если бы поехал на трамвае, то тигры были бы ему не страшны. Хотя нет, нельзя — на эти деньги он хотел купить ей жёлтых ирисов.
А вот и школьный двор. Рядом, возле магазинчика, полицейский фургон. Кого-то выходят и пакуют внутрь. Тигров вроде нет. Ну, хорошо.
На пороге школы, среди прочих, курил Сайто. Он явно хотел сказать что-то издевательское, но при виде Кудзё немедленно потушил сигарету.
— Ты простыл, что-ли?— спросил он,— Трясёшься, как в лихорадке.
— Всё хорошо. Просто тигры мерещатся.
— Это всё экзамен. Как твоя... ну та, которую чувствуешь?
— Тоже волнуется. Я так думаю. У нас ещё свидание сегодня.
— Кудзё-кун у нас молодец,— произнёс Сайто таким тоном, что наш герой почти его простил.
В классе страх почти отступил — словно самое ужасное было позади и осталось только самое невыносимое. Учитель протянул задание. Кудзё взял лист, заглянул и вдруг спросил:
— А зачем вы мне руки связали?
...Когда-то Сайто рассказывал про медиумов, устами которых говорят ушедших во мрак. Кудзё это показалось забавным. Говорить за умершего и выжить это всё равно, что побыть героем без риска погибнуть в бою.
Теперь он понял, отчего медиумы, как правило, такие сумасшедшие. Обычно человеку непросто даже с самим собой. А тут их стало совсем двое, причём Натася захватило горло, и лицо, а Кудзё остался заперт в живот и затылок. Даже голос заговорил с характерным акцентом:
— Что вы делаете? Зачем? Я ведь всё сказала. Ой! Ой, больно же! Чего отвечать, я не знаю, что отвечать... Ой-ой-ой! Хватит, пожалуйста. Уай! Рихард Зорге? Это Дзо-сана так зовут! Нет. Я не знала. Ой! Ай! Зачем бьёте, зачем бьёте? Хватит, не на-а-а-адо! Книга... да, книга. Там буквы на фотографии. Да, сзади, на стенах. Ну вот, по ним и шифруем. Нет, не сказал. Я думала, мы каких-нибудь врагов ловим. Ну... мало ли врагов у его императорского величества? Вот у русского тоже их не было, а как революция, так из каждой щёлки полезли. У-а-ай, за что? Хватит меня бить, хватит! Не надо-о-о-о! Что шифровала? Ну разное. Что одноклассницы говорят. Когда в гостях — что их родители. Дзо-сан подарил камеру, я иногда фотографировала. Знаете, у этих мужчин бумаги иногда по всему дому раскиданы. Что с ними потом? Не знаю. А-а-а! Я правда не знаю. Думала, заговор какой-нибудь. Ой, что же вы делаете, бить-то зачем? Причём здесь Советский Союз, я его не люблю, там антихристы. Ой-ой-ой!
Страшный чёрный смерч бушевал внутри и рвался сквозь горло.
А тем временем в кирпичном здании на другом конце города следователь кивнул стенографисту. Тот положил в папку последний лист и поставил штамп.
Тем временем офицер, который стоял за стулом, поднял связанную девочку за шиворот и положил на стол. Кровь из разбитой губы отпечаталась на столешнице. Потом офицер задрал ей юбку и начал стягивать трусы.
— ...Простите,— осведомился учитель,— это что — радиопостановка?
Кудзё рухнул спиной на парту и бился в конвульсиях, раскидывая карандаши и чернильницы.
— А-а-а! Что вы делаете? Нет, я больше ничего не знаю. Почему не развязываете? Pochemu? Ой-ой-ой...— голос захлёбывался, русских слов становилось всё больше,— Ne nado! Ne nado! Перестаньте, пожа-а-алуйста! Что? А-а-а, что вы делаете? Не надо! Меня ещё никто.... а-а-а... Больно! Больно! Пожалуйста, перестаньте! Bolno! Bolno! Bolno! Я ничего не знаю, хватит! А-а-а! Какой большой! Bolshoi! Bolno! Кровь откуда кровь, зачем кровь? Помогите, кто-нибудь... Кудзё-кун! Дзё-сан! Кэйко-тян! Kto-nibud! Кудзё-кун! Больно! Кровь! БОЛЬНОООО!
* * *
Деревья над палисадником тянут голые ветки к серому небу. Два фонаря в окантовке чёрного чугуна. У одного разбит плафон, но никто не обращает внимания.
Сайто — здесь же, на скамейке. На фуражке серебрятся капли дождя.
— Я экзамен не написал,— говорит Кудзё,— Сегодня уже не успею. Может, завтра?
— Причём здесь экзамен?
— Ну, семестровый...
— Кудзё-кун, ты здесь уже второй месяц! Экзамен давно прошёл!
По забору крадётся кошка, полосатая, как десять тигров.
— Смотри, что принёс. Извини, отдать не могу. Доктор говорит, чтобы не удавился нечаянно,— Сайто держит перед ним амулет.
Кудзё притронулся к камушку и закрыл глаза. Сайто кивнул, но верёвочку не отпустил.
— Слушай, а ты запомнил школу той девочки? Мне доктор сказал, что если друзья навещают, то...
— Её уже не найдёшь.
Камень лежал на руке, синий, холодный и гладкий, похожий на надгробье без имени.
