Часть сотрудников, прибывших по тревоге, занялись привычным делом. В игре участвовали не все. В управлении множество отделов, занимающихся не только рейхом изнутри и приграничной разведкой.
После проверки, заключавшейся в обычной перекличке и выставлению галочек напротив фамилий, их почему-то не распустили, а отправили по кабинетам.
Мареева принялась за переводы. Летняя ночь грозила стать скучной, если бы дверь её кабинета внезапно не открыл замначальника Разведупра Панфильев. Она встала, вытягивая руки по швам, зная, что человек он резкий в поступках, мыслях и решениях.
Взгляд генерал-майора как-то ошарашенно впился в её лицо.
– Как вы можете это объяснить?!
О стол Полины громко хлопнула книга. Она машинально отметила, что Арнимов вновь прислал бандероль, но уже не ей. Никаких намёков о войне, действительно, выглядит сумасбродно, явно издевательски. А как иначе понимать брошюру с пьесой Островского «Гроза», где название обведено красным карандашом.
– Не могу, товарищ генерал-майор! Вы пришли, зная, что и мне прислали сначала открытку, а потом и книгу из Бреста?
– Да, мне сказали в канцелярии. Почему вы не доложили?
– Докладывать на полном серьёзе, что некий товарищ Арнимов собирает для меня библиотеку?
– А можно поинтересоваться?
Так, значит, что-то происходит, если Панфильев не вызывал её к себе, а сам спустился к ней! Неужели это кодовая фраза? «Гроза»? Она, не показывая, что смущена, быстро сунула в руки Павла Алексеевича томик Клотца с вызывающе торчащей из страниц закладкой.
– Не понимаю, что вас встревожило. Я ничего не могу объяснить, одни предположения, что кто-то очень осторожно пытается выйти на контакт именно через меня. Как таковых, фактов нет.
– А ваш поход в немецкое посольство?
– Заметка о выставке сразу появилась в американской прессе. Я решила, что меня специально подставляют, но не побоялась и пошла. Уже там стало ясно, что Арнимов намекнул, что немцы решились на блицкриг.
Панфильев задумался. Действительно, откуда ей знать значение слова, отмеченного карандашом. И Леонов сейчас изолирован от всех, контактируя лишь с источником в германском посольстве[227].
В пятницу агент сообщил, что нападение произойдёт в субботу или в воскресенье 22 июня. Но господин Кегель никакими документами очень эмоциональное сообщение не подтвердил. А дату источник называл уже второй раз, война должна была начаться ещё в прошлое воскресенье.
В субботу после обеда Кегель экстренно попросил о встрече и вечером сообщил, что Берлин приказал до воскресного утра уничтожить все секретные документы. Вот это сообщение Разведупр сразу доложил руководству в наркомат.
А Панов выбрал кодовое слово, ясное и понятное посвящённым. Именно сигнал «Гроза» поступит из советского посольства в Берлине около двенадцати дня в последней шифротелеграмме военных разведчиков, работавших под дипломатическим прикрытием.
– Я вас обрадую, ваш Арнимов решил выйти на контакт, едет к нам сам – поездом. Но встретите его не вы, я лично распоряжусь.
– Я думаю, в поезде будет только курьер.
– Слушай, Полина, неужели ты никогда не ошибалась? – Панфильев нахмурился ещё сильней.
– А вы? – Она пыталась унять бешеный стук сердца. Вот это да, какую серьёзную пьесу написал Островский, заставляя бледнеть даже генералов от одного названия! Это нападение немцев – блицкриг, война!
– В отличие от вас я ошибался гораздо реже!
Да, Панфильев не ошибался, даже когда отправил бывшего военного атташе в Польше генерал-майора Рыбалко в войска. Дуракам в разведке нет места, особенно тем, кто переоценивает мощь врага. Вот только, когда польская армия Андерса отказалась воевать в СССР, Павел Алексеевич из начальника Разведупра вновь стал танкистом и начал служить под командой того самого «дурака». Но воевал бывший разведчик храбро и честно, закончив войну командиром гвардейского танкового корпуса и Героем СССР. Вновь всё по местам расставила война, но Панову было очень неприятно видеть, как в будущем легендарном «аквариуме» за первые два года войны сменилось аж два начальника, пока за дело не взялся местный военком.
В ответ женщина упрямо сжала губы, понимая, что генерал-майор напоминает о её прошлой работе под началом «троцкистов» и дружбе с людьми, неуклонно и всячески вычищаемыми из Разведупра.
На некоторое время в кабинете воцарилась тишина, Панфильев задумался. Вот дура! Она что, не понимает – вот её шанс! Военком Ильин вообще хотел уволить Полину из конторы, но не смог, вмешались обстоятельства. И к лучшему! Мареева оказалась толковым и, главное, скромным учителем, быстро натаскивающим новые кадры на специфику работы в разведке. Он сам не кадровый разведчик, на Знаменке всего год, и уже получил немало неприятных сюрпризов.
Генерал-майору в совпадения не верилось, но «грозы» в этом году не должно случиться. По их последнему обобщающему все источники докладу половину войск Гитлер держал против Англии. Пусть Мареева сама разберётся с этим делом, но под его контролем и не вынося сора из избы.
– Товарищ генерал-майор, война, – вытаращив глаза, ворвался к ним дежурный.
– Вы что, издеваетесь надо мной?! Что за глупые шутки!
– Это не шутки. Голякова и вас срочно вызывают в Генштаб! Немцы бомбят наши города. На протяжении всей границы слышна канонада немецкой артиллерии.
– Как – бомбят? – Панфильеву внезапно не хватило воздуха.
Он же лишь полчаса назад, смеясь, кому-то доказывал как дважды два, что хоть война с Германией и неизбежна, но летом 1941-го невозможна. И надо ждать вестей, но о боях не на английском берегу Ла-Манша, а на Ближнем Востоке. Не надо паники, ему ещё в начале мая звонил сам товарищ Сталин и сказал, что «немцы нас хотят запугать, в настоящее время они против нас не выступят, они сами боятся СССР»[228].
В факте звонка Панов очень сомневался, поскольку его начальник Голяков в кабинете вождя перед войной был последний раз 11 апреля и далее ограничился рассылкой спецсообщений Сталину, Ворошилову, Молотову, Тимошенко, Берии, Кузнецову, Будённому, Кулику и далее по списку.
Зато ещё с марта в Разведупре неуклонно зрела уверенность, что операция «Морской лев» не состоится. Не секрет, что воздушную битву за Британию Адольф Гитлер проигрывал. Раздражение генерал-майора вызвал тот факт, что это уже третья война, о начале которой военная разведка узнала последней.
Первой военной приметой в столице стала милиция, неожиданно оцепившая здание посольства Германии около семи утра.
А как хорошо начинался этот день! Улицы были спокойны, ещё ничего не зная, Москва жила обычной суетливой столичной жизнью. Трамваи, троллейбусы и автобусы шли переполненными, развозя жителей по местам воскресного отдыха. Подальше от городской духоты и поближе к озёрам, прудам и берегу реки.
