— А в том цехе что? — всё-таки переспросил Костя, судя по всему, интересующийся не что, а кто в том цехе.
— Там ткацкие станы. Не ходи туда, там работа и детский сад. Хорошо, что печи стоят голландские, а то бы и жратву там варили. Работает три стана, хотя я планировал восемь! От незнания, да. Пять так и лежат разобранные в сарае. Так эти три жрут пряжу со страшной силой, от десяти до четырнадцати пудов пряжи в месяц каждый стан. Калашников уже всех своих приказчиков поодиночке в разные углы разослал, Трифона не отпустили на отхожий промысел, отправили по деревням. До Москвы уже добрались. Да и тут левые купцы уже стали появляться. Скупаем всё, что можно, всё в дело пускаем. И коноплю, и лён и шерсть.
— Как там наш алкоголик? — спросил Костя.
— Поначалу начал кудри заворачивать, так я ему пообещал, что ты скоро приедешь, рёбра переломаешь. Притих, перестал всякое фуфло везти. Как один раз ему оглобли развернули, так больше не выёживался.
— Надо будет к нему зайти, проведать добра молодца. Жена у него смачная, так и просится. Да и дочка вроде ничё.
— Ничё, — подтвердил Сашка, — особенного. Шерсть вообще никакая, только валенки катать и шинельное сукно делать.
— Это у неё что ли?
— Да нет, — мотнул головой Сашка, — я тебе про ткани, а у тебя одни бабы на уме.
— Дык… два с лишним месяца, прости господи, без женских ласк. Ну ладно, ладно, — ответил Берёзов, увидев, что Сашка к этой теме равнодушен, — давай про ткани.
— Вот, посмотри, поэкспериментировали. В дело пускаем всё, что привозят. П/ш сделали, основа лён, уток — шерсть. Но получается так ничего себе. Это из пробной партии.
Саня раскладывал перед Костей образцы тканей.
— Вот эта мяконькая, из него неплохо бы трусы пошить. А то я уж совсем поистрепался, — заявил Костя.
— Это да, это экспериментальное полотно. Щёлочь разрушает что-то там в льняном волокне, так она вот такая мягкая и получается. Ну а вот это парусина, чистая посконь, больше похожа на брезент. А вот тут и вообще мешковина. В общем, на складе у нас сейчас… Ты что явилась? — возмущенно спросил Сашка, когда увидел, что Акулина снова пришла во второй цех.
— Меня бабка Панкратиха послала, спросить, не надо ли чего барам, может чаю заварить?
— Надо, — сказал Костя, — вечером придёшь в баню, спину мне тереть!
Акулина пискнула и исчезла.
— Зря ты это сказал, — осуждающе сказал Саня. — На складе у нас около ста штук разных тканей. По сто двадцать аршин в штуке. Нет, здесь не дадут поговорить, ща пока все девки на тебя не посмотрят, не успокоятся. Пошли в дом.
Костя нехотя согласился. Они вышли на крыльцо.
— 13 алтын 2 денги за фунт табаку, 2 алтына 2 денги за трубку, — похвастался Костя, — настоящий табачок-с, не то что нынче в сигареты пихают. Держи, это я тебе лично привёз в подарок.
Они с наслаждением перекурили и зашли в дом. Поскольку Славка сразу же по приезду умчался квохтать вокруг Анны Ефимовны, так парни, после испивания настоящего кофия с сахаром, вышли ещё раз покурить на крылечко.
— У нас две стратегические новости, — по дороге сказал Костя, выпуская в небо замысловатый виток дыма.
— Начинай с плохой.
Костя поднял палец в небо и менторским тоном произнёс:
— Стратегические новости не могут быть или плохими или хорошими, потому что они стратегические. Хе-хе. Так вот. Старый хрен напросился на руководство экспедицией на Сахалин. Пока на Сахалин. Вот же подсуропил, все планы наперекосяк! И что ему шлея под хвост попала? Новость вторая — мы получили разрешения на всё, что просили, включая типографию. Генеральным цензором назначен Брюс, потому что никто больше в этом не понимает. Да, забыл сказать — можно печатать всё, всё, кроме духовной литературы.
— А что, в России есть какая-то иная? — хмыкнул Саня.
— Ну, остальное — учебники, календари, мемуары и планы завоевания мира. Но это не срочно. Деда в дорогу будем собирать мы. Отсюда вытекают новости помельче: А — мы стали поставщиками Адмиралтейства, в части снаряжения экспедиции. Б — нужно срочно готовить комплектацию. В — часть работ по Генплану переносятся на потом.
— Да, действительно. Я-то тут раздухарился… Планы составлял… Мечты лелеял.
— Тебе не надо будет делать всё. Погоди, вот приедет Григорич, привезёт бумагу от Апраксина, тогда можно будет нагибать и туляков, и Адмиралтейские мастерские. Нам, главное, иметь точные чертежи того, что мы хотим получить. А получить нам надо много чего. Фургоны, палатки, полушубки, валенки, накомарники. Полевые кухни, сани, лыжи. Энцефалитки, шапки-ушанки, рукавицы, шарфы. Сапоги, верёвки, штыри, карабины. Полевые печки, крупы, мука и сало. Я бы ни за что не впрягся в это дело, без нас сто лет жили, и ещё сто лет проживут. Но раз уж дед идёт, то надо его и снабжать по полной, чтоб не загнулся раньше времени во глубине сибирских руд. Я потом напишу списки. Из расчёта на сто пятьдесят рыл, с запасцем на непредвиденные обстоятельства.
Пришел блаженно улыбающийся Славка.
— И что обсуждаем?
— Трём всякое, на сухую. Сань, ну что, блин, за жисть? Банный день сегодня или как?
— Алкоголь — это яд, — мрачно ответил Сашка, — я это твёрдо знаю. Ты сначала в баню сходи, потом перекусим, а я вам ещё страшного расскажу.
— Баня топится, — сказал Славка, — Анна распорядилась. Что у тебя страшного?
— Гейнц всемирной славы взалкал. Письма приготовил.
— Куда? — хором спросили Костя и Ярослав.
— Вроде в Парижскую Академию Наук. И, что немаловажно, про нас там ни слова.
— За такое надо бы его убить, — заявил Костя.
— И остаться без металлурга, — возразил Саня, — и бить его бесполезно. Били уже. Вдвоём со Степаном, а ему хоть бы хны.
— Да-а-а, дела, — протянул Славка, — хотя… Незавершённые гештальты, ребята, приводят к самым неожиданным последствиям. Надо малость послабление дать. Пусть напишет, только под нашим чутким руководством. Надо только тщательно продумать, что писать будем. Пока прессовать не будем, может он искренне заблуждается. Тащи, Саня, сюда преступника.
Костя ткнул Гейнца поддых.
— Ты что, дефективный, не понял, что тебе говорили?
Подсудимый плюхнулся на лавку в стороне от ребят и тяжело молчал.
— Ты чего хочешь? — продолжал Костя, — славы или денег?
— Вы ничего не понимаете! — возмутился шваб. — Я писал дневник, в форме писем. Вы мне потом ещё спасибо скажете, что хоть что-то для истории сохранилось. А в Академию что я могу написать? Я не могу даже придумать подходящего объяснения тем вещам, что мы делаем, и с чем же идти в Академию? Засмеют. Александер ни-че-го мне не объясняет, только делает. А что он делает? Флогистона нет, а вместо него какие-то электрические магнитофлюиды у него! Так что вы зря тут! Я же слово давал!
