в наследство свои физические навыки и знания 18-го века!
— И так, — продолжил Григорий, когда улеглась буря в голове и успокоилась его душа, — теперь спокойно разберемся кто-же я. Тут спешить без нужды. Это от меня никуда не денется. Дело обстоит так, вы батенька беглый, толи из под Казани, толи из под Уфы, это собственно абсолютно не важно, да и непринципиально. Также как и то, как вас тут звать. Будем мы тут Григорием Ивановичем, — Григорий внезапно почувствовал как бы легкий удар внутри головы. — А ведь вы, батенька, здесь действительно Гришка, сын Иванов. А фамилия вам не положена, рожей не вышли.
Григорий сжал руками виски, он физически ощущал, как в голове бродят мысли.
— Так фамилия пусть будет Крылов. Лет двадцать пять. Главное, что вы беглый и круглая сирота. Бегать начал с десяти лет, ловили, били и пороли. В пятнадцать лет сумел все-таки окончательно сбежать. И после этого скитался в основном на Урале или Камне как еще говорят в 18-ом веке.
Григорий еще раз сделал вдох-выдох. Наклонился и зачерпнул холодной воды. Вылил её на голову.
— Несколько лет назад подался в Сибирь, где почти три года скитался, опасаясь где-либо надолго задерживаться. А далее, вас батенька поймали и посадили в яму в каком-то остроге. Как водиться угостили плёточками. Убежать было дело техники, что и сделал, как только спина поджила, — всё, что Григорий проговаривал как-бы о себе его особо не трогало, типа кино смотрит.
— Сидя в яме вы прослышали что к Енисею идут люди, поверившие самозванцу, которые получили по соплям и дали деру в Сибирь-матушку и решили присоединиться к ним. В конце концов надо все-таки куда-нибудь хорошо спрятаться. Перед Большим порогом почти догнал беглецов, но казачки прищучили. И финита ля комедия! — он театрально развел руки.
Григорий перестал разговаривать с собой, молча посмотрел на Енисей, на леса кругом. Через пару минут понял, что голова стало пустой в буквальном смысле, просто ну ни одной мысли.
— Хорошо. Попадание вопрос интимный, глубоко личный. Что получается? Прищучили меня казаки, нет не прищучили, а почти прищучили. Но я сумел от них спрятаться в лесу. Слышал выстрелы, поэтому вышел, когда всё стихло. Нашел убитых казаков, разжился оружием и трофеями, взял казачьих лошадей и пошел дальше искать бывших пугачевцев. За время скитаний стал, как Миша Колывань говорил про себя, человеком таежным. Никто лучше меня не знает местные края, что является сущей правдой, вряд ли кто из местных может тут со мной тягаться. А вот как с мозгами у Григория Ивановича? — Григорий несколько минут напряженно думал, вспоминал, анализировал.
— Все в порядке, вроде все помню, все знаю, ничего не забыл. Даже вроде самбо помню. Отлично. — Григорий хлопну в ладони и потер их. — И так, сейчас 13-ое мая 1776 года. Сейчас должно быть раннее утро, мне так думается.
