“Неужели у Бежецкого и с этой что-то было? — удивился Александр, открывая ящик и запуская руку в его темное чрево, — Блин, даже имени ее не знаю! Тоже мне подготовка”.
В ящике оказалось немало бумаг, конечно же скопившихся за время отсутствия настоящего ротмистра.
Так, какие-то непонятные пакеты, стандартные на вид, похожие на банковские, — подождут, разнокалиберные и подписанные явно женскими почерками конвертики (ах ротмистр, ах проказник!) — в сторону — не читать же чужую амурную переписку в самом деле, вот этот толстый — уже интересно, этот — тоже, а вот и искомый — от Владовского!
А это еще что такое?
“Сашка, посылаю тебе кое-что интересное, что я нарыл здесь, в Хоревске. Проверь по нашим каналам, что это за штучки. Особенно интересует аббревиатура “СССР”. Владимир Б.”
Почерк знакомый, бекбулатовский. А где штемпель отправления? Так что же это получается?…
Из вскрытого плотного конверта выпал прозрачный пакетик с клочком побуревшей газеты и пара четких цветных фотографий какого-то шильдика с номером “00719” и сакраментальной надписью “Сделано в СССР”…
Нескончаемая анфилада пышно убранных, но совершенно безлюдных залов ослепляла своим блеском. Поражало воображение обилие зеркал. Оправленные в золото и в скромных рамах, крохотные, похожие на непременный атрибут дамской косметички, и огромные — от пола до потолка, зеркала казались единственными обитателями пустынного дворца. Отражая сами себя, зеркала увеличивали и без того огромные помещения, подсвеченные свисающими с потолка люстрами с хрустальными отражателями, что создавало иллюзию огромной причудливой призмы или прихотливо ограненного бриллианта в вычурной золотой оправе. Подобно неосторожному мезозойскому насекомому, застывшему в глубине куска янтаря, в центре этого гигантского кристалла чистой воды находилось инородное включение — человек.
Александр, а одиноким человеком был, конечно, он, неторопливо двигался из зала в зал, не уставая изумляться обилию разнообразных зеркал и красоте их рам. Даже пол здесь был отполирован до зеркального блеска. Зеркала, как по эстафете передавая его друг другу, попеременно отражали блестящий мундир, идеальную прическу, сверкающий на груди орден… Орден?
Александр остановился и пристально вгляделся в свое отражение в огромном, почти во всю стену, венецианском зеркале в золотой раме с несущимися по ней на дельфинах круглощекими ангелочками. Так и есть: по груди, пересекая ее наискось, струилась зеленая с золотой каймой муаровая лента неизвестного Бежецкому ордена, а сама звезда — огромная, как блюдце, — переливалась тысячами бриллиантовых огоньков.
Что же это за орден? Александр, не отрывая глаз от отражения, протянул к орденской звезде руку и оторопел: отраженный Бежецкий по-прежнему стоял, опустив руки и насмешливо глядя ему в глаза. Такого же просто не может быть! Бежецкий в панике помахал рукой перед зеркалом, но отражение только ехидно ухмыльнулось и повертело пальцем правой руки у виска. Правой?
Александр в смятении опустил глаза. Звезда сияла на левой стороне груди, где и полагалось, но в зеркале… В зеркале она тоже была слева. Что за чертовщина?!
Ротмистр протянул руку и коснулся ледяной поверхности зеркала. Отражение, естественно, движения не повторило, вообще презрительно спрятав руки за спину. Может, это какой-то розыгрыш? Чья-то злая шутка?
Александр постучал костяшками по зеркальной плоскости, отозвавшейся солидным глухим звуком толстого старинного стекла. Нет, не может быть, зеркало как зеркало. Отражение тем временем из своей прозрачной глубины заинтересованно следило за его манипуляциями, никак не желая повторять движений. Бежецкий хотел было заглянуть сбоку за пышную раму, но…
— Разбей! — вдруг звонким, как бы детским голосом, крикнул кто-то над ухом так, что серебристое эхо металлическим шариком поскакало по всей анфиладе из конца в конец. — Разбей зеркало!
