Помогать им, не мириться с несправедливостью, возвеличивать добро! Презирать паразитизм на труде народа, ставить созидательный труд превыше торгашества и стяжательства купцов! Относиться к роскоши равнодушно, а если эта роскошь порождена несправедливостью — презирать её! Русский мир, это не кровь! Это дух! Братство по духу людей, для кого на первом месте стоит справедливость! Сила в правде!
На последних словах Азамата все дружно вскинули правую руку, не стал исключением и Серёга, в некотором обалдевании от прозвучавшего монолога. Хотя услышанное ему понравилось. «Ты как до такого додумался, неужто сам⁈» — шепотом спросил у брата. «Ты не поверишь, почти дословно с ролика из интернета сплагиатил, там мужик казах так здраво раскидывал. Иной выруси и новиопам у него поучиться стоит!» — так же негромко ответил Егор. Тем временем, закончив с официальной частью, собравшиеся стали требовать какую-то песню. Егор достал телефон:
— Пока так, братья! Сподобится Серёга с гитарой приехать, вживую споет! — И включил воспроизведение:
'Звездопад да рокот зарниц,
Грозы седлают коней,
Но над землей тихо льётся покой монастырей.
А поверх седых облаков
Синь, соколиная высь,
Здесь, под покровом небес мы родились.
След оленя лижет мороз,
Гонит добычу весь день,
Но стужу держит в узде дым деревень.
Намела сугробов пурга,
Дочь белозубой зимы,
Здесь, в окоёме снегов, выросли мы.
Нас точит семя орды,
Нас гнёт ярмо басурман,
Но в наших венах кипит небо славян!
И от Чудских берегов
До ледяной Колымы
Всё это наша земля, всё это мы!
А за бугром куют топоры,
Буйные головы сечь.
Но инородцам кольчугой звенит русская речь.
И от перелеска до звёзд
Высится белая рать.
Здесь, на родной стороне, нам помирать.
Нас точит семя орды,
Нас гнёт ярмо басурман,
Но в наших венах кипит небо славян!
И от Чудских берегов
До ледяной Колымы
Всё это наша земля, всё это мы!
Нас точит семя орды,
Нас гнёт ярмо басурман,
Но в наших венах кипит небо славян!
И от Чудских берегов
До ледяной Колымы
Всё это наша земля, всё это мы!' К. Кинчев
— Мда, братан, ты реально осторожней с этой тайной организацией, — выговаривал Серёга, возвращаясь из казармы к пенатам брата. — Зигуете ещё в полный рост, меня это смутило больше всего. Так то сама идея по нраву, не то что в наше время. Как патриот, так сразу два восемь два и по статье уехал. А чурки беспределят и то диаспора порешает, то денег занесут и держи условку или УДО. Или вообще на свободу из зала суда, Рафик не уиноуат… На что у нас провинция, а в город приезжаешь, там эти замоташки в мусорных пакетах на голове ходят. Хиджабы или никабы, не суть, на Урале и этакая мерзость. Одни глаза посверкивают недобро, а сама по русски ни в зуб ногой…
— Это не зига, а старинное приветствие, от сердца к солнцу. Фашисты его зафоршмачили просто, а вслед за ними и небратья как обезьяны переняли. Те вообще весь национализм дискредитировали. — Объяснял Егор. — Дай бог, нашим вмешательством ни Гитлера не будет, ни чубатых!
Серёга, хорошо представлявший себе как человеческую природу, так и ценности дорогих западных партнеров — переубеждать брата не стал, а про себя решил приложить все силы, чтоб задавить все эти либеральные ценности в зародыше. Желательно — с их носителями. На новом месте долго ворочался, не в силах уснуть, вспоминая, как же так получилось в том мире, что русских стали повсеместно заменять многонационалочкой, а славян — пропускать через мясорубку в так называемой СВО…
«Я настоящий русский!» — Перед тем как окончательно заснуть, пришла в голову мысль: «У меня дед серб и бабка крымская татарка, так что запомните, твари — Крым наш, Косово это Сербия! А всё остальное — Россия!»
Утром участковый с озабоченностью наблюдал, как шесть саней его обоза нагружают мешками с сахаром:
— Это, Егор, хорош может уже⁉ — Не выдержал.
— Нормально! Там же наши и дети местные в школе, сахар, он для работы мозга первое дело! В Сатке ничего не выгружай, им через день отвозят, в Златоуст и Миасс вези! Андрюхе от меня персональный приветище передавай!
— Я давно по тебе понял, раз такой сладкоежка, значит тупенький изначально. Тяжело без допинга! — Не смог удержаться Серёга.
Егор, не слушая сетований брата на перегруз — сверился со списком и анонсировал: «А сейчас самое интересное, этому точно все наши обрадуются. Я даже ещё в деревню не отправлял, в первую очередь на заводы. Тадамс!» — и жестом фокусника вытащил пачку чего-то, смутно напоминавшую упаковочную магазинную бумагу времен СССР.
— Постой, это оно⁈ — Серега взял в руки пачку квадратных салфеток, помял в руках, чуть ли не обнюхал. — А чо не в рулонах⁈ А чо темная такая?
— Через плечо! — Не выдержал Егор. — Тебе какая разница, чем жопу подтирать?
— Ну так то да, — вынужден был согласиться с братом участковый. — а чо фактура такая, у меня после неё точно заноз не останется там⁈
— Дай сюда! — Егор забрал у брата стопку. — Два мешка передаю, они опечатаны, чтоб в целости довез и передал! Первые эксперименты по бумаге, писчей пока не получается, но хоть туалетная вышла! А ты и дальше можешь палкой сухари на морозе оббивать, раз не нравится!
Участковый тут же стал упрекать брата в отсутствие чувства юмора, говоря что всем доволен, это он от радости пошутил! А тут и два казака деревенских оттерли начальника плечами и стали просить у Егора для тест-драйва немного. «Мы тебе и отзыв потом составим, Егор!» — Уламывали они химика: «А Серёгу не слушай, он у вас с придурью, то по сугробам лазать приходиться, то ещё чего отчебучит!»
Глава 4
Южный Урал февраль 1797 г.
Серёга испытывал двойственные чувства. Как и всегда при общении с батюшкой, но так как сейчас они беседовали тет-а-тет — сдерживаться не стал. Вытащил из кармана скомканную бумажку, расправил её и положил на стол, бросив попу: «Читай!» Подслеповато прищурившись, Гнидослав склонился над столом. Участковый помог ему, с силой впечатав мордой в стол. Затем, после секундного раздумья — добавил правой в печень. Батюшка хрюкнул и зажимая рукой кровивший нос — загнусавил::
— Нешто сразу так нельзя
