– Значит, вы в лесу бывали и ничего в нем не боитесь? – с обычной мрачностью поинтересовался Герман.
– Ну, почему, бешеных лис я опасаюсь. Цапнет такая, и готово. Ну, это я так, полушутя. С лесом, если разумно и уважительно к нему отнестись, можно прийти к согласию. Он ведь сдуревшую лису и стороной отвести может. Вы, ребята, с природой договориться пробуйте.
– Даже здесь? – спросил внимательно слушавший Прот.
– А почему же не здесь? – удивилась Катя. – Здешний лес почти такой же.
Герман чувствовал, что амазонка и мальчик говорят о чем-то, доступном только им. Ну и пусть. Оба одинаково сумасшедшие. Им и никаких лис не нужно. Мракобесы.
– Що, вот так встать и говорить? – недоверчиво спросила Вита. – Ой, та не смешите, Катерина Еорьевна.
Катя улыбнулась:
– Хочешь попробовать? Давай, дочь Сиона, не трусь. У тебя силы духа хватит.
– А що, мне теряти нечего, – пробормотала Вита. – Говорите, як потребно.
– Для начала от костра отвернись. Дай глазам к темноте привыкнуть.
Герман и Пашка переглянулись. Герман скривился – ну, барышни ворожить да гадать обожают, известное дело. Пашка, несмотря на вопиющий большевистский материализм, выглядел обеспокоенным. Пихнул локтем, указывая на Прота. Мальчик переглядывался с командиршей. Показалось, что не только Виту сейчас начинают учить общению с лесными духами.
– Я лес и дерева вижу, – прошептала девочка. – Що дальше?
– Выбери, кто из лесных главный на поляне.
В тишине тихо потрескивал угасающий костер, в чаще что-то тихо вздыхало, поскрипывало. Герману стало не по себе. «Кто из лесных главный?» Вдруг они и действительно стоят вокруг, смотрят из тьмы, немые, бесформенные?
Пашка потянул к себе на колени карабин. Катя положила руку ему на плечо. В тишине Вита ткнула пальцем:
– Вон он, старший.
Показывала девочка на сосну, стоявшую над спуском к ручью. Почему «он», почему «старший»? Сосна выглядела не самой высокой и не самой могучей.
– Посмотри, посмотри, – прошептала Катя, – глаза ее радостно сияли в отблесках костра.
Разыгрывает, что ли? Вряд ли, не в ее манере.
Герман вглядывался в темный силуэт дерева. Пламя костра уже не так мешало. Чем дольше смотрел, тем понятнее становилось – действительно «он». Может, и не самый высокий, но, пожалуй, самый древний.
– Нужно подойти. И просто поздороваться, – прошептала Катя.
Вита боязливо оглянулась. Герман ее понимал – сейчас встать и шагнуть от костра было еще страшнее, чем пять минут назад.
В тишине сидели, смотрели на «него». Это было несомненно глупо, но глупым почему-то не казалось.
– Пошли вместе, – прошептала Катя. – Кто пойдет?
– Если разом с кем, то я, – дрожащим голосом пролепетала Вита.
– Хорошо. Товарищ Павел?
– Что-то не хочется. Я лучше с тыла прикрою, – пробормотал Пашка.
– Ладно. Кто еще?
Ноги словно одеревенели. Встанешь – захрустят, сломаются пересохшими сучьями. Герман заставил себя выпрямиться.
– Не спеши, – тихонько предупредила Катя, легко поднимаясь. – Вите нужнее.
Вита шла в темноту маленькими шажочками. Наверняка чувствовала за спиной поддержку, но все равно прапорщик дивился дерзости маленькой иудейки. Сам он шел плечом к плечу с Катей, и то по спине пробегал озноб. Сзади едва слышно посапывал Прот.
Сосна возвышалась темная, настороженная. Ветви простирались над усыпанным хвойным ковром откосом. Снизу доносилось приглушенное журчание ручья.
– Теперь положи обе ладони на ствол. Мысленно скажи, что ничего дурного не желаешь, пришла на время, уйдешь своей дорогой. Ну, еще что-то уважительное скажи, – прошептала Катя.
Вита не шевелилась. Коснуться дерева было страшно.
– Не волнуйся, – мягко сказала Катя. – Ему тоже неспокойно. Просто коснись. Я бы коснулась первой, но тогда вы не прочувствуете.
Прот смотрел не на дерево. Не сводил взгляда с командирши. На нее действительно стоило смотреть. Катя сияла, даже крошечные морщинки на лбу сейчас разгладились. Лицо стало совсем юным, моложе, чем у Виты. В огромных глазах слились воедино и отблеск костра, и отсвет почти невидимых сквозь полог ветвей звезд, и даже серебристое отражение луны в прячущемся внизу ручье. «Какая же она амазонка? Должно быть, дриада», – потрясенно догадался Герман.
Вита боролась со страхом. Под кофточкой напряглись, шевельнулись лопатки, девочка подняла руки и, словно вкладывая в горнило кузнечного горна, прижала ладони к коре. Герману стало мучительно жалко эти растопыренные вздрагивающие пальчики, и он порывисто положил свои ладони сверху.
Сразу все кончилось. Ладошки у Виты были теплые, а кора шершавая. Страх исчез. Стало смешно – чего боялись? Ничего мистического. В нос мощно бил запах смолы, косы Виты тоже пахли смолой, да еще и полуденным солнцем. И лес, совсем обычный нормальный лес. Расступился, раскинулся вширь: вон там тянется нить железной дороги, вон там другая нить, – узкоколейная, с игрушечным мостиком над речушкой. Вот хутора вдоль опушки. Там дальше, на севере, остался городок. А здесь только лес, его сердце с заросшими логами, с осинником по краям болотец, с тысячами гнезд, нор, лёжек…
– По… получилось, – прошептала Вита. Они с прапорщиком одновременно оторвали руки от коры. Девочка понюхала ладонь и неуверенно хихикнула: – Смола…
Катя, улыбаясь, положила руки на ствол, на миг прижалась к коре лбом. Тут же, словно поздоровавшись со старым знакомым, оторвалась.
– Прот, попробуешь?
– Мне… мне, наверное, нельзя, – прохрипел мальчик.
Катя посмотрела на него. Огорченно надула губы, вздохнула:
– Может, ты и прав. Рискованно.
Прот кивнул, левое его плечо перекосилось больше обычного:
– Мне никогда ничего нельзя.
– Что за фигня? – Катя протянула повернутые вверх ладонями руки. – Давай через меня попробуй. Все равно меня уже до дна знаешь. Давай, живее, пока не ушло!
Прот неуверенно положил пальцы на ладонь командирши, за вторую руку Катя ухватила сама. После кратчайшей паузы мальчика пошатнуло так, что Герман едва успел подхватить легкое тело. Не удержал, вместе сели на землю. Катя присела тоже, все еще не выпуская руки Прота.
Вита с опозданием ойкнула.
– Ты как? – с тревогой спросила командирша.
Прот глубоко вздохнул:
– Красиво. Мне никогда там не быть?
– Пути господни, они, сам знаешь… – Катя улыбнулась. – Сдается, те дороги, что тебе ниспосланы, тоже любопытны. Сам сейчас как думаешь?
– Я бы поменялся, – страдальчески сказал мальчик. – Ладно, что вы в меня вцепились? Я еще своими ногами похожу.
Он, кряхтя, поднялся. В чаще взвыло, потом зашлось хохотом.
– Шутка, – Катя улыбнулась. – Шутит лес.
