— Интересно. И что же вы выяснили?
— Мне кажется, что в показаниях рядового Турсунбаева есть неточности.
— Кажется, или есть?
— Есть, товарищ полковник.
— Ну-ну, продолжайте.
— Турсунбаев в своих показаниях упомянул про шестерых нападавших. А на самом деле их было семеро. Седьмого отыскали только утром, когда Турсунбаев сменился с поста. И об этом знать уже не мог. Седьмой нападавший лежал в тридцати метрах от окопа охранения. И видеть его Турсунбаев не мог.
— Так кто же тогда его убил? Ведь со стороны наших окопов велся огонь в сторону немецких позиций. Он мог быть убит уже при отходе.
— Нет, товарищ полковник. Во-первых, от нашего огня он был прикрыт пригорком, и в него просто не смогли бы попасть.
— Но ведь огонь также был и со стороны немцев. Его могли убить и свои.
— Он был убит в спину. Пуля была выпущена из револьвера «Наган». А в нагане Манзырева как раз и была одна пустая гильза и 6 целых патронов.
— Может быть, у него просто патроны кончились, могло такое быть?
— У него еще оставалось 11 патронов к нагану. Они были обнаружены при осмотре тела.
— Так что же выходит — немца убил Манзырев?
— И не только этого.
— Поясните.
— Турсунбаев был вооружен винтовкой Мосина. Из нее он сделал 7 выстрелов. Единственная найденная нами такая пуля — пуля убившая Манзырева. Стрелял Турсунбаев из окопа, мы нашли все гильзы в одном месте. А все, находившиеся в окопе, немцы были застрелены из немецкого же автомата, который и лежал около ног Манзырева. Турсунбаев вообще не умеет стрелять из автомата, даже из ППШ. Он служит первый месяц.
— Интересно-интересно, капитан. Продолжайте.
— В ходе сообщения нами был обнаружен немец, заколотый ножом. На обоих ножах, изъятых у Манзырева, имеется кровь. У Турсунбаева ножа нет, даже штык он оставил в землянке. А по показаниям бойцов, которые первыми прибежали к окопу охранения, там больше никого живого, кроме Турсунбаева не было.
— Так что же выходит, капитан, по-вашему — Турсунбаев врет?
— Так точно, товарищ полковник, он врет. Видимо, он заснул на посту и теперь боится трибунала.
— Ну, для трибунала у нас пока данных недостаточно. Да и по большому счету он все-таки оказал сопротивление врагу, пусть даже и убил только одного из них. Кто знает, какие там размолвки могли быть у этого зека с немцами? Может быть, он и от них уйти собирался? Ведь одет-то он был в немецкую форму, так?
— Так товарищ полковник. Но тут есть еще некоторые интересные моменты.
— Давайте, капитан. Что там еще удалось раскопать?
— Дневник Манзырева. Ну, это та тетрадь, что мы обнаружили в его вещмешке.
— И что же в нем такого интересного нашлось?
— Там очень много чего интересного есть, товарищ полковник. Но для того, чтобы все это проверить, моего уровня недостаточно. Да и документы, которые у него нашли. Переводчик мой, так просто за голову схватился, когда прочитал некоторые.
— Что же он такого там прочел?
— Вот посмотрите сами, товарищ полковник. Он тут конспективно некоторые вопросы изложил. Более подробно просто не успел, времени не хватило.
— Ну, давайте сюда, посмотрим… Так… Во как!? Ну, ни хрена ж себе?! Откуда ЭТО может быть у рядового зека? Тут какая-то хитрость со стороны немцев, однозначно!
— А вы, товарищ полковник, дневник его почитайте, там описано, где он все это взял.
— Э-э-э, капитан, я тебе и сам, что хочешь, понапишу! Чтоб такое добыть это ж, сколько всего сделать надо?
— А там все и написано, и достаточно правдоподобно, на мой взгляд.
— Вот именно — что на твой! А как на это все ТАМ посмотрят? Оттуда ведь и видно лучше, да и знают ТАМ поболее нас с тобой!
— Вам виднее, товарищ полковник, но я считаю, что доложить об этом все-таки необходимо.
— Да не глупей тебя, капитан, тут люди сидят. Доложили уже, куда надо. Вот только ответа нет до сих пор. Опять же, ориентировка на зека этого выглядит как-то… Необычно, что ли? Много я их прочитал на своем веку, а что-то именно в этой меня кольнуло. Ну кому он так насолить-то мог? Мало ли их бегает по всей стране? И какого черта его именно на фронт потянуло? Сидел бы в тылу. Ему, с такой биографией, что наш тыл, что немецкий — один хрен. Опять же, у нас ему вышак ломится, а для немцев он — гость дорогой. Как же — столько отсидел, прямо-таки страдалец от Советской власти!
— Так они его и приняли. В тетради так прямо и написано.
— И чего он тогда к нам поперся? Да еще и в немецкой форме?
— Не знаю, товарищ полковник, там как-то все хитро написано, с оговорками и недосказанностями. Вот читаю и понимаю, что рядом где-то правда лежит, но где — непонятно. Он про карту пишет, но где она? Та, что у него — без меток. А написано — смотри метки на карте. Я смотрел — видно, что карту подчищали, но таких подчисток много, что из них какая обозначает — непонятно. Непохоже это на зека, такие сложности городить. Не тот уровень. Радиста упоминает — так откуда у зека радист? Такое впечатление, товарищ полковник, что это игра какая-то хитрая. То, что он всю правду не пишет — это и так ясно. А может и нам не всю правду говорят в ориентировке этой?
— Ты мысли-то свои попридержи, капитан. Так, знаешь до чего, додуматься можно? Что написано — то и читай. Без придумок своих. Я и сам вижу, несостыковки в этом деле. Если что там и есть хитрое, то нам с тобой все своевременно доведут.
Негромко звякнул телефон на столе. Полковник поднял трубку.
— У аппарата Лазарев. Слушаю. Так точно, товарищ Петров! Да, в курсе, работаем. Как?
Так точно, прекратим. Да, он тут у меня в кабинете и сидит. С утра уже тут. Понял, выполняю.
Полковник положил трубку и помолчал несколько минут.
— Вот что, капитан. Похоже, прав ты. Нечисто что-то в этом деле.
— Так и я о чем!
— Помолчи. Не перебивай, дай мне с мыслями собраться. Ты хоть понял, — полковник кивнул на телефон, — КТО это звонил?
— Сверху кто-то?
— С очень большого верху. Приказано отправить тебя, материалы все и зека этого к ним. А нам всю работу в этом направлении прекратить, все документы о данном случае изъять отовсюду и отправить туда же.
— Куда это?
— А я знаю? Машина вышла уже, жди, скоро уже тут будут.
— Надолго это? А то, у меня же дела там, на месте.
— Что ты там, один, что ли, пашешь? Зам у тебя есть?
— Так точно, есть. Лейтенант Сапельников.
— Вот пускай он там пока и поработает один. А ты — смотри там, думай, что и кому говорить. Это здесь ты мне можешь догадки всякие высказывать, я много уже чего насмотрелся, и удивить меня трудно. А там… Не вовремя бухнешь что и… Не маленький уже, должен понимать.
