— Если вы знаете этот иероглиф, я кстати уже сверил его с наградным документом. То скажите на чьё имя он выписан? Вы должны знать, раз это вы участник войны 12ого года.
Издевки в голосе было хоть отбавляй. Ей богу! Ему не терпелось погнать меня поганой метлой и он старался изо всех сдерживаться, чтоб не сделать это собственноручно. На чьё имя выписан документ я знать не мог. Это было моё будущее.
Но я немного знал себя и отчасти мог угадать свои дальнейшие действия и планы. Раз я нарисовал в пылу сражения на документе что-то, это что-то должно было относиться непосредственно к самому документу. Поэтому я рискнул:
— Документ выписан на поручика Ронина И.Н.
По глазам Г еоргия я понял, что попал.
— Но это ещё ничего не доказывает, вы могли это узнать случайно.
— Дорогой, а какая фамилия там указана?
Князь не ответил а лишь повел плечом словно сбрасывая притязания супруги.
— А вам не кажется князь, что своё право обладание я уже доказал и на ваши дальнейшие придирки отвечать не намерен, поскольку они граничат с оскорблением. Если есть ещё что-то по существу спрашивайте.
Я повернулся к присутствующим спиной на полном серьёзе направился к каминной полке за шашкой.
— Да как вы смеете!
Именно этого я и ожидал, поэтому незаметно сунул руку за пазуху и нажал на курок.
Пук. Звук был совсем тихий и незаметный. Когда я развернулся к графу, он статуей замер на месте.
— Мне надоела ваша болтовня граф, — сказал я удивленному манекену. То, что он меня слышит и все понимает я не сомневался. Княгиня вскочила в испуге и побежала к супругу. — Что? Что вы сделали? Тимофей! Анфиса!
— Не волнуйтесь, ничего страшного я с ним не сделал. Это гипноз. Сядьте рядом и просто послушайте, что я скажу. Вы же сами давеча просили меня выслушать?
Я не буду говорить долго и скоро вас отпущу. Я не буду говорить о прошлом. Я расскажу вам о будущем. Вы должны были вызвать на дуэль поручика Лапина. Ваша перестрелка закончилась бы тем, что поручик был ранен в плечо и отправлен на кавказ. А пуля попавшая вам в позвоночник сделала бы вас инвалидом до конца жизни. Мало того, что вы проиграли бы в карты деревню, вы оставили бы сиротой единственную дочь.
Я попытался этому помешать и помешал. Вы что же думаете, что здоровый как бык поручик сам скоропостижно скончался? Открою вам маленькую тайну. Гипноз ему на пользу не пошел. Но старался я не для вас и пекся не о вашей никчемной жизни, которую вы успешно проигрываете в карты, а ради вашей пока не рожденной дочери. И пришел я второй раз сюда не за шашкой, хоть она и моя. А научить уму разуму. Вы ведь опять на дуэль собрались? Так вот. Вам придется от дуэли отказаться. Потому как эта дуэль на пользу не пойдет. И если вы все-таки решитесь ослушаться, дуэли всё равно не будет. И в карты настоятельно рекомендую не играть. Должен предупредить, я в своих стремлениях последователен и иду до конца. Если вам так не терпится умереть, найдите другой способ. Хотя бы за царя и отечество. Вот и всё, что я хотел сказать.
Закончив свою речь, я обратил внимание, что слушателей прибавилось. Тимофей и Анфиса стояли в дверях открыв рот и ничего не понимая. Лишь когда я на них глянул. Тимофей насупился а Анфиса истово перекрестилась испуганно пряча глаза.
— До свидания господа, мне пора идти.
— А как же? — княгиня растерянно смотрела на меня и на мужа.
— Он очнется от гипноза минут через десять. Не беспокойтесь. С ним всё будет хорошо.
И я направился на выход. Дверной проём загораживаемый Тимофеем и Анфисой очистился словно по волшебству стоило мне сделать только шаг. Вот она слава колдуна! Жаль, что заряд в парализаторе иссякает можно было навестить ещё кое-кого для профилактической беседы.
