«Шмайссер 28 года, сто пудов» — мелькнуло в голове у Виктора, «какой-то крупный экшн наметился. А может, мы просто опытные образцы какие секретные везем? Встречаемся-то с Судаевым… и еще кто там, черт, после вчерашнего запамятовал.»
Утро было душноватым. Дали были смазаны какой-то сизоватой дымкой, ветра не было, над дорогой висела пыль, от пойменных озерец возле Черного Моста долетал запах болота. На земляных валах, защищавших насыпь дороги от размыва в половодье, стояли аккуратные коричневые домики смотрителей моста. У Болгар, на повороте, на лугу на месте нынешней автобазы, двигалось в сторону дороги стадо пестрых коров; гаишник посигналил пастухам, чтобы пропустили эскорт.
Дремотный провинциальный вид Городища с посеревшими от пыли придорожными кустами рябины несколько успокоил Виктора; в этой утомленной деревне, казалось, по определению ничего происходить не может — ни хорошего, ни плохого. Он попытался подумать о чем-то отвлекающем.
«Татьяна, верно, обиделась. Не подумала, что я из-за ее прошлого? Хотя вряд ли. Она умная женщина, и понимает, что я не тинейджер. Как ни крути, а бакалейщик ей даст в жизни больше. Что я для нее? Загадка, сенсация. В ней говорит журналистский азарт. Но загадки уходят, а потом начинается быт. А, может быть, притерлись? Что-то я становлюсь слишком осторожен, как старый холостяк. Но, с другой стороны, все это временно, а ей нужен дом, семья… Почему временно? Это я хочу, чтобы было временно. Чтобы как сон — раз и проснуться в своей реальности, пусть не всегда хорошей, но своей. А если это все навсегда? Тогда надо не замыкаться в своей трагедии, надо как-то жить, обустраиваться…»
Виктор вдруг поймал себя на мысли, что он уже не воспринимает с таким ужасом свой отрыв от корней прежней жизни, как это было при первом переходе. То ли два возвращения вселили какую-то подсознательную надежду, которой он уже жил, то ли сказывалось то, что он сам полез в эту дыру меж реальностями, то ли просто он начал привыкать. Может, это в нем говорил разум, осознавший бесполезность страданий по утраченному, а может, просто обреченность и безразличие. Но о прошлом уже особо вспоминать не хотелось.
«Итак, тут у них своя агент Скалли появилась. Подкрепление из столицы. И чем это мне грозит? Будет обольщать и вызывать на откровенность? Или просто исследовать? Она действительно занимается паранормальными явлениями или это ее легенда?»
Пару раз крякнул сигнал гаишника-мотоциклиста. Молчаливые «родственники» сразу напружинились, один из них повернулся и положил руку на сукно. Кортеж объехал какого-то замешкавшегося возницу с сеном.
«М-да. Серьезно.»
Думать о личном как-то уже не очень хотелось. Чтобы ожидание неизвестно чего, что должно подкрасться незаметно, не слишком напрягало, Виктор попытался сосредоточиться на деловой встрече.
Хорошо всяким героям альтернативной истории, думал он. Приперся в прошлое, и ну заливать неграмотным предкам про автомат Калашникова. А вдруг здесь нужен не такой? Во второй реальности победил коробовский, у него и автоматика-то совсем по другому… А этим что надо? Это же от тактики зависит, от того, как оружие применять будут. То есть, надо знать, какой будет война. И кто здесь точно предскажет, как она пойдет? Что успело измениться с того момента, как он, Виктор, ступил на пыльную сельскую площадь? Как поведет себя Гитлер? Если он нападет позже или раньше? Если вместо России сперва захватит Ближний Восток, а оттуда уже — на нас, с юга, чтобы перерезать страну пополам? И что тогда потребуется? И вообще, отчего это зависит? Вот наделают перед войной супер-пупер навороченные девайсы, а в войну бах — начальный период, армия бежит, стволы кидают, новые части будут делить одну старую винтовку на отделение. Может так быть? Может! То есть, лучший автомат — понятие растяжимое…
Из угловатой трубы уличного репродуктора граммофонным тембром доносилось вибрато Цары Леандер, та самая песня, что Виктор слушал в спортивном «Мерседесе» Альтеншлоссера, и это вызывало неприятные воспоминания. Ступин как-то нервно перекуривал на крыльце казармы бронепоездной базы; увидев Виктора, он достаточно естественно заулыбался.
— Доброе утро! Правда, душноватое, но к ночи обещали грозу. С Еленой Васильевной уже вчера встретились? Она действительно наш человек, из Москвы. Не замучила вас вчера?
— Ничуть. Прекрасно провели время.
— Я посоветовал куда-нибудь вместе сходить и отвлечься. Она ведь на службе недавно, из ученых, Торопится познать мир, а нетерпение в нашей работе…
— Ничего, все нормально. Это правда, что если со мной что-то случится, многих расстреляют?
— Ну, мадам несколько утрирует, — хмыкнул штабс-капитан, — хотя вы ведь наверное представляете меру ответственности в таких случаях? Только не надо думать, что у нас все держится на запугивании. Вот какой, например, смысл вас держать в страхе? Огромная часть людей работает лучше и добросовестнее, сознавая благородную цель своей работы, всеобщего уважения к ней. Очень многие готовы удвоить и утроить усилия, чтобы самоутвердиться, добиться первенства. Особенно молодежь. Когда-нибудь одни назовут наши годы годами страха, другие — годами свободы, счастья, раскрытия талантов. Вы кого-нибудь боитесь? Спите вы, как мы заметили, хорошо, безмятежно…
— Ну, наверное, не разобрал, еще кого тут бояться, — попробовал отшутиться Виктор, — вот, смотрю охрану усилили — наверное, какая-то угроза терроризма… троцкистов?
— Подстраховка. Вчера ночью на путях возле Литейной был обнаружен Энди Купер без признаков жизни. Убили и положили на рельсы, имитировать несчастный случай. По счастью машинист товарного паровоза раздолбай, как раз в этом месте снизил скорость для нагона пара, вот и успел заметить. Теперь ему вместо нагоняя благодарность за помощь органам.
— Думаете, его…
— Ну, не цыгане же из имения. Местный активный преступный мир теперь промышляет в основном тихим воровством и мошенничеством и работает в основном в Брянске, там есть и что плохо лежит, и у кого. А вот у «Хуммеля» взять вас — это уже вопрос чести, он за это любого убьет или сам с жизнью покончит. Ну, давайте пойдем, продолжим наши откровения свыше, — и с этими словами штабс-капитан выкинул сигаретку в урну.
Идя по коридору, Виктор вдруг натолкнулся на человека, резко отличавшегося от остальной публики. На базе гражданских почти не встречалось, да и те были народ коренастый, с короткой стрижкой, то ли отставники, то ли запасники. Человек же тот показался Виктору уже за пятьдесят, хиловатый, безо всякой выправки, голову его по-эйнштейновски окаймляли длинные, темные, чуть вьющиеся волосы c проседью; лицо прорезано резкими морщинами. Внешность у него была Виктору знакомой, и он подумал, что незнакомец похож на какого-то знаменитого скрипача или дирижера.
