– Явились, наконец?
Матушка оборачивается, высовываясь из-за спинки стула в половину оборота, и я выпускаю руку Мауры из своей, впрочем, та не делает ни малейших попыток удрать обратно в спальню, потому что… Потому что… Мама поднимается, подходит к девчонке и ведёт её к столу, усаживает на стул рядом с собой, поворачивается ко мне:
– Ты чего застыл? Давай, а то всё остынет…
– Ага…
Сглатываю ком, вдруг возникший в горле. Сажусь на своё место. Уф… Кажется пришёл в себя…
– Ма… Тебе не кажется…
– Что? Сам вчера спрашивал, что мне ещё понравилось в твоём альбоме. Ну и…
Она показывает пальцем на себя… Да, уж… Любая фотомодель обзавидуется такой фигурке и удавится от зависти! Идеальное лицо, обрамлённое густыми вьющимися от природы волосами, высокая крепкая грудь, не потерявшая своей формы двух чаш, видная в глубоком вырезе лёгкого топика, светлого тёплого цвета неба, обнажающего крепкий животик и тонкую талию без всяких следов жира или растяжек. Длинные, стройные ноги с полными тугими бёдрами, которые показывает мини юбка в обтяжку. Не хватает лишь тончайших чулок или колготок, но где их тут взять?! Но в это время!!! Такой наряд!!! На даме!!! Это уже не непристойность! Это… Матушка улыбается:
– Ты чего, Атти? Или непривычно? Решилась, наконец, одеть и показаться. Ты то меня поймёшь…
Естественно! Так одевались молодые девчонки, которых я видел в свой последний отпуск перед вылетом. Впрочем, матушка выглядит их ровесницей, а Маура… Кажется она сейчас рассыпется на стуле золой от стыда…. Естественно. Лёгкий, короткий халатик. Едва доходящий до середины бёдер, вырез, обнажающий половину бюста… Впрочем, на Аруанн юбка ещё короче.
– Мам… Ты потрясающе выглядишь!
Она вздыхает:
– Жаль, что я никому не могу показаться в этом кроме вас…
– Жаль. Не спорю. Но может… И удастся.
Матушка вскидывает на меня глаза, а я показываю незаметно на потолок. Она догадывается, расцветает своей волшебной улыбкой. Затем спохватывается:
– Давайте есть.
И тянется большой ложкой, которой накладывают еду, к котелкам и горшкам, нагружая всякие вкусности в тарелку, затем ставит её перед Маурой:
– Давай, девочка. Тебе надо прийти в себя после голодовки и болезни. И ты, Атти, не сиди столбом. Поухаживай за Маурой…
Та несмело тянется своей ложкой к горе еды в тарелке, испуганно шепчет:
– Я столько не съем…
– Съешь. Куда ты денешься? Лопай, давай.
Такое простонародное выражение из уст целой графини вновь вводит девушку в ступор, и матушка отвешивает ей лёгкий подзатыльник.
– Шевелись, малышка.
Девчонка спохватывается. Начинает работать челюстями… Вскоре замечаю, что её глаза осоловели. Всё же она слаба, так что придётся её пока держать при себе, пока баронесса не придёт в себя. Молча едим, наконец, тарелки пустеют, я разливаю дамам настои. Кому натту, больной – липовый цвет с мёдом, себе тоже натты. Матушка снимает крышку с блюда, полного свежих ароматных плюшек, густо посыпанных мелким сахаром. Маура несмело пробует, ахает, уплетает за обе щёки. Я откидываюсь на мягкую спинку удобного стула, удовлетворённо улыбаюсь – считай, что дома побывал. В Империи… Даже мои дамы одеты так, как одеваются на Руси… Словно я где-нибудь в стилизованном под древность ресторане или домике для отдыха… Уф… Наелись… Напились… Угу. Вон и матушка косится. Всё-таки она у меня молодец! Эх, кому то повезёт…
– Наелась, малышка?
Это я обращаюсь к Мауре. Та словно очнулась:
– Граф дель Парда, потрудитесь объяснить мне, что вы делаете? И вообще, где я, что со мной?
Не успеваю открыть рот, как отвечает матушка. И то верно – две женщины друг друга всегда поймут, тем более, когда доса Аруанн в таком неслыханно смелом наряде… Тут даже в борделях одеваются куда скромнее. Понятно, почему она выгнала всех слуг и заперла дверь… Улыбаюсь про себя…
– Это – замок Парда, девочка. Уж прости, что так тебя называю, но я гораздо старше тебя. Ты же ровесница Атти?
– Доса… Я родилась в год Зелёного Листа.
Матушка кивает:
– Да. Вы одногодки. Словом, Атти, когда приехал в Конти, нашёл тебя при смерти. Это, конечно, жутко благородно раздать все долги, а потом лечь и умереть с чистой совестью от голода. Но – глупо. Особенно, вешать свою смерть на моего сына…
– Я не собираюсь винить графа дель Парда ни в чём, доса!
– Скажите это людям.
Парирует мама, и я с благодарностью смотрю на неё. Всё же жизнь рядом со мной изменила её настолько…
– А кто бы узнал?!
Запальчиво выдыхает Маура, и получает ответ:
– Узнали, поверьте…
Короткая пауза. Мама вновь продолжает речь:
– В общем, Атти спас вас от неразумного в высшей степени поступка, и поскольку дать вам отправиться в Сады Высочайшего не входило в его планы никоим образом, а оставлять вас было невозможно, то забрал в Парда. Но вы, баронесса, ко всему, вдобавок умудрились серьёзно заболеть…
– Ма…
Тяну я.
– Маура тут не причём. Это я виноват. Стал её обмывать, а в комнате сквозняки… А она ослабла от голодовки…
– Вы мыли меня, граф?!!
…Кажется, сейчас в меня что-то полетит! Успеть бы увернуться…
– Скажем так, баронесса… Я просто увидел чуть больше, чем на прошлом Совете…
Маура замирает на месте, а матушка с любопытством смотрит на меня:
– Значит, это она была третьей? Мы с Керой и Аланой долго смеялись, вспоминая этот случай…
Киваю, а баронесса молчит, словно проглотила лягушку…
– Ты нигде не теряешься, Атти. Весь в папочку. Но давайте вернёмся к делу. Словом, Маура, уморить себя голодом было неверным решением с вашей стороны. И естественно, что мой оболтус пожалел вас, и привёз вчера, больную, пышущую жаром, к нам домой. Я со служанками пропарила вас в бане, напоила липовым цветом с мёдом, и, вижу, что лечение пошло вам на пользу. Вы уже самостоятельно двигаетесь, едите, и даже пытаетесь треснуть моего сына стоящим перед вами блюдом. Я права?
Маура отдёргивает руку от названного вслух предмета посуды, пытается свести халатик на груди. Но кивает, бросая злобный взгляд на меня. Ой, кажется, что-то будет… И верно, теперь она открывает рот:
– Доса графиня… Ваш сын видел меня обнажённой… И даже спал со мной в одной постели…
Мама машет рукой.
– Думаю, что спасённая им ваша жизнь стоит такого пустяка. Он же не…
Смотрит на меня строгим взглядом.
– Атти?
Мотаю головой изо всех сил:
– Разумеется, нет, ма. Какой в этом смысл, если женщина не получает такого же удовольствия, как и мужчина?
– Удовольствия?!
Синхронно восклицают на этот раз обе присутствующие за столом, на обоих лицах невероятное изумление. Даже маму пробрало. Эмансипация то эмансипацией. Но… Потом Маура тянет с величайшим отвращением на лице:
