– Покамест. Но мы хо…
– Он там, внизу! – стоял на своем Дориан.
– Даже если он и там, в чем я лично сомневаюсь, ему уже исполнилось сто двадцать семь лет.
– Тогда я увижу его останки или что там сумею найти, но зато буду знать. А еще увижу другие останки – женские, чуть за тридцать. И тогда я свершу то, что мне предначертано. Я устраню угрозу атлантов раз и навсегда. – Дориан жестом подозвал охранников. – Проследите, чтобы он отсюда не выбрался. Строжайшая охрана. А если он не нужен для исследований зародыша… – Повернувшись, он посмотрел Мартину в глаза. – Тогда убейте его.
Непроницаемое лицо Грея не выдало ни намека на эмоции.
Тут к Дориану подошел один из инженеров и, отведя его в сторонку, торопливо заговорил:
– Сэр, насчет спуска туда, это самое… мы считаем, что вам следует обождать.
– Зачем? Вы же сказали, скафандр защитит меня от радиации…
– Да, это правда, но там могут быть и другие последствия взрыва. Пожар. Возможны структурные разрушения. Насколько мы понимаем, вся эта штуковина может обрушиться. Мы как раз получаем данные по сооружению в Гибралтаре – директор Крейг нашел там какие-то архивные видеоматериалы. На самом деле конструкция была разрушена взрывом метана, аналогичным по силе отправленным нами ядерным боеприпасам… ну, вообще-то более мощным… но теперь нам известно, что эти конструкции не нерушимы…
– И что вы предлагаете?
– Выждать пару дней.
– Не может быть и речи. Я выжду от силы пару часов.
Инженер кивнул.
– Это еще не все. Когда я войду в катакомбы, спустите в эту скважину три боеголовки. Если оттуда выйдет кто-нибудь, кроме меня и моего отца – человек, атлант или еще кто-нибудь, – взрывайте их. Распределите оставшиеся ядерные боеприпасы по остальным скважинам и настройте на одновременное срабатывание.
– Но взрывы расплавят лед…
– Эти взрывы спасут человечество. Выполняйте.
Открыв глаза, Дэвид огляделся. Он лежал на узкой койке с матрасом наподобие гелевого, идеально повторяющим контуры его тела. Подался вперед, и гель отреагировал, помогая ему подняться. Обоняния коснулся какой-то запах, вроде чеснока, смешанного с лакрицей. А вообще-то, даже хуже. Дэвид поднял руку, чтобы зажать нос, но запах только усугубился. И тут Дэвид понял, что запах исходит от него самого – от черной мази на плече и ноге. Боже, как же она смердит, но… раны уже не так мучают. Мазь проела его рубашку, но зато исцеляет раны. Дэвид встал, но тут же повалился обратно на гелевую койку. Не совсем сто процентов.
– Успокойтесь, полежите, – раздался голос человека, отключившего его с помощью электрошокера.
Дэвид оглядел комнату на предмет оружия. Копье пропало.
– Расслабьтесь, я не причиню вам вреда. Сначала я подумал, что вас послали убить меня, но когда увидел ваши раны… то решил, что уж они-то послали бы кого-нибудь… более здорового.
Дэвид попристальнее вгляделся в этого человека, – а это действительно человек, теперь Дэвид видел это ясно: лет под пятьдесят, может, чуть старше, лицо изможденное, словно он давненько недоедает и недосыпает. Но это еще не все… Черты жесткие, суровые. Он военный – быть может, солдат удачи.
– Кто вы такой? – Ноздри Дэвида наполнило новое дуновение зловония черной дряни на плече, и он отвернул голову, тщетно пытаясь избежать его. – И что же вы со мной сделали?
– Откровенно говоря, толком не знаю. Это какой-то лечебный линимент. Он вроде бы способен заживить что угодно. Я не знаю, как он действует, но факт налицо. Я себя поранил, не мог подняться на ноги и уже думал, что мне конец. И тогда компьютер открыл панель с тарелкой этого вонючего состава, а потом показал мне кино, как я его наношу, причем весьма реалистичное. Так я и сделал, и мне стало лучше, и весьма быстро. Скоро вы будете как огурчик. Возможно, уже через два-три часа.
– Правда? – Дэвид пригляделся к своим ранам.
– Может, и раньше. Впрочем, вы все равно никуда не спешите. А теперь поведайте мне, кто вы такой.
– Дэвид Вэйл.
– Организация?
– «Часовая башня», Джакартское отделение, – автоматически отрапортовал Дэвид.
Шагнув к Дэвиду, незнакомец выхватил пистолет.
Дэвид тут же сообразил, что такое он только что сказал.
– Нет-нет, я работал против Иммари, и лишь сейчас узнал, что «Часовая башня» была их организацией.
– Не надо мне лгать. Как вы меня нашли?
