Постепенно спальня опустела. Чуть дольше остальных задержалась в ней Бланка. Она подошла к Матильде, молча обняла ее и расцеловала в обе щеки; затем, чувствуя, что на глаза ей наворачиваются слезы, почти бегом бросилась к выходу. Наконец, молодожены остались наедине.
Какое-то время в спальне царила напряженная тишина, лишь из-за двери доносилась неразборчивая болтовня и громкие смешки вельмож, покидавших брачные покои. Габриель сбросил с себя камзол и башмаки и робко подступил к Матильде, которая сидела на краю широкого ложа, ссутулив плечи, и исподлобья пугливо глядела на него.
Сердце Габриеля заныло в истоме. Он хотел сказать Матильде так много ласковых слов, он так любил ее, он ее обожал… А она ненавидела и презирала его — за ту единственную ошибку, которую он совершил три недели назад, ослепленный страстью, полностью потеряв рассудок и контроль над собой. Лишь теперь Габриель понял, к чему привело его упрямство в паре с безумием. Он на всю жизнь связал себя с женщиной, которая испытывает к нему отвращение, которая гнушается его, в глазах которой он олицетворение всего самого худшего, самого низменного, что только может быть в мужчине. С каждой ночью, с каждой их близостью, ее отвращение будет лишь усиливаться, а вместе с ним будет расти ее ненависть к нему, и постепенно его жизнь превратится в ад. Он никогда не дождется от нее ответной нежности, теплых слов поддержки и понимания. Они всегда будут чужими друг другу, мало того — врагами…
Все ласковые слова вдруг застряли у него в горле. Он резко, почти грубо, произнес:
— Ты сама снимешь чулки, или это сделать мне?
Глава XLII
Решительный штурм
Едва лишь Бланка вышла из покоев новобрачных, тотчас рядом с ней возник Филипп, и его пальцы вновь сомкнулись вокруг ее запястья.
— Дорогой кузен, — раздосадовано сказала она. — Пожалуйста, отпустите меня.
— И не подумаю, моя бесценная кузина, — кротко возразил он. — Почему бы нам не пойти вместе?
— Хотя бы потому, что нам не по пути. Я иду к себе.
— Но зачем?
— Как зачем? Поздно уже.
— Поздно? — удивился Филипп. — Не смешите меня, Бланка. Уж я-то знаю, когда для вас настает «поздно».
— Сегодня я устала, — объяснила она. — К тому же у меня плохое настроение — и вам известно из-за чего… Оставьте меня в покое, прошу вас.
— Ни за что!
— Учтите: по доброй воле я с вами не пойду, — предупредила Бланка. — Конечно, вы можете применить грубую силу, но тогда я буду сопротивляться.
— О нет, солнышко, до этого дело не дойдет. Раз вы устали, я не смею задерживать вас.
— Так отпустите! — Бланка попыталась высвободить руку, но Филипп хватки не ослаблял. — Как же я пойду, скажите на милость?
— Очень просто — мы пойдем вместе.
Бланка тяжело вздохнула:
— Вы несносный, Филипп!
— Вовсе нет, дорогая. Просто я пленен вашими чарами.
Пока они пререкались, не трогаясь с места, остальные дамы и господа уже начали спускаться по лестнице. Оглянувшись, Маргарита окликнула их:
— Кузина, принц! Почему вы отстаете?
— Кузина Бланка устала, — ответил за двоих Филипп. — Она возвращается к себе и попросила меня сопровождать ее. Разумеется, я не могу отказать ей в этой услуге.
В ответ на эту беспардонную ложь Бланка лишь поджала губы и с достоинством промолчала. Она понимала, что любые возражения или опровержения только ухудшат ее положение.
Молодые люди весело рассмеялись, пожелали им обоим доброй ночи и приятных развлечений и пошли своей дорогой. Но прежде, чем их голоса утихли, чуткие уши Бланки все же уловили несколько прозрачных намеков и неприличных острот, уточнявших особо пикантные моменты ее предполагаемого времяпрепровождения с Филиппом.
— А вы ничуть не изменились, кузен, — обиженно сказала она.
— В каком смысле?… Эй, парень! — поманил он пажа с фонарем, который задержался, чтобы в случае надобности прислужить им. — Посвети нам, будь так любезен.
Паж молча поклонился и прошел вперед. Филипп и Бланка последовали за ним.
— Так в чем же я не изменился? — спросил Филипп.
— Вы остались таким же настойчивым и бесцеремонным нахалом, каким были всегда.
— Что за слова, Бланка? Вы меня обижаете. Какой же я нахал?
— Как это какой? Самый обыкновенный… Впрочем, нет, необыкновенный. Вы нахал, каких мало.
— Ну, если на то пошло, вы тоже не промах.
— Я?!
