враскорячку на несколько лет. Да, у них войска хорошие, если не сказать отличные, но их не так много, чтобы быть сильными везде и сразу. Плюс кое-какие трудности в Африке им можно организовать и в Персии. Я слышал там у вассального правителя Афганистана есть острое желание добиться независимости.
— Хм. Допустим. Но раздел будет не как в былые годы. Египет то под вашим контролем.
— Мы воспользуемся мамлюками в борьбе с союзниками русских, и когда они станут истекать кровью, вы легко заберете себе Египет, вышвырнув их оттуда. Я предлагаю честно поделить все так, как было в старину. С поправкой на германские земли. И оговорить договор военной взаимопомощи так, чтобы в случае войны с русскими, наши армии выступали бы заодно. Италию я не прошу отдать вперед. Мы заключим договор. Сначала берем вам город Константина и Балканы. Потом уже решаем вопрос с Италией и Баварией, которую я вам уступлю.
Иосиф вновь замолчал, отвернувшись к окну.
Он думал.
Предложение звучало крайне дико, но очень любопытно. Слишком интересно, чтобы быть правдой. Но и отмахиваться от него не хотелось. Ведь от перспектив голова начинала кружиться. Взятие Балкан и Константинополя открывало перед Габсбургами качественно иные перспективы. А уж занятие Малой Азии с Левантом и Египтом…
За кадром оставалась переписка Алексея с Людовиком и Кольбером. В которой тот исподволь пытался стравить Францию с Австрией через клинч в Италии. Именно царевич на свою голову и вложил Людовику мысль о Западной Римской Империи, как инструменте, позволяющем легитимно объединить короны Франции и Испании. А также обосновывающий права Людовика на Италию.
Но тот понял все по своему. Или, быть может, царевич недооценил его ум и сообразительность…
* * *
Алексей выстрелил и замер, прислушиваясь к своим ощущениям.
Револьвер.
Он держал в своих руках револьвер.
Такой кондовый, словно в матерых вестернах. Этакий Colt Walker по силуэту, компоновке и концептуально.
Предельно простой. Одинарного действия, то есть, требующий взводить курок каждый раз перед выстрелаом. Капсюльный… тут как раз и пригодились те самые колпачки, которые изначально царевич сделал. Заряжание было точно таким же, как и у ранних револьверов — с рычажным прессом, дабы «упаковывать» пулю аккурат в зарядную камору барабана. Ну и завершал эту красоту длинный нарезной ствол 45-ого калибра.
— Да… прям приятно… — с удовольствием произнес Алексей Петрович, который с превеликим счастьем сбежал на эти стрельбы с бесконечной череды светских встреч.
После чего охотно начал перезаряжать это оружие, не давая никому.
Как же он истосковался по чему-то вот такому…
Брал заранее приготовленные кулечки бумажных патронов. Вставлял их в каморы барабана. Запрессовывал рычагом. Проворачивал. Ставил новый. И так — пока все не заполнится. Потом из импровизированного тюбика вроде кожаного мешочка с железным «дудком» схожим с натруской, выдавливал немного топленого свиного сала в каждую камору. Чтобы искры не прорвались при выстреле и не подорвали соседние заряды. Ну и в самом конце ставил капсюли.
Закончил.
Перевел револьвер с предохранительного взвода на боевой. И… решить пошалить сделав серию выстрелов по-ковбойски — от бедра. Зажимая спусковой крючок и рукой быстро-быстро «шлепая» по курку, легким ударом отводя его в боевое положение.
Герасим оживился.
Да и все на площадке.
Интересно же вышло.
Потом он зарядил два револьвера и попытался изобразить стрельбу по-македонски — с двух рук. Благо, что рукоятка у этого образца, была довольно удобной, в отличие от оригинальных ранних Кольтов. И получалось вполне сподручно большим пальцев взводить курок после каждого выстрела.
Бам-бам-бам…
Зазвучали они. По очереди. Потому что руки работали не синхронно…
Наконец, прозвучали пустые щелчки, и царевич же с неохотой положил на стол револьверы, взявшись за карабин. Это был вариант того мушкета, заряжаемого с казны — с вариантом затвора Фергюсона, рама которого была изготовлена из бронзы. Только тут оружие имело 50-ый калибр и нормальный такой нарезной ствол…
Алексей немного подержал оружие в руках, покрутив и поигравшись. Словно бы примеряясь. Открыл крышку замка. Закинув на него «трубочку» капсюля, привязанного к бумажному патрону, захлопнул крышку пальцем и рывком оборвал нитку, державшую капсюль. Получилось не очень ловко, но вполне прилично. Потом, ухватившись за скобу, повернул ее вправо до упора. И запихнул бумажный патрон в открывшуюся зарядную камору. Вернул скобу обратно. До щелчка стопора. Стряхнул лишний порох, срезанный винтом вместе с «жопкой» патрона. Взвел курок. И, приложившись, выстрелил.
На все про все у него вышло секунд десять-двенадцать.
Хотя он в общем-то не спешил никуда и делал все не очень уверенно. С задержками и «лагами», будто припоминая что-куда. Но все равно. Пять-шесть выстрелов он бы мог на таком оружии выдавать. Герасим же, наловчившийся уже, бил десять раз. Иногда одиннадцать.
Еще раз зарядился.
Выстрелил.
Еще.
Положил на стол карабин.
Новый комплекс вооружения выглядел очень интересно. Хотя, конечно, его не отпускали мысли о переделочных мушкетах, да, заряжаемых с казны, но с гладкими стволами. Слишком уж ценной была возможность накидывать хорошо картечью и дробью. Слишком много наблюдалось ситуаций, требующих подобного обращения…
Все такое вкусное… все такое нужное… Алексей Петрович просто не мог определиться с тем, что же нужно начинать делать для перевооружения армии в качестве основного оружия. Гладкий ствол выглядел функциональней и критически проще, доступнее, а нарезной… тут и говорить нечего — вон какая красота…
1710 год, сентябрь, 28. Южно-Китайское море — Москва
Большой и длинный барк очень бодро шел, пользуясь попутным ветром. Не очень сильным, но на верхних ярусах вполне ощутимым. Отчего создавалось обманчивое впечатление: море волновалось не сильно, а поди ж ты, вон как шпарил…
Это был тот самый корабль, который Алексей строил, ориентируясь на клипперы второй половины XIX века.
Набор из пудлингового железа, ну, то есть, низкоуглеродистой стали. Фрагменты простейшего проката: полосы да уголки собирались в двутавровые балки на заклепках. Может быть и не самый прочный вариант, но превосходящий дерево на голову или даже на две. В особенно в плане живучести и долговечности.
Обшивка корпуса трехслойная из дубовых досок умеренной толщины, пропитанных слабеньким раствором «русской зелени [29]». Что кратно повышало стойкость к гниению, обрастанию и пожиранию ее водной живностью, очень ценящей на вкус древесину. Причем между слоями, уложенными внахлест, располагалась грубая ткань, пропитанная смолистым составом с этой ядовитой краской. Ну и подводная часть дополнительно покрывалась ею же. Одна радость — вся эта дрянь не
