Взрывы хохота и веселых окриков…
- „Получил японскую баню? – Водой не то, что осколком! – Плевать на твой осколок – новую рубаху испортило! – Хо-хо-хо! За рубаху опасается! Лоб – тот всякий осколок выдержит! – Не всякий осколок в лоб!“ – гудела команда.
- „Расходись! Честью говорю: расходись! – сердился боцман, – сказано: лишним наверху не быть! Укройся!“
- „Лается тоже! А сам с „господами“ на мостики маячит! Куды от „нее“ укроешься? На чистоту лучше? – „Борода“ то, чего, утресь, сделал? Верно, что! – пропадай моя голова, зато пример покажу! – Так-то! – А он – укройся!“ – ворчали в расходившихся кучках.
Вот разорвался снаряд впереди и влево от нас, под самой кормой „Дианы“. Там забегали люди, заработали пожарные помпы. Другой „крякнул“ у борта „Казани“, стоявшей позади нас.
- „Чуть-чуть не попал! Хорошо что „чуть-чуть“ не считается“ – сострил кто-то.
Однако с „Казани“ семафором просили прислать врача (их собственный был болен), значит были раненые.
Один „чемодан“ угодил в бруствер мортирной батареи Золотой горы.
Около часу пополудни, когда прилив был в половине и эскадра могла бы начать свой выход в море, японцы удалились. Благодаря Богу, серьезных повреждений на судах не было. Потеряли убитыми и ранеными на эскадре около 30 человек.
Могло бы быть много хуже. Суда эскадры и порта, военные и коммерческие транспорты были так тесно скучены в бассейнах, что свободная поверхность воды вряд ли и в два раза превосходила площадь, занятую палубами кораблей, находившихся под расстрелом.
Надо было что-то делать!
И я отправился в штаб Макарова… Не знаю! Сделал бы я тоже самое, если бы Флотом и Эскадрой продолжал командовать В.? „Не рисковать! Не высовываться!“ – и так мне могли бы припомнить подрыв „Енисея“… но всё изменилось. Мог ли я трусить?»
Первым, кого встретил в штабе Макарова Степанов – был мичман Б., известный острослов…
«Что скажете, о сегодняшнем казусе? Каково?»
«Да…
Не скучно ль это? – Сидеть и ждать,
Когда в тебя начнут бросать,
Издалека, тяжелые предметы…»
«Ха-ха, смешно-с… как это Вы про японские чемоданы – тяжёлые предметы… обязательно расскажу в кают-компании…» – и командир «Амура» прошёл в кабинет Макарова…
А мичман, глядя ему след, недоумённо пожал плечами:«Вообще, я это про свою тёщу написал, которая в меня за завтраком тарелку швырнула… то-то я удивился, что про этот казус уже и на Эскадре знают!»
… Степан Осипович внимательно рассматривал принесённую Степановым карту… Никаких сомнений в том, что это – авантюра – у него не было. Более того – авантюра весьма опасная и дорогостоящая. Потому как оборудование минных банок на пути японцев, которые завтра непременно вновь придут для обстрела перекидным огнём города – напоминало описание дворником Ахметшиным Первой Всероссийской Торгово -Промышленной лотереи 1898 года:«Берём ложкам пшена, кидаем в вёдрам вода, палкой мешаем, вилкой ловим…»
Во-первых, было непонятно, где именно выставлять минные банки – проложить точные курсы японцев никто не догадался…
Во-вторых, глубины! Длины минрепов на реальных курсах японцев – просто могло не хватить, а ставить мины под берегом – это всё равно что искать потерянный ключ под фонарём, потому что там светлее…
В-третьих, лишних мин просто не было! Когда-то прибудут обещанные Государем…
Но…«Задробить» проявленную инициативу – Макаров считал преступлением. Потому что офицер – пришёл сам, и этот офицер был готов выйти в море на бой с врагом… сегодня погасишь такой порыв, а завтра? Пойдут ли за тобой офицеры и матросы? Когда ты их поведёшь в последний и решительный бой?
Мин – жалко… ну пусть выставит штук пятьдесят… как раз на два десятка минных банок… может, и налетит какая-нибудь «Чихао»… чем чёрт не шутит…
«Согласен, голубчик… только вот будьте пожалуйста, предельно осторожны…»
… Около двух часов ночи «Амур» вышел на минную постановку. Это был второй выход Степанова в эту войну – и шанс реабилитировать себя он упускать был не намерен. Перед выходом поэтому мухой слетал к «бакланам» – береговым армейским артиллеристам, на Золотой горе опрокинул стопочку с командиром сигнального поста… Просто вываливать мины в чёрные волны – он был не настроен!
… С тихим лязгом продвигались мины одна за другой… Над морем шёл мелкий дождь, низкие тучи скрывали видимость… и поэтому Степанов всё-таки выставил падающие с кормы «Амура» рогатые шары вовсе не там, где планировал… а гораздо мористее…
Опускаясь на дно, стопоры минрепов отдавались, и вьюшка, разматываясь, позволяла минам всплывать – увы! Слишком большая глубина! И поэтому мины замирали слишком глубоко – совершенно безопасно для японских кораблей…
Около четырёх часов утра, «Амур», никем не замеченный, вернулся в гавань… и то хорошо, что без потерь и происшествий.
На следующее утро, погода стояла великолепная. Ясное небо, температура +2, 5 Реомюра; ни волны, ни зыби; чуть тянул слабый ветерок от SW.
Прямо на юг, очень далеко, милях в 10-12, чуть обрисовывались над горизонтом трубы и мачты японцев. Можно было, однако же, разобрать, что это броненосцы и броненосные крейсера, двумя отрядами приближавшиеся к Порт-Артуру. На юго-восток, много ближе, виднелись «собачки». Впереди и около них суетились отряды миноносцев.
В 8 ч. 45 м. броненосцы, приблизившись миль на 8, повернули на запад.
В 9 ч. 35 м. броненосцы, как и прошлый раз, начали свои рейсы к югу от Ляотешана, в определенном пункте разряжая 12-дюймовки по Артуру. Надо думать, они немало удивились, убедившись, что этому занятию уже нельзя предаваться безнаказанно.
Им отвечали. Стреляли из бассейнов «Ретвизан», «Пересвет» и «Победа». Наши имели теоретически даже некоторое преимущество, потому что японцы стреляли на ходу, по площади, а у нас броненосцы стояли на строго определенном месте и вели перекидную стрельбу, как сухопутная батарея, руководствуясь беспрерывными указаниями с наблюдательных пунктов.
Однако, кроме некоторого беспокойства, слабо организованная и дурно управляемая стрельба русских японцам не принесла…
Решив, однако, сменить боевой курс – японский командующий приказал поднять оговоренный флажной сигнал…
Как на учениях в Токийском заливе, две «собачки» завели за корму длинные тросы, и начали протраливать новый район… они могли бы этого не делать! Потому что их импровизированные тралы проходили беспрепятственно над бесполезно выставленными русскими минами…
… Владелец Коломенской фабрики тросов (станция Голутвин Московско-Рязанской железной дороги, основана в 1773 году) исповедовал извечный принцип:«Казна – как бесхозная корова! Её только ленивый не доит!»