— А разве нет? Когда некая знатная дама говорит «милый» своему любовнику в присутствии дяди своего мужа — как прикажете это называть? Ярчайшим образцом застенчивости?
Бланка смущенно опустила глаза и ничего не ответила. Остаток пути они прошли молча. Филипп нежно мял ее руку в своей руке, а она уже не пыталась вырваться.
Покои Бланки находились в той же северной башне, только на верхнем уровне, рядом с покоями Маргариты, Елены и Жоанны. У ее двери паж остановился, ожидая дальнейших распоряжений.
— Ступай, — сказал ему Филипп. — Ты свободен.
— Э нет, любезный! — сразу всполошилась Бланка. — Постой. Ты должен проводить господина принца.
— Это излишне, — возразил Филипп. — Я сам найду дорогу. Ступай, парень.
— Нет, постой!
— Можешь идти, я сказал.
— А я говорю: постой!
Паж не двигался с места и лишь одурело таращился на препиравшихся господ.
— Так мне можно идти или еще подождать? — наконец не выдержал он.
— Ступай, — ответил Филипп, а после очередного «Нет, постой!» Бланки, быстро повернулся к ней: — А как же насчет того, чтобы посидеть вместе, поболтать?
— У меня не то настроение, Филипп.
— Так будет то. Я мигом подниму ваше настроение.
Бланка отрицательно покачала головой.
— Об этом и речи быть не может. Пожалуйста, уходите.
Филипп изобразил на своем лице выражение глубочайшего замешательства.
— Ах да, понимаю, понимаю. И прошу простить мою недогадливость.
Бланка недоуменно взглянула на него, подозревая какой-то подвох:
— О чем вы? Я не…
— Ну все, замнем это дело. Ееще раз прошу простить меня. Примите во внимание, что сегодня я перебрал. Я спьяну увязался за вами, не сообразив, что вы всего лишь хотели отлучиться на пару минут. Конечно, я подожду вас здесь.
Щеки Бланки вспыхнули густым румянцем. Она рывком распахнула дверь и гневно выкрикнула:
— Ну, проходите! И будьте вы прокляты…
С самодовольной ухмылкой Филипп отвесил ей шутливый поклон.
— Только после вас, сударыня.
Они пересекли узкую переднюю и вошли в небольшую уютную комнату, обставленную, как будуар. Несмотря на то, что Бланка провела в своих новых покоях всего лишь одну ночь, они чувствовались обжитыми и уже пахли своей хозяйкой — в воздухе витал тонкий аромат жасмина и еще чего-то невыразимо приятного, чем всегда пахло от Бланки и от всех ее личных вещей.
Дверь, ведущая в соседнюю комнату, отворилась и в образовавшуюся щель просунулась голова горничной. Увидев свою госпожу с мужчиной, она мгновенно исчезла.
Бланка расположилась на диванчике в углу комнаты и жестом указала Филиппу на стоявшее рядом кресло. Филипп машинально сел, не сводя с нее восхищенного взгляда. Он любовался ее изящными, грациозными движениями, живой мимикой ее лица, тем, как она усаживается и сидит, — он любовался ею всей. Бланка была одета в изумительное платье из великолепной золотой парчи, которое удачно подчеркивало ее естественную привлекательность, превращая ее из просто хорошенькой в красавицу. Филипп почувствовал, что начинает терять остатки трезвости.
— Здорово я сыграл на вашей деликатности, не правда ли? — лукаво улыбаясь, сказал он. — Между прочим, вы знаете, как называет вас Маргарита? Стыдливой до неприличия, вот как. И она совершенно права. Порой вы со своей неуместной стеснительностью сами ставите себя в неловкое положение. Это ваше уязвимое место, и я буду не я, если не найду здесь какой-нибудь лазейки в вашу спальню. Как раз сейчас я думаю над тем, в чем бы таком ужасающе постыдном мне вас обвинить, чтобы вы могли опровергнуть это только одним способом…
— Прекратите, бесстыжий! — негодующе перебила его Бланка. — Немедленно прекратите!
В это самое мгновение в голове у Филиппа что-то щелкнуло — видимо, начало действовать выпитое в брачных покоях вино, — и она закружилась вдвое быстрее. И, естественно, вдвое быстрее он замолотил языком:
— Но почему «прекратите»? Нельзя ли покороче: «прекрати»? Что ты в самом деле — все выкаешь да выкаешь? Ладно еще когда мы на людях, но с глазу на глаз… Черт возьми! Как-никак, ты моя троюродная сестричка. Даже больше, чем троюродная, почти двоюродная — ведь мой дед и твоя бабка были двойняшки. Близнецы к тому же. Ну, доставь мне удовольствие, милочка, называй меня на ты.
Бланка невольно улыбнулась. Эта песенка была ей хорошо знакома. Всякий раз подвыпивши, Филипп настойчиво начинал выяснять у нее, что же мешает им быть на ты.
