— Успокойтесь, уважаемые дамы, — как можно приветливее попытался произнести приветствие Скиталец. — Я вас не обижу. Мне нужна только еда для ребенка. И не даром — я хорошо заплачу».
Повариха попыталась задвинуть помощниц себе за спину и начала что-то быстро говорить. Волчонок только пожал плечами. К счастью, Айра немного разобрался в местном наречии и стал переводить Скитальцу суть речи женщины:
— Она говорит, что это владения смелого и знатного хана…как бишь его… Шестилап, что ли… Да, слышал — противная ядовитая гадина типа паука, если интересно… Говорит, что скоро придут их мужчины и отомстят нам за надругательства и смерть.
— Переведи, что я не собираюсь ни обижать, ни тем более убивать никого из них. Мне нужно только молоко и сыр. Не даром, естественно.
Айра что-то пытался втолковать поварихе, но, похоже, без особого успеха. Волчонок же застыл, как вкопанный, уставившись взглядом в одну из ее помощниц. Девчонка действительно была хороша. На остальных женщин — коренастых и плосколицых — она не была похожа ни фигурой, ни лицом. Довольно высокая и стройная, ну, разве что, чуть узковаты глаза, да немного подчеркнуты скулы. Даже волосы ее были светлее, чем у ее родственниц. Родственниц ли? Может быть, она рабыня, служанка при жене «знатного и смелого»… Не нравится этот застывший взгляд парня, ох, не нравится!
Снаружи раздался шум. Скиталец вышел из шатра, и вовремя. Из ельника выехали на своих низкорослых мохнатых лошадях три всадника. Двое из них были совсем еще детьми — даже Волчонок против них выглядел мужчиной. Главный же и был, судя по всему, ханом этого рода — немолодой кочевник с лицом, обросшим так, что только глаза и плоский нос были видны из этих дебрей.
Скиталец поднял руку в знак приветствия и произнес слова, которые минуту назад силился выдавить из себя Айра.
— Здравствуй, я пришел с миром.
А чтобы подкрепить свою реплику более весомым аргументом, снял с пояса флягу, отпил сам, и протянул старику.
— Что хочет уважаемый? — осведомился хан, вытирая губы рукавом грязного тулупа. — Мы люди бедные, у нас ничего нет. Что в лесу поймаем, то и едим.
— Видишь этого рыцаря? — Скиталец указал на Малыша, гордо сидящего на загривке Серого. — Ему нужно хорошо питаться. Молоко, сыр, масло. Куплю, не обижу. У меня есть белая мука и вино. А если желаешь, могу расплатиться и монетами.
Старик покивал, спешился и зашел в шатер. Через минуту оттуда выскочила одна из девушек и куда-то убежала. Следом вышел и Волчонок.
— Эй, парень, полегче! — буркнул Скиталец. — Нам не до этого.
Но парень даже не обернулся на эту реплику, продолжая смотреть в том направлении, куда скрылась девушка.
Вскоре она вернулась, неся в руках мешок и бурдюк. В мешке, как и предполагал Скиталец, были твердые, как камни шарики овечьего сыра, а в бурдюке — кислое молоко.
— Ладно, Волк, грузи питание на лошадь, а я пойду с хозяином расплачусь.
Хозяин от монет отказался, предпочтя кувшин вина и миску белой муки. Когда же Скиталец начал аккуратно подводить его к тому, чтобы оставить Малыша в этом глухом селении, испугался так, будто ему предложили приглядеть за какой-нибудь нечистью.
— Да пойми, уважаемый, путь наш долгий, трудный. Мне тяжело, а каково ему? Он совсем малютка, ему мамкин уход нужен. Я — старый рубака, могу с мечом управляться, с копьем. Но я не нянька при младенце. И дел своих у меня невпроворот. Ну, говори, что хочешь? Бурдюк вина и полный мешок муки. По рукам? Хочешь, еще дам хороший железный нож. Соглашайся! Ведь не насовсем оставляю. Буду назад ехать, еще и золота дам.
Глаза у хозяина горели, будто у голодного хищного зверя в ночи, еще немного и слюна с клыков капать начнет! Ох, как хочется! Целый бурдюк вина, да еще нож! Но нет, это никак не отразилось на его решении. Боялся хан. Слухи в этих местах скачут быстрее скакунов Скитальца. Даже в такую глушь первыми добрались.
Но все же жадность свое слово сказала. Хан отозвал повариху в темный угол шатра и о чем-то битый час с ней беседовал. Наконец подошел к гостям, держа за руку девушку, которая так очаровала Волчонка, и сказал:
— Забирай. Моя дочь. Она умеет за детьми ухаживать. Мешок муки, бурдюк вина и нож.
— Нет, — покачал головой Скиталец. — Так не пойдет. Забирай малого, тогда и получишь свое вино.
— Нет, ребенка не оставлю. Мой род и так почти вымер. Не хочу, чтобы вырезали сосвем-совсем. Забирай девчонку. Она хорошая, работящая. И наложницей будет хорошей — в походе мужчине без женщины тяжело.
— И не жаль дочери-то?
— Она не настоящая дочь. Она от рабыни, что я привез из похода на Побережье. Свою бы дочь я никогда никому…
Волчонок тронул его за рукав.
— Скиталец, на два слова.
— Соглашайся, — сказал он, выйдя из шатра. — Нам без бабы Малыша не выходить.
— Что, понравилась девочка? — улыбнулся Скиталец. — Наверное, и ее хочешь похоронить где-нибудь среди льдов?
— Зря ты так, — покраснел парень. — Я дело говорю. Кстати, тебя надуть хотят. Такую цену лупят, что можно было бы десяток рабов купить. Один только нож знаешь, как здесь ценится? Требуй еще пару дойных коз и десяток баранов. И Малышу молоко свежее каждый день будет, и мы без мяса не останемся.
— Ты умеешь коз доить?
— Нет, не умею, — соврал Волчонок, снова покраснев и выдав себя с головой. — Для того и прошу девчонку взять. Помрет малый без женского участия. Впрочем, тебе решать, кому жить, кому умирать.
Скиталец и сам понимал, что ситуация практически безвыходная. Спрятать ребенка в глухом селении не получится. Оставить его у себя никто не отважится. Вернуть Пророку? Нет, против этого восстает все его сознание и подсознание. Пока не выяснится, что кроется за интересом этого человека к Малышу, никакого решения предпринимать не следует. Да и где он нынче, этот Пророк? Не возвращаться же… Ну, что прикажете делать?!
Спустя пару часов кавалькада снова выступила в поход. На гнедой кобыле, до этого обремененной только поклажей, теперь восседала девушка и Малыш. Настроение у всех было не самое радостное. Малыш был очень недоволен, что теперь приходится ехать в компании с женщиной, а не на скакуне Скитальца. Тот же в свою очередь не испытывал особенного удовлетворения от того, что его отряд все разрастается. Тащить с собой бесполезный балласт — сомнительная радость. Кто знает, как там обернется дальше… Айра, ехавший впереди, время от времени оглядывался и бросал недовольные взгляды то на гнедую с девчонкой, то на хозяина — кому-то сразу дают скаковую лошадь, а ему — Айре из рода Айры — приходится снова тащиться на отнюдь не благородной скотине. Девчонка ехала молча, только изредка вытирала глаза рукавом длинного замшевого балахона. Волчонок тоже разыгрывал неудовлетворенность, «артист погорелого театра»!
