– Умный ты у меня, брате. Ну, пошли тогда хворосту соберем, – отрок рванулся вперед, да вдруг замедлил шаг, обернулся, глаза прищурив. – Все хотел спросить – ты о чем, брате, третьего дня, под луной с Кием-старцем беседовал?
– Под луной? – наморщил лоб старший братец. – С Кием? А! О Радомире-князе.
– О ком?!
– О ком, о ком. О том, кто нас сюда… Староста больше спрашивал, я отвечал. Не так-то давно мы этого Радомира и знаем. Мол, да, княжил в селении, за гуннов воевал, при Аттиле-князе великом, воевал, говорят, хорошо, сам Аттила его ценил и все его воеводы. Потом вернулся – дальше родом своим править. Нынче же земли Радомира-князя в упадок пришли – мор, болезни, да и врагов кругом хватает. Как и здесь – готы, гунны. Да и Луговые Кулиши в силу войти должны были – уж тогда Радомировым и вообще хоть беги без оглядки.
Гостой вскинул глаза:
– Он же князь! Воевать будет.
– Да будь он хоть сам Аттила! Много не навоюет. Сколько Радомировых? И сколько Луговых Кулишей? Намного, намного больше, даже и не сравнить.
– Чего ж тогда Гоемысл по болтам таился?
– Не знаю, Может, нехорошее что совершил, вот из родного рода и выгнали. Ладно, братище, под ноги лучше смотри, да не ленись, собирай хворост.
Не поленясь, парни запалили костры почти по всему мысу, всего около дюжины, а потом, как начало темнеть, даже бегали туда-сюда, подкидывали в огонь дровишки. Вообще-то, конечно, по уму надо было отправить Гостоя с вестью в селенье. Мол, появились на том берегу чужие люди, всадники, явно что-то замышляют, высматривают. А, с другой стороны – мало ли, кто там по тому берегу ходит? Там всегда кто-нибудь ходит. Пошли брата – после смеху не оберешься. Да и со стадом одному не управиться, не выдоить – руки устанут. Тем более, что уже совсем скоро, на днях, быть может, уже сегодня или завтра, приплывет на своем челне Корчен-ярыбак, заберет молоко и такое, и кислое – под простоквашу, творог. Не только рыбак Корченя, еще и охотник знатный, челнок у него приметный – с оленьей рогатою головою, и не лень же было ее на носу укреплять. Да, Корченю и подождать, ему о чужаках и поведать. По реке до родного селения – близко, правда, есть еще пути окружные, тропки-дорожки охотничьи, тайные, про которые никто из чужих и не ведает ничего. И не должен, ведь иначе – беда. Иначе явятся вороги, откуда не ждут, налетят, словно смерч, внезапно, все порушат, пожгут. Беда, ой, беда будет.
Так вот подумал Борич, так и решил, хворост в пламя кидая. Брату ничего не сказал – смену свою отсторожив, спал давно братец, не рядом спал, чуть в отдаленье, у стада – так старший братец решил, для надежности, на всякий случай.
– Кормак, Кормак, – юноша подозвал собаку, погладил.
Хороший Кормак псинище, серый, в желтых подпалинах, сильный. С таким помощником любо-дорого со стадом управляться, он и волка издалека чует, и чужих вороватых людишек. Раньше еще один пес был – Бардайко – тоже хороший, сильный, жаль вот, по весне его волки задрали.
Туман по реке клубился, густой – на лугу и коров не видно. Скоро и рассветет, небо за лесом алеть уже начинает. Солнышко скоро поднимется, разбодяжит, прогонит туман, и снова все хорошо станет, красиво, радостно. А не пора ли уже коров подоить – разбудить братца. Слышно – мычать уже начинают коровушки. Самая пора для утренней дойки.
Кормак вдруг встрепенулся, навострил уши. Борич погладил собаку по голове:
– Тихо, тихо, Кормаюшко. Что там еще? Кого почуял? Волчище-злодей от реки крадется? Или плывет кто?
Пес вскочил на ноги и, повернувшись к реке, залаял громко и как бы предупреждающе – мол, сюда соваться не след!
– Ладно, Кормак, – юноша прихватил с собой лук и стрелы, потрогал висевший на поясе нож. – Пойдем, глянем.
Оба, пастух и собака, уже спустились к самой реке, когда Борич запоздало вспомнил, что забыл разбудить брата. Впрочем, от лая тот должен был бы проснуться сам, спали на лугах чутко.
Чу! Что-то плеснуло. Рыба? Весло? Ну, конечно – весло! Из тумана на отмель выплыла вдруг рогатая оленья морда.
– Корченя! – опустив лук, радостно засмеялся Борич. – А мы тебя вчера еще ждали. Да не лай ты, Кормак, свои! Кому сказал – не лай!
Отрок спрыгнул в воду, протянул руку – помочь причалить…
И даже не понял, кто, как и когда его ударил. Сзади, по голове. А собаку пронзили стрелою. Но этого Борич тоже не видел – упал…
А очнулся когда – рук не чувствовал. Связаны! Умный Борич глаза-то сразу не распахнул, чуть-чуть приоткрыл веки – приглядывался. Люди толпились вокруг незнакомые, все – оружные, воины – у кого меч, у кого копье, у кого секира. Даже шлемы сверкали, щиты красной кожей на солнышке восходящем светились. Вот так дела! Значит, они – вражины, кто же еще-то? – Корченю-рыбака убили, челном его воспользовались. Высадились в тайности, сейчас, небось, всю округу, костры ложные, проверяют… да уже проверили, верно. Гостоя, братишку, нашли? Нашли бы, так сюда б притащили пред темные очи своего предводителя, во-он он уселся на пень, щерится, страшный такой, весь в черном, даже шапка – и та черная, и меч в черных ножнах, а рукоять – серебряная, в виде головы мертвой. Нос длинный, с горбиной, усы, бороденка реденькая, лицо корявое, высохшее, обтянутое желтой кожей.
– Поднимите его, – присмотревшись, приказал предводитель. – Вижу, очнулся уже – хитрит, глазами по сторонам зыркает, думает, мы не видим.
Это все главарь по-готски сказал, ну да Борич готскую речь понимал хорошо, как все, кто рядом с готами жил, понимали.
Двое дюжих парняг (один наголо бритый), рывком подняв пленника на ноги, ударили по щекам:
– А ну, глазенки распахни, падаль! Борич на предводителя взглянул дерзко:
– Ты кто такой будешь?
Тут же и получил пару ударов – в живот да по почкам. Скривился, стиснул губы – больно. Однако ж не застонал, нечего врагам свою слабость показывать.
– Здесь я спрашиваю! – сплюнув, главарь важно скривил губы. – А ты отвечаешь. Понимаешь нашу речь? Вижу, что понимаешь. А на вопрос твой, что ж, отвечу. Я – Вальдинг из Данпарстада! И прозвище у меня – Кровавый Орел. Знаешь, что такое? В спину тебе меч свой воткну и легкие наружу выверну – словно крылья. Боль – страшная, в аду такой боли нет.
– Ты что же – христианин? – искренне удивился пленник. – Про ад вспомнил. На себя-то взгляни – там тебе самое и место!
И снова удары – градом. Кто-то даже бил сапогами, да так, что пред глазами отрока погасло солнце, а белый дневной свет вдруг стал черным… как душа Вальдинга из сгоревшего Данпарстада.
– Хватит! – запоздало спохватился главарь. – Хватит, я сказал! Он у нас один пленник. Пытать начнем, путь дорожку к селенью покажет. Водой его окатите, эй! Да привяжите хоть вон к тому дереву.
