И уж тут не удержался. Собирался побеседовать, загадочно и зловеще, понять — не сама ли она передала маме сведения о тайном гареме? Но сорвался почти сразу. Бил кулаками, ногой, потом, жалея кулак, сорвал с ковра плетку… Когда выплеснул гнев, то внятный разговор был невозможен: девушка корчилась на узорчатом паркете, не в силах встать на четвереньки. Даже не смогла толком повторить: «Твоя мать — вонючая сука!». Лишь невнятно бормотала: то ли повторяла, то ли говорила — «Простите».
Пришлось вызвать медика. Врач-китаец нравился Болтоку тем, что за четыре года работы в Долине Роз ни одна живая, или не живая картинка не вызвала у него не то, чтобы дополнительных вопросов, даже гримас на лице. Вот и сейчас он быстро осмотрел Дарью, растер, что-то вколол. А на несколько торопливых вопросов Болтока ответил один раз и одним словом: «Завтра».
Значит, для любого общения, и не важно, такого же, как этой ночью, или нежного, Дарья будет готова лишь к вечеру. С доктором Болток не спорил.
Поэтому притих, даже себя поругал за срыв. Прогулялся по пансионату, посмотрел, как готовятся к завтрашней вечеринке. Навестил девичьи номера, скромные, уютные, с постоянным видеонаблюдением: следить за мониторами — дополнительный бонус для внутренней охраны. Замечал робкие улыбки, улыбался в ответ, ласкал. Решил, что Красницкую надо непременно показать ее товаркам, чтобы вели себя благоразумно. И в нынешнем состоянии, и в последующем.
Успокоив душу, прошел в свою комнату, лег на кровать, которую ни с кем не делил — для этого существовали другие помещения. Прежде это были апартаменты директора пансионата, само собой, новый хозяин взял их себе. Не ограничился косметическим ремонтом, создал Башню Художника. Велел срезать крышу, надстроил вогнутый стеклянный купол. Если падал снег — бывало редко, или происходило какое-нибудь иное погодное безобразие — стекло накрывалось защитной кровлей. Во всякое иное время — над головой стеклянный потолок. А иногда раздвигалось и стекло, чтобы дремать под звездным небом, поглядывая на огромный экран с включенным MTV. Ну, кто еще на грязном Востоке и тупом Западе может додуматься до такого кайфового сочетания?
Иногда такую дрему нарушал крик горной совы, решившей поохотиться на соловьев «Долины роз» — бюль-бюлей здесь специально разводили для услаждающего пения. Но сегодняшней холодной весенней ночью над головой был стеклянный купол. Что же случилось?
Еще не открывая глаз, Болток попытался повторить в голове услышанный звук. Что же происходит в пансионате в час горных сов?
Отключенный телевизор обеспечивал полную тишину в комнате. Дверь не была ни плотной, ни массивной, в пансионате вообще не было плотных дверей, кого и чем здесь удивишь? Чуть не до боли обострив слух, Болток разобрал какие-то звуки. Странно. Ночью, когда нет вечеринки, никаких звуков не должно было быть вообще. Убирают утром.
Внезапно комната озарилась желтым, неожиданным, тревожным светом. «Аварийное освещение», — понял Болток. Свет не просто тревожный — неприятный, погасить его, не выходя из комнаты, было нельзя.
Может быть, гурии решились на побег? Кто-то из ишаков-охранников рассказал девочкам о неприятностях, случившихся с Красницкой, а они не поняли, за что, и решили — так может быть с каждой, терять нечего, так хоть попытаться…
Болток накинул халат — настоящий, рукодельный, вышитый строфами Фирдоуси. Приблизился к двери. Звуки приблизились, стали разборчивы. В коридорах открываются двери, причем быстро. Звучат короткие крики и еще какие-то странные хлопки.
Плазменный экран, часы на слоновьих бивнях, эскиз Сальвадора Дали в рамке на стене — все казалось странным и чужим в этом непривычном лимонном свете. Хотелось поскорее выйти из него, понять, что случилось.
Он открыл дверь. Но выйти не смог. На пороге стоял человек в камуфляже и маске. В коридоре мерцал тот же тревожный, непривычный свет, но все равно Болток успел понять, что автомат в руках незваного гостя — не той формы, что штурмовая винтовка регулярного солдата.
А еще он снова услышал хлопки в коридоре, чей-то вскрик и понял: стреляют, вернее, добивают.
Незнакомец отступил на шаг, увеличив расстояние — не дотянуться, и произнес по-русски:
— Скажи, что-нибудь Аллаху. Две секунды.
Болток глубоко вдохнул. Кислород прояснил его сонные мозги, и его сознание возмутилось, не приняло, отвергло чудовищную неправду и нелогичность происходящего. «Здесь? Со мной?»
Он хотел спросить. Или предложить. Или позвать на помощь. Но вместо этого возмущенно заорал:
— Бля-я-ять!
Доорать не смог, голос погасили удар и боль в животе и груди. Там, куда вошли пять пуль. Боль успела сказать мозгу: «Я — последняя».
А еще Болток увидел светлый коридор. Не просто светлый, а горящий, пылающий. Из этого коридора вылетели черные твари с кабаньими головами, подхватили его с радостным ревом и потащили. То ли в вечный огонь, то ли в вечный лед — решать им.
* * *
Следователь был не выспавшийся, молодой и испуганный. Не выспался — потому что восемь часов утра, а он, понимая важность сегодняшней процедуры, встал в половину пятого. Выглядел молодо, но, может быть, по той же причине, по которой был испуган. Ведь он находился в Кремле и брал показания у президента России.
Секретарь по протоколу сказал, что это процессуальная норма, но, может быть, лучше сделать исключение — заполнить вопросник или надиктовать запись на диктофон, а девочки в Следственном комитете расшифруют. «Пусть будет по норме», — ответил Столбов. Найти четверть часа, чтобы до отлета в региональный визит поговорить со следователем — сможет.
Столбов не выспался тоже. Заснуть-то заснул, но и с закрытыми глазами видел старую огромную карту, на всю стену, с городами, реками, темными рельефами гор. По этой карте медленно полз самолет. Прикоснулся к Оренбургу, оттуда вылетели уже два самолета и поползли дальше, на юго-восток, туда, где сгущаются горы.
Самолеты нырнули в горы и пропали. Наверное, сели. Теперь картинка стала другой: огромные песочные часы и песок, лениво струящийся из колбы в колбу. Пока не вытечет до последней песчинки, никто не узнает ничего. Он, по крайней мере. Сам приказал Батяне: ничего не сообщать о любых промежуточных событиях. Только конечный результат: удалось или нет. Он, как лидер страны, и так отдал много сил на эту операцию, чтобы тратить время на информацию, по которой ничего сделать не сможет.
О провале стало бы известно по мировой новостной ленте, да еще по ноте протеста МИДа Кушанстана. Успехом стала бы информация о том, что группа визита села на территории России. Или хотя бы вошла в зону прикрытия российских ВВС. Известий следовало ждать с минуты на минуту.
