И тогда она заплакала. Тане хотелось убежать и спрятаться, но нельзя было оставить его ни на одну минутку. И она плакала, сидя рядом с ним, глотая горькие слезы и держа его за руку…
А когда пришла Рева, эта, самая сильная женщина в госпитале, и поправила ему подушку, и сказала, что теперь все будет хорошо, Татьяна все-таки не выдержала и убежала, всхлипывая… А военврач третьего ранга оглянулась на нее и сказала старшей сестре, сопровождающей ее на обходе, что, видимо, девочка устала и надо ее сменить.
А он смотрел на них и молчал. Двадцатилетний мальчишка, которого научили убивать людей, но никто еще не научил любить… Он потерял свою единственную любовь, едва ее найдя. Судьба отняла у него в с ё… Но помиловала и оставила в живых, хотя за жизнь он и не цеплялся. Наоборот, он ее не хотел… Но молодой организм выдюжил. Владимир поправлялся не очень быстро, но уверенно…
Однажды в теплый октябрьский день Татьяна сменилась с дежурства. И, уходя, увидела его во дворе под тополями. И, не удержавшись, снова поцеловала без спросу…
Начальник первого хирургического отделения Читинского окружного военного госпиталя военврач третьего ранга Софья Зиновьевна Рева смотрела на них из окна с высоты своих сорока лет и вздыхала… Мальчик выкарабкался… И, слава Богу… И, конечно же, он заслужил немножко любви. И эта девочка тоже заслужила… Рева видела, как она присматривала за этим раненым. Тогда она еще не понимала почему. Теперь поняла… Эх, молодость, молодость…
Многие раненые заглядывались на стройную фигурку и туго обтянутую белым халатом высокую грудь Татьяны. А она смотрела только на Владимира…
Но у них ничего не получилось.
Потому что он, наконец, вспомнил… Именно в этом госпитале он лежал в июне. Именно, здесь он увидел тогда Наталью. О ней напоминали и стены, и потолки, и подоконники, и, конечно же, тополя в госпитальном дворе… Он вспомнил в с ё…
Начав ходить, Владимир познакомился с лейтенантом Рябцевым из соседней палаты. Федор Рябцев был комвзвода двести двенадцатой отдельной воздушно-десантной бригады. Он уцелел во время штурма высоты 'Палец' в начале августа на Халхин-Голе, но через пару недель поймал-таки пулю в Чанчуне. Впрочем, ему повезло. То ли рука у снайпера дрогнула, то ли подтолкнул его под локоть Федоров ангел-хранитель, но самурайская пуля угодила в грудь, а не в висок, как это обычно бывало… В бессознательном состоянии Федора эвакуировали на ТБ сначала в Тамцаг-Булак, а затем в Читу. Как, собственно, и Владимира…
Сначала они просто сидели рядом на солнышке во дворе, и неспешно беседовали, вспоминая Халхин-Гол и Китай. Пока Владимир случайно не упомянул о том, что в авиашколе увлекался прыжками с парашютом. Когда Федор узнал, сколько у него прыжков, то раз и навсегда признал в нем своего.
Зашел как-то разговор и о двухсотой отдельной воздушно-десантной бригаде осназ, которую выбросили на Харбин в первый же день наступления Дальневосточного фронта.
Владимиру нелегко было касаться этой темы, но то ли боль притупилась, то ли он к ней понемногу стал привыкать… Потому что мог говорить о Харбине уже почти спокойно. А, впрочем, кто удивится, если выздоравливающий побледнеет посреди фразы или у него перехватит горло и собьется речь на полуслове?
Рябцев знал немного, но кое-что знал… Знал о том, что бригада вела тяжелые бои. Что потери были б о л ь ш и е, хотя она и выстояла, продержавшись до подхода мониторов Амурской военной флотилии. Они десантников и выручили… Тех, кто уцелел… А уцелело, ясное дело, немного. Но если бы не мониторы, не уцелел бы, вообще, никто.
Только после войны военные историки, корреспонденты и писатели напишут об этих боях почти правду или почти всю правду. Кому сколько разрешат. А пока, о том, что происходило в Харбине в течение недели, с тринадцатого по двадцать первое августа, знали только Военный совет и штаб Дальневосточного фронта.
А дело было так…
Тринадцатого перед рассветом первый батальон двухсотой отдельной воздушно-десантной бригады особого назначения десантировался с парашютами в нескольких точках на окраине города. Стремительным ударом десантники захватили аэродром и мосты через Сунгари. Охрана серьезного сопротивления оказать не успела, и была безжалостно перебита. Перерезав стратегическую Китайско-Восточную железную дорогу, батальон выполнил свою главную задачу. После чего взял под охрану аэродромные запасы топлива и ангары с самолетами, а частью сил захватил радиостанцию, водонасосные станции и склады вооружения. При этом один взвод сразу же был выделен на охрану советского консульства…
Кроме того, были разгромлены штабы японских войск, дислоцированных в городе, в том числе штаб Военной Сунгарийской речной флотилии. При этом удалось арестовать ее командующего, пожилого китайца в звании генерал-лейтенанта, который, похоже, страдал бессонницей, и на свою беду задержался в штабе…
Второй батальон десантировался посадочным способом через час после первого. Были захвачены вокзал, почта, телеграф и телефонная станция, а также склады с продовольствием… Управление бригады и третий батальон прибыли днем…
В районе аэродрома, опираясь на уже имеющиеся доты, десантники приступили к созданию нового оборонительного рубежа. С помощью мобилизованного местного китайского населения, само собой…
Вскоре на аэродром прибыл советский консул, вместе со спешно сформированным отрядом самообороны, под командованием штатного сотрудника соответствующих органов и по совместительству советника по культуре.
В Харбине жило и работало более трехсот советских граждан. Майор Мошковский приказал выдать всем военнообязанным мужчинам винтовки, патроны и гранаты с захваченных складов, и сменил ими десантников на ряде второстепенных объектов.
Но, как оказалось, людские резервы на этом еще далеко не были исчерпаны. В Харбине жило очень много русских эмигрантов. Причем, большая часть из них здесь и родилась. В семьях бежавших когда-то из Советской России, обманутых белыми генералами и атаманами, казаков. А кое-кто жил в Харбине еще с дореволюционных времен. Многие молодые юноши и девушки с энтузиазмом предложили свою помощь, свалившимся на них с неба, землякам.
Военком, отлично понимая, как мало у них шансов продержаться в глубоком тылу противника в одиночку, махнул рукой на классовую чуждость этой молодежи. А, впрочем, они ведь были русскими людьми! И почему бы им не искупить вину своих отцов и матерей перед Родиной своей русской кровью?
Только начальник особого отдела бригады резко возражал против создания народного ополчения из этих недобитков. Тогда Мошковский предложил ему взять взвод и самостоятельно организовать имеющимися силами захват и оборону Харбинской тюрьмы, жандармского и полицейского управлений, городской управы, банков, военного госпиталя и больниц, продовольственных складов и пекарен.
