попытались завернуть руки за спину, но он просто напряг мышцы и не дал этого сделать. На тупом, низколобом лице одного из конвоиров он заметил выражение удивления.
Тогда он попытался избавиться от их хватки. Как будто волна прошла через всё тело сначала в левую руку, и один громила полетел в стену, потом волна перекатилась в правую, и второй врезался в старика, который очень медленно распрямлялся, поднимая с пола чемоданчик. Оба покатились как кегли. Помня о пистолете, Максим в один прыжок оказался у дверного проёма, проскочил сквозь него и помчался по проходу. Фонарь он потерял, но прекрасно ориентировался по звуку собственных шагов, который отражался от стен и как будто рождал трёхмерную картинку в голове. Когда он был уже возле входа в бомбоубежище, сзади раздались хлопки выстрелов, и пули принялись глухо впиваться в стены вокруг и звенеть металлом двери. Максим ящерицей проскользнул в щель и скоро оказался у выхода из подвала.
Свет резанул по глазам, он невольно зажмурился, а когда сумел открыть глаза, совсем рядом с ним очутились несколько силуэтов.
Когда из-за недостатка естественного освещения читать стало практически невозможно, Даниэль, или, как его ещё называли близкие, Малыш, закрыл книгу и сунул её под прилавок. Можно было не смотреть на часы, сейчас, в начале апреля, темнело ближе к восьми, значит, как раз пора закрывать магазин.
Оттуда же, из-под прилавка, он достал пистолет – старый, потёртый «Глок» – и сунул в правый карман свободных, как шаровары, шорт. Там же, в прилавочных недрах, прятался баллончик с автомобильной краской «Металлик» – он занял место в другом кармане, повыше колена, с клапаном на пуговице.
Продавец вышел на улицу и стал крутить тугую рукоятку, опуская рольставни, закрывающие витрину. Их украшала надпись на иврите, довольно безыскусно напылённая красным. Она призывала «вонючих руси́т убираться в свою Ру́сию» и была обнаружена Малышом утром, во время открытия магазина. Камеры наблюдения запечатлели, как в предрассветных сумерках, когда фонари уже отключились, а солнце ещё не осветило улицу, Шломик, хозяин хумусной, находящейся наискосок через улицу, торопясь и оглядываясь, свершил акт вандализма, сопряжённый с разжиганием межнациональной розни. Он, конечно, не знал, что ночью камеры на магазине «Русская книга» работают в инфракрасном режиме. Кто бы мог подумать, что у заведения, старые, скрипучие ставни которого закрываются с помощью ручного привода, могут быть камеры, видящие в темноте?
Пока «руси́» воевал с во́ротом, Шломик поглядывал в его сторону и что-то говорил двум своим посетителям. Гадёныш явно веселился и даже подпрыгивал от возбуждения, так что пейсы болтались по сторонам его головы, как уши у спаниеля.
Продавец достал баллончик и аккуратно забрызгал творение русофоба. Ставни были металлические, и свежая краска была на них почти незаметна. Даниэль с вызовом посмотрел на Шломика, но тот отвернулся и сделал вид, что увлечён состоянием своих ногтей.
Внешне продавец был похож на русского ничуть не больше самого Шломика, но что-то заставляло последнего дистанцироваться и испытывать непримиримую вражду к репатрианту из России: то ли отсутствие пейсов и кипы, то ли славянский акцент.
Продавец вернулся в магазин, запер решётку, затем входную дверь и подошёл к прилавку, за которым уже восседал хозяин – Борис Ефимович Очиповский, которого за глаза называли Карлсоном. На забавного человечка с моторчиком Борис Ефимович похож не был: ни внешне – высокий и подтянутый, ни возрастом – свой полный расцвет сил он миновал уже лет двадцать назад; он родился в СССР за десять лет до его развала. Саму страну он помнил смутно, но любил советские мультики и кинофильмы и частенько цитировал их. Даниэль обычно не понимал, откуда цитата, но уже привык и не спрашивал, не желая нарваться на проповедь по поводу утраты культурной парадигмы и рекомендации прочитать или посмотреть цитируемое произведение… Особенно удачно шеф подражал голосу актёра Ливанова, озвучившего Карлсона и крокодила Гену, а также сыгравшего Шерлока Холмса. Но Очиповского прозвали именно Карлсоном, потому что он жил на крыше.
Как всегда пунктуальный, ровно в восемь, он прилетел снимать кассу. Свой винтажный бензиновый «Бьюик» шеф оставил во дворе и вошёл в магазин через заднюю дверь. Иметь такой автомобиль в Израиле также было очень невыгодно: топливных заправок становилось всё меньше, цены на них росли немилосердно. Почти все давно пересели на куда более экономные электрокары, которые не имели заправок вовсе, а бесконтактно заряжались от индуктивных катушек, уложенных под дорожным покрытием по всей стране. И только очень немногие апологеты двигателей внутреннего сгорания отравляли воздух Земли обетованной выхлопами своих бензиновых динозавров. Очиповский говорил с гордостью: «Да я любую эту вашу электрошляпу и на трассе как стоячую обойду, и в режиме «старт-стоп» мне равных нет».
У самого Карлсона, похоже, тоже был бензиновый моторчик, но не на спине, как у мультяшного прототипа, а чуть пониже, поскольку никогда он не сидел на месте. С утра до вечера носился по всему Израилю, встречался с кем-то, что-то куда-то завозил. Была в магазине функция «Доставка» – Карлсон почти всегда сам доставлял заказы. Денег для того, чтобы не экономить на курьерах, у него хватало – оставалось предположить, что таким образом он убивал свободное время, которым располагал с избытком.
– Ну что, Малыш, опять по нолям? – весело спросил шеф.
– Да нет, Борис Ефимович, сегодня в минус ушли, – в тон ему ответил Даниэль, хотя не очень хорошо понимал, чему тут радоваться. – Вот, пришлось краску купить, – он достал из кармана и поставил на прилавок пустой баллончик. – Паскуда Шломик опять наскальной живописью занимался.
– Ты меня огорчаешь, – хозяин нахмурился. Он вообще очень часто огорчался даже по незначительным поводам и тут же сообщал об этом. – Натравить бы полицейских на идиота, но не хочу я, чтоб про инфравизоры узнали…
– А хотите я в засаде буду сидеть? – предложил продавец. – Когда в следующий раз станет пакостить, я его так прихвачу – мало не покажется. И в полицию за гизанут! [2]
– И не жалко тебе сном ради этого жертвовать? Или на сверхурочные рассчитываешь? – подмигнул Карлсон. – Такой маленький пацак, а такой меркантильный кю!
Очевидно это была цитата, но Даниэль не стал уточнять её происхождение. Чтобы оскорбиться, ему хватило эпитета «меркантильный».
– Да ну что вы? Можете вообще за это не платить. Так поймаю. Бесит.
– Ладно, Малыш, не дуйся, – Борис Ефимович по-приятельски ударил продавца по плечу. – Да и не стоит он того… А в полиции скорее ему поверят, чем тебе.