– Я и не находил. Я вовсе не искал вас. Послушайте, я даже не знаю, кто вы такой.
– Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали?
– Через тоннели под Гибралтаром. Я нашел комнату с копьем…
– Как?
– С помощью дневника. – Дэвид покачал головой, пытаясь привести мысли в порядок. Из-за этой мази, как от насморка, соображать было трудновато. – Я получил его на Тибете от одного монаха. Вы что-нибудь о нем знаете?
– Разумеется. Это я его написал.
Вокруг Кейт послышалось шипение воздуха. Она по-прежнему не чувствовала собственного тела, но воздух был теплым – поначалу чуть-чуть, но становился теплее с каждой секундой. Кейт пыталась оттолкнуться руками от пола, но опять упала ничком. Она слишком устала. И позволила себе безвольно простереться в жестком скафандре.
Мало-помалу тепло наполнило весь скафандр, и чувства начали возвращаться к телу. Неведомые спасители повышали температуру ее организма. Изморозь на забрале шлема обратилась в капельки воды, которые начали сбегать ручейками, и вид пола постепенно проступал полосочками, будто картинку, порезанную шреддером, собирали заново, одна узенькая полоска за другой. Это металлическая решетка, вот только… сквозь нее ничего не видно. Нет, это сплошной металл с ямочками.
Перевернувшись на спину, Кейт уставилась в гладкий металлический потолок. Туман от дыхания становился все прозрачнее. По-прежнему было холодно, но по сравнению с убийственным морозом в наружном ледяном соборе – просто райское тепло. Где же она? В какой-то камере обеззараживания?
Кейт села. Она снова чувствовала пальцы и владела ими и принялась возиться с застежками на запястьях. Не без усилия, но перчатки все-таки удалось снять, и Кейт взялась за шлем. Десять минут спустя она окончательно выпуталась из скафандра, оставшись в тех вещах, в которых покинула Гибралтар. Осмотрела помещение. Оно хорошо освещено, футов сорок шириной и где-то вдвое длиннее. Позади себя она увидела циклопические ворота, через которые вошла – намного больше, чем дверь в другом конце. Кейт зашагала вглубь помещения, и меньшая дверь открылась. Женщина переступила порог, и возле потолка и пола вспыхнули огни. Каждый огонек по отдельности был очень слабым, но все вместе они проливали в серый коридор более чем достаточно света, напоминая цепочку бегущих огней в полу лимузина.
Кейт оказалась в гигантском Т-образном коридоре. В какую сторону пойти? Но прежде чем она успела принять решение, услышала приближающийся звук. Шаги.
Дэвид пытался разложить по полочкам сказанное этим человеком. Сознание мутилось от этой наномази, излечивающей раны на его плече и ноге и терзающей его обоняние омерзительным амбре.
Тот утверждает, что он – Патрик Пирс/Том Уорнер, отец Кейт и автор дневника. Он же американский военный, проложивший туннели для Иммари в обмен на соизволение жениться на дочери одного из их предводителей. Но этого просто не может быть, хронологически это полный нонсенс. Хотя… он ведь провел какое-то время в этих атлантских трубах приостановленной жизнедеятельности… Может, все-таки факты сходятся? Быть может, он в самом деле говорит правду?
Дэвид попытался сопоставить все, что ему известно.
С 1917 по 1918 год Патрик Пирс проходит реабилитацию после ранений Первой мировой и открывает сооружение атлантов под Гибралтаром, обнаруживает Колокол и провоцирует гибельную пандемию, преподнесенную миру как «испанская инфлюэнца». Умирает от пятидесяти до ста миллионов человек. В общей сложности на всех материках инфицировано до миллиарда человек.
В 1918 году Пирс помещает свою жену Хелену и своего нерожденного ребенка в трубу.
С 1918 по 1938 год Пирс против собственной воли становится членом руководящей верхушки Иммари, чтобы защитить свою жену и нерожденного ребенка. Завершает свои раскопки в Гибралтаре, но его тоже помещают в трубу, когда Конрад Канн отправляется в свою экспедицию – сперва на Тибет, чтобы добыть артефакты и вырезать Иммару, а затем в Антарктику, чтобы найти находящуюся там, по его мнению, столицу Атлантиды. Оттуда Канн уже не возвращается.
В 1978 году, сорок лет спустя, Мэллори Крейга, Патрика Пирса и Дитера Канна пробуждают, извлекая из труб. Жена Пирса по-прежнему мертва, но ребенок появляется на свет. Пирс нарекает ее Катериной Уорнер. Остальные берут новые имена: Патрик Пирс становится Томом Уорнером, Мэллори Крейг – Говардом Киганом, а Дитер Канн – Дорианом Слоуном.
В 1985 году Том Уорнер (он же Патрик Пирс) пропадает без вести – возможно, погибнув в ходе научного эксперимента.
