Сашку, впрочем, сильно заинтересовала судьба нашего танка, брошенного в дикой степи.
— Мы его отбуксировали в город. Заводить мотор я не позволил, подвели под гусеницы лыжи и так дотянули.
— Почему не позволил? — удивился Шульгин.
— Ты говорил — моторесурс нельзя расходовать зря. И горючее. У нас солярки нет…
Чудо, что за человек. Нам бы таких побольше. Случайно услышанное руководящее указание превращается в завет. Именно так!
— И что?
— Стоит в специально построенном помещении. Доступа к нему нет никому, кроме меня, «знающего».
— И что же ты, брат, «знаешь»?
— Когда придет последний час, я смогу его завести и поехать. Снарядов в нем осталось только пять, но мощь их превосходна. А потом, как говорил амбинантасиндрану Алексей, «броней и гусеницами», до победы или славного конца.
— Совсем молодец, — восхитился Сашка. — На таких, как ты, держится любая держава. Эрго — бибамус! А насчет снарядов нужно подумать. Ты к нам в форт с тех пор не летал?
— Нет.
— А почему?
— Я не смею. Это — ваше. Нельзя.
Вот опять ксенопсихология. Нельзя, и точка! А снаряды к пушке «Леопарда» у нас на складе были. С полтысячи разных типов. И коробок с пулеметными лентами десятка три. Шульгин, заполучив боевую единицу, не мог не позаботиться о «ЗиПах» и боекомплектах. Руководствуясь здравой мыслью: «Вдруг машинка у Олега сломается, и нам что, к натуральному хозяйству возвращаться?»
Но это опять же сейчас не важно.
Я предложил перестать отвлекаться на частности и послушать рассказ Сехмета с самого начала. Или конца нашей эпопеи, что однозначно.
…После того как мы с Берестиным исчезли, похищенные с поля боя Дайяной и ее сотрудниками, Сехмет доставил Шульгина на своем дирижабле в форт. Высадил и, слава богу, не задержавшись, улетел обратно, что избавило его от встречи с десантом аггров. Они бы его летательный аппарат сбили, не почесавшись. Походя. Но он успел. Вернулся, доложил по команде обо всех подробностях дела. Вариант с назначением его «переводчиком по Генеральному штабу» отпал сам собой, по причине исчезновения необходимости в такой должности.
Исследование поля последнего сражения не дало ничего. Аггрианские бронеходы, как ранее сжигаемые бомбами с воздуха, так и расстрелянные тяжелыми танковыми снарядами, никакой полезной информации дать не могли. От них просто ничего не оставалось, кроме в той или иной мере раздолбанных корпусов. Ни малейшей пищи для размышлений.
Кванговский генералитет, по-прежнему осторожный, дал команду исследовать с воздуха прилегающую территорию километров на триста во все стороны, но и там врага обнаружено не было. На этом, кстати, заканчивался радиус дальности полета дирижаблей. Дальше кванги проникать не захотели, подобно китайцам, предпочитавшим не вылезать за пределы исторических границ Срединного царства.
Война была сочтена выигранной. Впервые за всю историю. И снова у них началась монотонная, непонятная нам жизнь. Не зря я бился, пытаясь выяснить, по марксистским канонам, способ производства и производственные отношения этой странной цивилизации. То есть, конечно, наоборот, бился я зря, потому что выяснить не удалось ничего. Их мирок существовал исключительно для поддержания неведомо когда достигнутого уровня, и ничто другое их просто не интересовало. Как в нашем Древнем мире и раннем Средневековье. Тысячи лет ездили на телегах, не сообразив, что можно не то чтобы подшипники изобрести, а просто салом или дегтем втулки осей смазывать. И ничего, обходились. Кванги продвинулись чуть дальше, до эпохи пара, на чем и успокоились.
А может, именно так и надо — жить, чтобы жить, остальное — от лукавого.
Такой парень, как Сехмет, среди своих был исключением. Психологически. Прочие руководящие чины, с какими нам пришлось общаться, тоже отличались развитым интеллектом, но желания выходить мыслью за пределы давным-давно очерченного круга у них не возникало. И невозможно посчитать, какие тысячные доли процента вероятности свели его с нами, чтобы он получил необходимый для своих мозгов стимулирующий заряд. Его цивилизации, увы, ненужный и неинтересный.
Повышенный в чине, назначенный, в пересчете на нашу терминологию, командующим округом (в благодарность за заслуги и одновременно чтобы в столице голову своими идеями не морочил серьезным людям), он целых полгода готовил вверенные ему части к войне неизвестно с кем. Читая по ночам, при свете ацетиленовой лампы (до электричества кванги додуматься не успели), наши справочники и боевые уставы.