* * *
Вечером, когда я умылся и привел себя в порядок готовясь ко сну. А точнее приготовился почитать откровение Иоанна. В дверь деликатно постучали. За дверью прятался хозяин трактира.
— Там, к вам пришли, — замямлил хозяин. Он после того случая стал меня слегка побаиваться.
— Так зови, — пожал я плечами, совершенно не представляя кто ко мне мог прийти.
Когда на пороге возникла фигура с женскими очертаниями я не поверил своим глазам.
Что это за длинный сверток в руках я догадался сразу, но вот особу его державшую я не ожидал увидеть никак.
— кажется, это ваше, — произнесла она с легкой хрипотцой протягивая замотанную в материю шашку, и подняла вуаль.
— Я же сказал княгиня, что она мне совсем не нужна. Я приходил не за этим.
— Перестаньте называть меня княгиней. И я тоже пришла не затем чтобы её отдать. Я заметила вас ещё в церкви когда просила пресвятую Богородицу избавить меня от бесплодия и даровать мне дитя.
Я посмотрел в её глаза и понял на кого будет похожа Ольга Воронцова и почему я питал к ней странные отеческие чувства. Поэтому без слов закрыл дверь и подошел к княгине.
* * *
Утром же я поймал ученика сапожника Лешку Вострикова и долго ему втолковывал, чтобы он в 1912 году нашел Петровского и вошел в его группу. Что от этого зависит его дальнейшая жизнь и благополучие. Он обязательно станет барином и большим человеком. В группе он должен присматривать за Ольгой Воронцовой, чтоб ничего плохого с ней не случилось. Я знал, Лешка всё исполнит. Исполнит, что сможет. Ольга выйдет замуж за товарища Петровского обвиненного в троцкизме и расстрелянного в 37году. Сама же она как жена врага народа будет сослана в АЛЖИР, но не в далекую Африканскую страну, а в Акмолинский лагерь жен изменников родины, и о дальнейшей судьбе её ничего не известно.
Платов любил пить с прусским генералом Блюхером. Вино, любимое атаманом и приятное для его собутыльника, было "Цимлянское". Очевидцы рассказывали, как происходило это русско-прусское возлияние.
Сидят атаман и генерал и молча тянут вино. Обычно Блюхер на каком-то стакане "отключался" и его увозили адъютанты, а Платов сокрушался:
— Люблю Блюхера! Славный, приятный он человек. Одно в нем плохо: не выдерживает! Адъютант Платова (он же переводчик) Смирной спросил как-то у своего шефа:
— Блюхер не знает русского, а вы немецкого. какое же удовольствие вам от этого знакомства?
— как будто здесь нужны разговоры, — ответил атаман. — Я и без них знаю его душу. Он потому и приятен мне, что сердечный человек.
Мы отступали. Гренадерские усы понуро смотрели в землю. Мне пришлось сбрить бороду, дабы не отличаться, а усы укоротить — слишком они смотрелись по-запорожски. А если отпустить оселедец на макушке, и в сечу?! За своего там примут, без вопросов. Надо ли говорить, что по липовому приказу от генерал-губернатора Ростопчина я был прикомандирован во 2ую пехотную дивизию под командование Михаила Семеновича Воронцова. «Мон женераль» Воронцов время от времени бросал на меня косые взгляды. Приказ о моем назначении «нечаянно» потерялся, а допросить меня на сей предмет он стеснялся. Да и не до меня ему было. Не до какого-то бедного поручика. Хотя, жандармское управление не дремало. Были получены сведения, что враг получает доподлинную информацию о дислокации наших войск. И получает их корсиканец от человека с серебряными эполетами и в русской форме. Серебряных эполет у меня отродясь не было, а вот непривычная шашка не по уставу торчащая из-за портупеи внимание привлекала. Состояние в войсках было подавленное. А всё из-за того, что мы никак не могли дать бой французу. То ли от того, что не хватало достаточно сил у армии Барклая де Толли, то ли по другим каким неведомым нам соображениям. Недоверие к Барклаю высказанное императором Александром I стало достоянием всех и каждого и часто приходилось слышать как канониры понукая битюга, тащившего пушку, кричали: Но! Барклай проклятый! И замечание им никто не делал. Что само по себе было неслыханно.