Вар-ка вспомнил, тут же бросил рюкзак и побежал обратно вниз: он забыл забрать зажигалку!
«Ну конечно: Мишод помнил о ней, но промолчал и поэтому чувствовал себя слегка виноватым. Чем это может грозить? Да скорее всего ничем: с ее помощью покажут пару-тройку чудес, а потом уничтожат. Или сделают из нее священную реликвию, но… Но все равно надо забрать, как говорится, от греха подальше! И никогда больше не таскать с собой такие вещи! Ч-черт, сколько же там могло пройти времени? Несколько часов?»
По всей видимости, здесь прошло не 2-3 часа, а, наверное, день-два или больше. Недалеко от жертвенника теперь красовалась роскошная палатка, сшитая из разноцветных полос тонкой материи. Внутри кто-то бубнил незнакомым голосом, а у входа стояли два огромных темнокожих охранника в набедренных повязках до колен, с короткими мечами на поясе и с копьями в руках. Этих ребят Вар-ка видел в свите Озры. Он не пытался заговорить с ними, так как решил, что они не местные. И, как оказалось, правильно сделал: в ответ на приветствие один из воинов продемонстрировал свой рот — языка в нем не было.
Голос гостя, однако, услышали в палатке и отдали приказ пропустить. Пришлось идти…
Отправившись на разведку, Вар-ка притворился несчастным путником, который отстал от своего каравана, заблудился в пустыне и был ограблен разбойниками. Он общался со слугами и господ видел только издали, но теперь их узнал. Вокруг роскошного блюда с фруктами на низких скамеечках восседали Намия, Озра и… Сеймон! Да-да, именно Сеймон, а не какой-то там малоизвестный Мишод — это видно без очков! Кроме того, в палатке присутствовали еще два полуголых темнокожих охранника — тоже, вероятно, немых.
Вар-ка успел заметить возле Озры несколько свитков — длинных полос то ли бумаги, то ли пергамента, намотанных на короткие палки с резными набалдашниками — и склонился в поклоне. Разгибаться он не спешил, так как пытался почувствовать эмоциональное состояние присутствующих: «Похоже, что Озра с Сеймоном исполнены горделивой радости, а Намия пребывает в унынии. Неужели эти двое успели скорешиться против него?»
— Тот ли это человек, о котором говорил ты, великий Сеймон?
— Это, безусловно, он, мудрейший Озра. Имя его — Вар-ка.
— Преломи с нами хлеб, странник… Вар-ка. И подними глаза свои, ибо унижающий себя — да возвысится!
Вар-ка разогнулся, медленно шагнул вперед, злобно взглянул на Сеймона и протянул руку ладонью вверх. Сеймон смущенно отвел глаза. Пришлось смотреть на Озру. Это продолжалось неожиданно долго. Наконец книжник заговорил:
— Почему-то мне кажется, странник, что ты очень умен, а робость твоя фальшива, как эта вага, сделанная из глины и покрытая позолотой. Не стоит пытаться обмануть старика. Догадался ли ты, о чем я хочу спросить?
Взгляд, который при этом Озра кинул на Сеймона, мог бы не понять только полный дурак.
— Да, господин! И отвечу сразу: твой гость рассказал тебе правду.
— Откуда тебе это известно? Ты же не слышал!
— Он рассказал тебе правду потому, что ему незачем обманывать мудрейшего Озру.
— А ты? У тебя есть повод для лжи?
— О да, мудрейший… — умышленно затянул паузу Вар-ка. — Но я не стану обманывать, если ты не заставишь меня. Твой гость — великий Сеймон — знает, зачем я пришел. Мне нужно всего лишь получить это и уйти. Прошу: не препятствуй мне, господин!
— Это правда, что ты прикасался к Священным Плитам? Что был ты рядом с Сеймоном, выводившим иревов из рабства?
«Ну начинается! — уныло подумал Вар-ка. — Зачем Сеймон, он же Мишод, это все разболтал? Хотя, с другой стороны, Озра очень силен, и врать ему трудно. Ох, не нравится мне все это!»
Он уставился в глаза книжника, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул:
— Мудрейший Озра! Все мы ходим под рукой Всемогущего и исполняем свое служение по силам и пониманию своему. Да, мне даровано счастье быть, видеть и помнить. Но этот дар — мой. Это — мой груз, моя боль. Ты хочешь разделить мое служение? Принять мою ношу? Я лишь простой и грубый инструмент в Его мастерской, твоя же мудрость всем известна — не есть ли гордыня требовать большего? Или ты сомневаешься в том пути, которым идешь? Я не хочу обманывать тебя, но не могу и сказать правду. Не потому, что ты захочешь доказательств: просто мое знание лишнее здесь, ведь не история учит людей, но лишь Бог дарует познание.
Вар-ка говорил и накатывал на собеседника волну собственной воли: «Перестань, отстань, оставь меня в покое, я не слабее тебя, но я нейтрален и не несу ни зла, ни добра». Книжник ощутимо сопротивлялся, и осталось неясным, удалось его осилить или нет. Похоже, он с самого начала не собирался всерьез проводить расследование.
— Трудно не согласиться с такими словами, странник Вар-ка. Нам ли, ничтожным рабам, пытаться постичь высший замысел? Знаем мы лишь, что ничто не бывает помимо него. Ты привел к нам Сеймона, который умер давно, и был оплакан, и не знал никто, где он похоронен. Теперь узрели мы, что не был мертв великий Сеймон. Он вернулся к народу иревов, дабы вновь направить его на путь Единого Бога, дабы поднять его из языческой мерзости к покаянию и прощению. Ты считаешь себя инструментом в руке Всемогущего, так останься и раздели труды наши. Может быть, твоими устами произнесет Он слово свое?
По сути дела, это была ответная атака — воля против воли. Тут все сразу: и признание чужой силы, и угроза, и предложение союза — черт-те что, и все в одном стакане! Вар-ка демонстративно отказался от сопротивления и опустил глаза — конфликт ему сейчас совершенно ни к чему.
— Ты хочешь ознакомить меня?..
— Эти свитки найдены в храме Единого Бога на пятый год правления праведного царя Майсола. Народ иревов вскоре ушел с пути истинного, и дарованные ему откровения остались сокрытыми. За грехи свои отданы мы были на поругание язычникам, что разграбили и унесли реликвии храма. Но милость Всемогущего безгранична: Он сохранил бесценные свитки и даровал мне счастье вернуть их народу иревов.
Озра смотрел на него очень внимательно, и Вар-ка понял, что лучше не отказываться: «Зачем же ему это нужно?»
— О, мудрейший, мне ли, ничтожному, комментировать священные тексты? Я могу лишь внимать в трепете души своей…
— Так садись с нами и слушай, странник Вар-ка!
Книжник положил себе на колени один из свитков, а Намия, храня молчание, обреченно вздохнул. От него веяло усталостью и раздражением, которое он вынужден скрывать.
Старик, похоже, знал содержание свитка почти наизусть и не столько читал, сколько следил за реакцией слушателя. Текст, изобилующий повторами и длиннотами, повествовал о судьбе иревов, вышедших из языческого рабства. Это было не начало и не конец истории, а кусочек из середины: то ли Озра взял именно этот свиток из многих случайно, то ли выбрал с каким-то умыслом. Он явно чего-то ждал от Вар-ка, а тот не знал, как реагировать и, вообще, стоит ли это делать. Конечно же, текст был не древним, а достаточно свежим, может быть, самим Озрой и составленным — вон у него какая мозоль на последней фаланге среднего пальца правой руки.