Вздрогнув от неожиданности, Александр оглянулся, но никакого ребенка за спиной, естественно, не оказалось. Эхо же, которому по всем законам физики полагалось затихнуть, тем не менее все набирало и набирало силу так, что теперь от него, казалось, вибрировал весь дворец.
— Разбей! Разбей! Разбей зеркало!!! — звенело, выло, визжало со всех сторон. — Разбей!!!!
Александр зажал ладонями уши, но звенящий вопль “Разбей!” легко проникал прямо в мозг. Отражение долго с сочувствием смотрело на него, а потом тоже стало что-то говорить, немо разевая рот. По губам двойника Бежецкий потрясение прочел все ту же команду: “Разбей!”
Ротмистра осенило: ну да, нужно разбить зеркало, тогда и весь морок прекратится. Но как же его разбить? В голове уже все звенело и кружилось от несмолкаемого крика. Кажется, толстое стекло можно разбить, ударив точно в его середину. Мысленно перекрестясь, Александр размахнулся и изо всех сил шарахнул кулаком в центр сверкающего прямоугольника, прямо в звезду на груди отражения.
Он ожидал всего: резкой боли в разбитых костяшках, отдачи по всей руке, даже, чем черт не шутит, трещины в стекле, но…
Рука прошла сквозь толстое стекло, как через пленку мыльного пузыря, не встретив сопротивления, а само зеркало, вспыхнув фейерверком осколков, тонких как льдинки, осело сверкающей пеленой… Сразу, как по мановению дирижерской палочки, во всем дворце повисла мертвая тишина.
Отражение, против всех ожиданий, не исчезло. Бежецкий-отраженный стоял в опустевшей раме среди прежнего интерьера как ни в чем не бывало и, улыбаясь во весь рот, протягивал оригиналу ладонь. Сам не понимая, что делает, Александр тоже протянул руку своему двойнику и принял рукопожатие. Ладонь призрака оказалась живой и теплой…
* * *
Александр с трудом разлепил налитые свинцом веки и сел на постели под веселый перестук колес по рельсам. В дверь купе кто-то осторожно, но настойчиво стучал. За окном вагона, полуприкрытым опущенной шторой, наливался пурпуром рассвет. Встряхнув головой, чтобы отогнать сон, он приоткрыл дверь, в которую тут же просунулось лицо кондуктора.
— Тихвин, ваше степенство, — почтительно зачастил он. — Через полчаса станция. Бужу, как вы соизволили велеть.
Бежецкий кивнул и, сильно потерев лицо ладонью, чтобы окончательно согнать дремоту, порылся в кармане висящего рядом пиджака и сунул в протянутую с готовностью руку смятую рублевую купюру. Кондуктор тут же, рассыпаясь в благодарностях, исчез, а Александр не торопясь принялся одеваться.
По легенде, им же придуманной, он сейчас был сибирским купцом первой гильдии Сорокиным Еремеем Тимофеевичем, совершавшим вояж по делам своего предприятия в столицу. Путешествие в роскошном одноместном купе спального вагона хоть и ударяло самым чувствительным образом по карману ротмистра, зато надежно страховало от возможных проверок документов в пути. Чтобы сбить с толку возможную погоню, Бежецкий из Златоуста отбыл на поезде “Челябинск — Москва”, но, хотя билет брал до конца, сошел незадолго до Уфы на небольшой станции уральского заводского городка Аши, арендовал автомобиль и на нем отправился в противоположную первоначальному маршруту сторону. Так, меняя транспортные средства и петляя как заяц, ротмистр приближался к столице на перекладных, подолгу нигде не задерживаясь и многократно проверяясь на случай слежки. Теперь до Санкт-Петербурга было рукой подать…