«О, воин, службою живущий, читай Устав на сон грядущий, а также, ото сна восстав, читай усиленно Устав». Я представить не мог, что и этот шутливый стишок, написанный то ли Денисом Давыдовым, то ли еще кем-то из его современников, Сехмет запомнил, как один из библейских заветов.
И, по нашим понятиям, обиженный ссылкой в дальние края (а по их, возможно, и нет), муштровал своих подчиненных со всем усердием. Что всем прочим командирам могло показаться ненужной блажью.
Однако неожиданно пригодилось, более того — спасло.
Появились пресловутые «ахамбовомбе». Как положено — ниоткуда. Точнее — оттуда же, откуда приходили аггрианские «бронеходы», на самом деле бывшие всего лишь передвижными установками для перемещения межвременной границы. Но об этом я уже писал раньше.
Причем появление их повергло мирных, по своей натуре, квангов в шоковое состояние. Если «ракообразные» аггры оперировали на границах страны и, кроме отважных пилотов, никто с ними в огневой контакт не вступал, то эти вели себя намного хуже, чем немцы на оккупированных территориях. Те, по крайней мере, людей не ели, обходились стандартными «кура, млеко, яйки». А эти ели, ели живьем! Сехмет, не меняясь в лице, просто передавая заслуживающую внимания информацию, достаточно подробно рассказал, где, когда, как и сколько.
Шульгин, иногда бывающий слишком эмоциональным, на этот раз не сказал ничего, просто посмотрел на Олега очень выразительным взглядом.
— Когда же они появились? — спросил я.
— Примерно месяц назад. Стаями в сто и более голов они, не пользуясь никакими машинами, стали прибегать с юга и юго-запада. Это было очень страшно. Очень похоже на нападения «сахамбовонге» (это они так наших «суперкотов» именовали), но тех никогда не было больше десятка, и они не имели страшного оружия. Огнестрельного!
С огнестрельным мы Сехмета познакомили, и с артиллерийским, и с ручным. Нарушив, естественно, все законы прогрессорства, усвоенные в ранней юности и тогда же признанные дурацкими. На примере «Трудно быть богом». Неужто, с точки зрения земных координаторов проекта, мечи, которыми рубят людей в капусту, или топоры «серых штурмовиков» гуманнее хорошего пистолета?
Вот и подошел момент, чтобы Шульгин, выпив очередную стопку, спросил у Сехмета о пистолете и разорванной кобуре. Загадка ведь, пусть и не из главных.
— Это было так. После первых набегов мы решили развернуть здесь еще одну передовую базу. На этом направлении их у нас не было. Когда мы только подбирали для нее место, осматривали, ре-ко-гно-сци-ровали (Сехмет медленно, но правильно произнес это слово), я послал в разведку небольшой отряд во главе с…
На своем языке Сехмет проговаривал бесконечно длинные слова очень быстро и невнятно, потому имя (или звание) офицера я с ходу не воспринял на слух.
— Я дал ему с собой твой пистолет. Чтобы в случае чего он смог стрелять по-настоящему. Восемь патронов — больше, чем одна стрела ружья.
Наивная вера инопланетянина в мощь человеческого оружия. Он видел в деле танковую пушку и вообразил, что пистолет может нечто подобное. Тем более что мы, как выяснилось, по глупости, иногда называли пистолеты жаргонным термином «пушка». «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…»
— Дальше… — холодным тоном спросил Шульгин.
— Там, где вы нашли «это», — ответил Сехмет, доставая из своей полевой сумки кобуру, — мои солдаты встретили трех «ахамбовомбе». Странно, потому что мало. Но они все равно напали первыми. Любой, кто видел их лицом к лицу, говорит, что ужаснее ничего не бывает в жизни…
— Почему? — вмешался Олег. — Чем же они страшнее «сахамбовонге»? Я видел тех и других. «Суперкот», по-моему, злее и агрессивнее.
— Не знаю, не могу сказать. Сахамбовонге — просто звери, мы их знаем много тысяч лет. «Ахамбовомбе» — по виду люди, но от них исходит страшный дух…
То, о чем говорил Шульгин, Антон и прочие, — «отвратительный запах мысли».
— Продолжай, — попросил я.
— Наших было семеро, — сказал Сехмет. — Они выстрелили все, но наповал убили только одного «монстра», как вы их называете. Двое растерзали остальных, будучи пробиты стрелами. Но, наверное, не в те места, что нужно. Фиоранцаниора (теперь он повторил имя медленнее) выстрелил из пистолета семь раз прямо в лоб напавшему на него. И убил, но тот успел ударить его два раза. По голове и сбоку. Поэтому там кобура и осталась. Третий монстр тоже издох, а офицер вернулся. Доложил о том, что было, и вернул мне «восьмерку». С одним патроном, как вы видели. Теперь у меня есть еще, спасибо, Александр, умирать подождем…
