мирового уровня. Я абсолютно уверен, что такой фильм получится не хуже, чем фильм про робота.
– Я тоже так считаю, – поддержал коллегу грушник. – И то, что ты, Саша, – он перевёл взгляд на меня, – угадал с местом съёмок, в очередной раз говорит о твоей необычности. Действительно, в данном контексте джунгли самое – то. Они, без сомнения, подходят под замысел твоей картины. Ты – необычный юноша.
Я засмущался, и хотел было поблагодарить генерал-майора за лестный отзыв, но тут собеседник огорошил меня вопросом:
– Так говоришь, у вас на планете в основном преобладает такая растительность – джунгли? Тропики? Быть может субтропики? Или как там у вас?
– Э-э, да разная у нас, – опешил я, абсолютно не поняв о чём он говорит и вообще к чему клонит.
Порхунов в этот момент сильно закашлялся, глотнул из стакана воды и хлопнул ладонью по столу.
– Стоп! Сейчас не об этом! – покосился на коллегу. Тот от взгляда старшего офицера потупился, и генерал-полковник, доброжелательно улыбнувшись мне, произнёс:
– Отличный фильм, Саша, у тебя должен получиться. Дерзай! Мы в тебя верим! А теперь скажи, чем мы – наше министерство, можем тебе помочь?
– Как всегда, товарищи генералы, мне требуется оружие, оружие и только оружие. И в первую очередь гигантский пулемёт!!
Глава 36
* * *
В общем-то, как сказал один из режиссёров будущего, только сумасшедший может снимать одновременно два фильма. Я не был полным психом, поэтому, кроме двадцати шести фильмов («Лост» (25 серий) и «Привидение»), озаботился подготовкой к съёмкам «Хищника», помощью Хачикяну в создании картины «Планета Ка-Пэкс», съёмками трёх видеоклипов (два для «Мальвины» и один для «Барби»), а также решением ещё небольших вопросов. В том числе, записью музыкального альбома и написанию небольшого литературного шедевра.
«Думать Иоанн головой нужно прежде, чем пускаться во все тяжкие», – напоминал я себе каждый раз, приходя домой в полубессознательном состоянии и засыпая прямо в коридоре.
Засыпал я потому, что уставал! Уставал я потому, что пахал!! А пахал я потому, что каждый день!!!
Дни крутились и вертелись. Они были насыщены событиями как никогда.
Я думал, что умру… думал, помрёт наш Сашенька нафиг… не сдюжит!.. Но я всё жил, к своему глубокому изумлению. Я, словно бульдозер, несмотря ни на что, монотонно двигался вперёд, разгребая рутину сумасшедшего водоворота дней.
А они летели как угорелые. В голове мелькали лица, сюжеты, тени бытия. Всё это перемешивалось со смехом в кругу друзей и руганью среди начальства.
С друзьями и знакомыми было всё понятно, а вот с начальством нет. Оно – начальство, ежесекундно и неуклонно гнуло свою линию, всячески урезая всё и вся. Я же, в свою очередь, разумеется, гнул свою, всемерно раскрывая горизонты и увеличивая бюджеты. После таких битв мы брали таймаут и заключали перемирие. Во время затишья договаривались о компромиссе, а также напоминали друг другу о том, что работать нужно сообща, в конструктивном русле, а не глотку драть. Договариваться-то мы договаривались, но лишь затем, чтобы, спустя краткое время, вновь начать свою словесную баталию.
Начальства было много, я был один. Они это понимали, я нет. Поэтому, видя, в какого психически нездорового хомо сапиенса превращается милый мальчик Саша, они боялись даже посмотреть лишний раз в мою сторону.
Но не только мой образ маньяка-психопата их смущал. Не менее, а может быть и более всего, они боялись совсем другого. А именно, моего жеста, который я им иногда показывал. В основном, это происходило в тех случаях, когда я видел, что битву проигрываю кардинально, а положительный результат мне нужен был, что называется – кровь из носу.
Вот я им и показывал кое-чего рукой. Мой жест мгновенно производил отрезвляющее действие и сразу же заставлял их замолчать. То была самая настоящая магия. Я демонстративно поднимал правую руку, сжимал ладонь в кулак, поднимал один палец, и они тут же впадали в оцепенение. Речи их в один миг становились более мягкими, глазки их начинали бегать, да и вообще, многие из них сразу же начинали заметно подёргиваться.
Я быстро просёк эту фишку, поэтому свой коронный жест, чтобы время даром не терять, стал показывать прямо с порога кабинета, когда туда входил. Вот прямо так – зашёл в кабинет, махнул рукой и, на те, все – присмирели. Сразу же улыбочки на лицах, мол, чего изволите, Александр Сергеевич, а не желали ли бы Вы чайку-кофейку испить?
И корить их за это было нельзя, ибо жест был воистину волшебным.
Я протягивал руку вверх, показывал на скромно висящий посреди стены любого чиновничьего кабинета портрет и произносил три волшебных слова: «Леонид Ильич Брежнев».
Ну а что? Слухи – они дело такое… Непредсказуемое… А именно, один из слухов, что, мол, я чуть ли не племянник Генерального секретаря, разошёлся среди множества кабинетов. О нём я узнал случайно, когда два взрослых начальника стали передо мной лебезить и кланяться чуть ли не в пояс. Сначала я не понял что это за маразм. А когда понял, то слуху не препятствовал, а наоборот стал всячески поддерживать его. Не на прямую, конечно, а просто отмалчиваясь на изредка задаваемые вопросы и намёки. Отвечал при этом как можно мягче:
– Ну что Вы. Нет, конечно. А вообще, я об этом не привык говорить. Да и не принято у нас в семье хвастаться родством.
Такие ответы на людей производили огромное впечатление. И, естественно, люди своим впечатлением делились по секрету с другими людьми, порождая эти самые слухи. Ну а слухи, как всем известно, распространяются довольно быстро. Вскоре, в моём кровном родстве с небожителями уже почти никто даже не сомневался. А как могло быть иначе? Ну как ещё шестнадцатилетний сопляк мог забраться так высоко? Ответ один – только по протекции, только по блату.
Они все хотели в это верить, и я им в этом не мешал. Именно поэтому моя комбинация три слова + жест, работала, безупречно, сея в рядах вероятного противника панику и готовность к сдаче
