затих — из дырочки над ухом, прямо в начисто выбритом виске, струилась кровь. Она стекала по его черепу, капала на пол и просачивалась между досками.
— Теперь можешь вылезать.
— Ого! — парнишка был не испуган — скорее, в восторге. — Как вы его!
— Ты точно знаешь, где он живет?
— Точно-точно, — заверили меня. — Тут недалеко, через пару дворов. Я у них даже бывал. С братом, — добавил он, словно опасаясь, что за такие проделки его точно отругает незнакомый сыщик, который и не сыщик вовсе.
Я перезарядил пистолет, проверил патронник и убрал оружие в карман. Если после первой пальбы сюда никто не сбежался, то и после второй тоже вряд ли найдутся еще уши.
— Как думаешь, от его квартиры? — я вытащил связку ключей, которую добыл у другого нападавшего.
— Пойдет, — закивал парнишка.
— Тогда идем, — я выпроводил его наружу и поплотнее прикрыл дверь за собой.
— Как тебя зовут? — спросил я, как только мы вышли на улицу.
Погода начала портиться — ветер усиливался, нанесло тучи. Я поднял воротник, а паренек подобрал со скамейки свой кепарик и натянул его по самые уши.
— Егорка. Так брат меня называет. А на заводе я Георгий Вениаминович, — с гордостью представился он.
— Значит, ты серьезный человек, — усмехнулся я. — Куда нам идти?
— Во-о-он туда, — он указал по диагонали через двор.
Я осмотрелся, чтобы запомнить путь и не заплутать на обратной дороге. Бревенчатые дома строились без особых изысков, ломаных контуров или обшивки. Но добротно сбитые из толстых сосновых стволов прямоугольники все равно не были похожи один на другой.
Где-то стояли наличники, как на старых деревенских домах. Где-то были выкрашены торцы бревен. Синие, желтые, красные вертикальные полосы мелькали то тут, то там. Но этой тройкой цветовая гамма все равно не ограничивалась.
И чем больше я смотрел, тем лучше понимал, что даже такой простой квартал сооружен таким образом, что заблудиться в нем довольно сложно. И хотя квартиры здесь маленькие, а дома снаружи выглядят очень просто, есть какое-то неуловимое очарование классического рабочего района.
— Тут не очень далеко, два двора и все, идем, — поторопил меня Егор.
Между домами не росли деревья, но пространство было ухоженным и чистым. Все прибрано. Немного пустынно, но наверняка людям, которые проводят много времени на заводах, не очень есть дело до происходящего вокруг.
— Скажи, сколько ты работаешь? — спросил я. — В смысле, сколько часов в день?
— Двенадцать часов. Но это потому что я еще слишком мал для нормального рабочего дня.
— Многовато труда, ты не находишь?
— Так это одна смена всего лишь. И кто постарше, работают четырнадцать часов.
— Мне говорили совсем другое, — заметил я. — Что работа здесь у вас в радость.
— Не то чтобы в радость, конечно, — защебетал парнишка. — Понимаете, все зависит от бригадира. Вот у нас человек хороший. А бывают такие, кто все на простых работяг валит и с них спрашивают потом. У нас на заводе шесть бригад всего. И один такой... — он посмотрел на меня, словно спрашивая разрешения выругаться. Я махнул рукой: — такой ублюдок! Управы на него нет.
— Давай ближе к делу.
— А, так вот, бригады работают посменно. Сейчас работы много, поэтому отдыхает сегодня только одна. А обычно три работают, три отдыхают. День через день, по очереди. Понимаете?
— Хм, — не сдержался я. — Действительно не так плохо, как я думал.
— Это у вас, сыщиков, ни минуты покоя, да? — полюбопытствовал парнишка.
— Нам не надо стоять у станков. Это проще.
— Кому как, — философски заключил паренек.
— Знаешь, — мне пришла в голову провокационная мыслишка, — я много где бывал и видел в одном месте, что люди работают по восемь часов в день. А некоторые — по пять. Но ежедневно.
— Быть не может. Это же... бестолково так, — Егор не сразу нашелся с ответом, но по его реакции я понял, что он и сам не очень одобряет это.
— Почему же бестолково?
— Как бы вам объяснить? Вот смотрите: есть же режим питания. Завтрак, обед, полдник и ужин. Так?
— У кого как, — ответил я ему в тон и в этот раз не соврал. При моих «активностях» о регулярном питании можно было смело забыть.
— Нет, это неправильно. Организм человека...
И он принялся рассказывать мне вещи, которые если в наших школах к его возрасту и рассказывают, то не вбивают настолько, чтобы у четырнадцатилетнего парня они засели в голове. Про ценность еды, правильность подбора продуктов, вред избыточности — не сладкого, а вообще. Я хотел задать ему еще вопрос, но заслушался настолько, что попросту забыл, что хотел уточнить.
— А когда человек забывает вовремя поесть — это сильный вред организму. Сильнее, чем от табака, — и он снова затянулся. — Но в день можно три вот таких, — он показал мне помятую папироску. — Больше нельзя.
— Ты говорил, что по двенадцать часов работать лучше, чем по пять, — напомнил я.
— А, точно! На работе кормят завтраком сразу по приходу. Время обеда — точное. У нас оно рассчитано от количества проведенных операций. Чтобы никогда не было такого, чтобы мы заготовку бросили. То же и с полдником — наш доктор на заводе напоминает, что...
И последовал еще один пространный рассказ о пользе перекуса. Пока парнишка болтал, мы пересекли первый двор. Не слишком быстро, потому что моя нога разболелась от продолжительной ходьбы и суеты на квартире Ульяны.
Я рассматривал дома, пытаясь найти что-нибудь подозрительное.
— Понимаете, я бы ни за что не променял свой распорядок. Где это видано, на пять часов ходить на работу?
— А кроме еды, что здесь плохого? — я начал его подзадоривать
— Как чего? Нет, да вы себе не представляете, что такое — работать на заводе!
— Наверно, нет. У вас там все так хорошо разговаривают? Просто в том месте, где работают по восемь часов, матерятся при случае и без.
— Вообще-то у нас, — паренек задумался на пару секунд: — культура речи, вот. И за этим следят. Даже то слово, которым я назвал бригадира — его и то
