«Это уже третий подрыв на русской мине за время пребывания на Черном море, и по всему видно, не последний», – с огорчением подумал Аккерман.
Но тут пришло сообщение от радиотелеграфистов, которое еще больше испортило настроение, – совсем рядом работает радиостанция русского корабля.
– Они увидели вспышку при взрыве мины и теперь наводят свои корабли на нас.
– Усилить наблюдение за морем, орудийным расчетам быть готовым открыть огонь. Развернуть башни на борт.
Пришлось вновь увеличивать скорость до двадцати узлов и надеяться, что переборки выдержат давление воды, иначе не проскочить оставшееся расстояние до пролива.
– Русский миноносец по левому борту, расстояние пять кабельтовых, – раздался отчаянный крик.
Эсминец, когда его заметили, выходил уже на параллельный курс.
Возможно, орудия «Гебена» открыли огонь по нему за мгновение до того, как была отдана команда. Уже вторым залпом эсминец был поражен, потом попадания пошли чаще. Он пытался отвернуть в сторону. Было видно, как на нем разгорается пожар и его скорость заметно снизилась, но его орудия не переставая стреляли, поражая корабль в борта и надстройки.
«Успел он выпустить по нас торпеды или нет, – проносились мысли в голове Аккермана. – У них очень много торпедных труб, если он успел задействовать их все, то сейчас в нашу сторону должно двигаться не менее десятка смертоносных торпед. Нам даже не отвернуть, берег близко, и можно налететь на мель, а если повернуть на эсминец, то торпеды достигнут нас быстрее».
– Лево на борт, – крикнул командир «Гебена», и в тот же миг корабль содрогнулся.
Где-то в корме прогремел взрыв, крейсер завибрировал, и его непроизвольно повело влево. Все же он успел выпустить торпеды, и одна уже попала, значит, сейчас должны быть еще попадания.
Но прошло несколько секунд, и больше ничего не происходило, за исключением того, что вибрация прекратилась, но корабль стал терять ход и крениться на левый борт.
Поступил доклад из турбинного отсека, что левый вал поврежден, пришлось остановить турбину, через сальники в отсек поступает вода, но насосы пока справляются.
Адмирал не вмешивался в действия командира крейсера, а просто с каким-то восхищением наблюдал за расстрелом русского эсминца, который интенсивно горел и оседал кормой в море. Вода плескалась уже у кормового орудия, но русские комендоры продолжали из него стрелять, несмотря на то что корабль вот-вот пойдет на дно. Еще одно удачное попадание, и над русским кораблем взлетел столб пламени, он окончательно остановился. Теперь ему одна дорога – на дно. Но он успел сделать свое черное дело – «Гебен» лишился одного вала, а с этим и скорости. Но тут крейсер еще раз содрогнулся от жуткого удара, вода стеной поднялась как раз напротив носовой надстройки, а потом обрушилась на нее. Все, кто были в это время на открытых постах, приняли не совсем приятный душ. Корабль стал заметно крениться на левый борт.
– Выровнять крен. Срочно затопить междудонные отсеки и бортовые коридоры правого борта.
Аккерману удалось остановить крен крейсера и даже немного его выправить, но он все равно оставался в пределах восьми градусов на левый борт с дифферентом на нос в пять градусов.
– Что скажешь, Рихард, о состоянии корабля? – обратился адмирал к Аккерману.
Что тут говорить, когда «Гебен» основательно наглотался воды. Где-то порядка двух тысяч тонн плескалось сейчас в отсеках корабля. Несмотря на большие затопления по левому борту из-за трех пробоин и последующих контрзатоплений по правому борту, затруднительное управление из-за выхода из строя валопровода левой турбины, крена и дифферента, также потерю двух котлов, крейсер все еще сохранил ход в пятнадцать узлов. Все это Аккерман и доложил адмиралу. Не забыл упомянуть, что из экипажа пострадало не менее пятидесяти человек.
– Мы дойдем до пролива, если сумеем избежать новых подрывов на русских минах или встречи с русскими дредноутами. Но русские уже знают наше примерное местоположение и спешат заступить нам дорогу. И этот бой будет жестоким – все же против нас два русских линкора.
– Ударим всей мощью по одному из них и попытаемся на время вывести из строя, а сами на скорости, которая будет доступна нам, пойдем на прорыв мимо другого. Нам надо продержаться всего минут тридцать.
– Да за это время русские по нас из своих двадцати четырех орудий могут выпустить от семисот до тысячи снарядов. Если взять из этого количества снарядов хотя бы один процент того, что они не пролетят мимо, то мы получим до десяти попаданий.
– Я уверен, что эти десять снарядов наш корабль свободно может пережить.
– Если он их переживет, а нам, в свою очередь, удастся прорваться в пролив, то ремонт крейсера может затянуться на неопределенное время. И все из-за того, что для нашего корабля нет в Турции дока.
– Воспользуемся предыдущим опытом ремонта с помощью кессонов.
– Может произойти так, что вообще будет нецелесообразно его проводить.
– Не говори так, Рихард, ты что, не веришь в свой корабль?
– Я верю, герр адмирал, что мой «Гебен» сумеет выдержать десять попаданий. Но у нас уже есть три подводные пробоины, и если мы получим в этот же борт под ватерлинию еще несколько снарядов, то я опасаюсь, что мы можем не дойти до пролива. А не лучше будет повернуть назад и постараться укрыться в одном из портов Болгарии, например в Бургасе. Произвести кое-какой ремонт и вновь предпринять попытку прорыва.
Но Аккерман не успел услышать, что ответил ему адмирал. Вновь пришло тревожное сообщение от радиотелефонистов, которые предупредили, что рядом с кораблем вновь работает радиостанция русских, и это другая радиостанция.
Опять последовал приказ усилить наблюдение за морем, так как где-то рядом с крейсером находится еще один русский корабль.
Как только радиограмма командующему была отправлена, старший лейтенант Марков приказал завалить мачту с антенной и срочно погружаться в позиционное положение, так как германец был уже рядом.
Две торпеды устремились в сторону «Гебена», но только один взрыв прозвучал в ночи. Марков увидел, как у борта в районе грот-мачты вверх поднялся бесформенный фонтан воды. Вспышка взрыва озарила борт германского крейсера и, тут же потухнув, сделала ночь еще темнее. Но тут ночь прорезали два луча яркого света и стали шарить по поверхности моря, выискивая того, кто посмел выпустить по крейсеру торпеду. Борт линейного крейсера осветился вспышками, это немцы открыли беспорядочный огонь по пока невидимому противнику. Хотя подлодка и находилась всего-то в пяти кабельтовых от противника, ее было трудно сразу обнаружить, так как только небольшая рубка торчала из воды. Луч прожектора несколько раз проходил рядом с лодкой, а один раз даже скользнул мгновенно по рубке.
