сквозь дым на меня.
– Да вот думаю в Кисловодск махнуть. Или в Феодосию, – поделилась планами я. – Там, говорят, магнолии. Пока так и не смогла выбрать. Думаю еще.
Иван Аркадьевич аж побагровел:
– Да как ты так можешь!!!!
– Могу. Еще как могу. Свои обязательства я выполнила, – поморщилась я, пожав плечами, – все документы в полном порядке, Алла знает, что где лежит и в любой момент может найти все, что надо.
– То есть на других все сбросила, а сама в кусты? – рыкнул Иван Аркадьевич.
– Почему это в кусты? – обиделась я, оглянувшись на чахлые кусты сирени у подъезда.
– А как же комиссия? – Иван Аркадьевич в две тяги докурил сигарету и рывком затушил ее об урну.
– А я тут каким боком? – начала заводиться и я. – У вас в депо работает почти полторы тысячи сотрудников, есть особо ценные. Что, выбрать не из кого? Так ищите, работайте с кадрами. А я теперь свободный человек!
Тут появился Вадик. Взъерошенный, он выбежал из подъезда, на ходу натягивая куртку:
– Ребятишки, вы тут без меня не соскучились? Добрый доктор Вадик… – увидев Ивана Аркадьевича, он затормозил и осекся на полуслове.
– Лидия Степановна, – процедил Иван Аркадьевич, проигнорировав моего соседа, – мы сейчас с вами пройдем в вашу квартиру и поговорим там нормально. Ваша поездка отменяется.
– Вы ошибаетесь, Иван Аркадьевич, – не согласилась я. – Я не вожу к себе посторонних. Извините, спешу. Дела, знаете ли. Вадик, пошли уже, мы опаздываем!
Я направилась к машине. Иван Аркадьевич подошел к автомобилю, ткнул Роберту развернутое удостоверение. Роберт враз поскучнел, как-то даже съежился и уехал, стараясь не смотреть на меня. Вадик мельком скользнул взглядом по корочке, вздохнул и молча, бочком, вернулся в подъезд.
– Ну вот, а вы не верили, что ваша поездка отменяется, – спокойно повторил Иван Аркадьевич, пряча удостоверение в карман. – А теперь вы пригласите меня в квартиру, Лидия Степановна или так, без приглашения, пройдем?
Я молча развернулась и пошла обратно. Иван Аркадьевич шел следом, тихо насвистывая бравурный мотивчик.
Мы вошли в квартиру, Иван Аркадьевич осмотрелся:
– А неплохо вы тут устроились, я погляжу, Лидия Степановна. Как для простой конторской служащей – очень даже ничего. Одна, в двухкомнатной квартире. В то время, когда семьи с детьми ютятся в коммуналках…
Я молчала, и лишь выжидающе смотрела на него.
– Хм, – укоризненно покачал головой Иван Аркадьевич. – А я смотрю, вас ничем не смутить, Лидия Степановна.
– А вы хотели меня смутить, Иван Аркадьевич? – уточнила я. – Тогда давайте считать, что смутили и на этом расстанемся.
– Я не откажусь от кофе, – сообщил Иван Аркадьевич и пошел на кухню.
– Вы зачем пришли? – я даже не сдвинулась с места. – Хотели посмотреть, как я живу? Посмотрели. Хотели поговорить? Говорите.
– Ты зачем уволилась? – повысил голос Иван Аркадьевич, возвращаясь с кухни, – что это такое, я с Москвы не успел приехать, как мне уже сообщают, что Горшкова не работает. Уволена по статье. Ты на статью когда успела наработать? А?
– Самой интересно, – пожала плечами я.
– Рассказывай, – потребовал Иван Аркадьевич.
– А вам разве не рассказали? – удивилась я.
– Рассказали. И Щукина, и Лактюшкина.
– Ну вот, – констатировала я. – Значит, вы все уже знаете.
– Ты мне тут обиженную барышню строить из себя брось! – взорвался Иван Аркадьевич, – ты почему им не сказала, что мое задание выполняешь, а?
– А это я должна говорить? – изумилась я. – И кричать у меня в квартире не надо, я уважаю право соседей на отдых.
– Могла бы и сказать, не облезла бы, – проворчал Иван Аркадьевич, но уже тише.
Я сделала удивленное лицо. Иван Аркадьевич нахмурился:
– В общем так, Лида, сегодня так и быть – гуляй. А завтра вернешься на работу.
– С чего бы это? – скептически хмыкнула я.
– Работать будешь. – ответил он. – Трудовую тебе исправим, за это не волнуйся, Щуку накажу, Лактюшкиной…
– Я не вернусь, – тихо проговорила я.
– … Лактюшкиной я все уже сказал, и она…
– Иван Аркадьевич, я не вернусь, – повторила я.
Иван Аркадьевич, наконец, меня услышал:
– Как? – голос его стал сиплым.
– Не хочу, – ответила я.
– Но почему?!! Почему, Лида?
– Я же просила не кричать, – напомнила я. – У меня старушка-соседка сверху живет, у нее сердце…
– Не парь мне мозги, Горшкова. Так почему? Не поверю, что ты смертельно обиделась!
– А мне не интересно, Иван Аркадьевич. Кабинет отобрали, зарплата в две копейки, каждая тупая Щука норовит наорать, оскорбить, унизить, в кабинете шесть бешеных баб, весь день только чаи гоняют и сплетничают, работа неинтересная, роста нету… – начала перечислять я. – Этих причин достаточно?
– Да этого добра в каждой организации хватает! Куда бы ты не пошла, везде найдутся Лактюшкины, Щуки и прочее дерьмо, – продолжил злиться Иван Аркадьевич, – что, всю жизнь туда-сюда бегать будешь, Лида?
– Дело не в этом!
– А в чем? – сжал кулаки Иван Аркадьевич.
– В масштабности, – заявила я. – У нас все это дерьмо гипертрофировано. Так не должно быть. Я не хочу так работать. Меня коробит! Коробит! Вон та же Зоя Смирнова мероприятие помогла организовать, ведущей была, выручила всех с этим международным Карасёвым. А чем все закончилось?! Чем?! В газете похвалили Швабру. Еще и премию стопроцентно дадут Швабре. Швабре! А не Зое! А где была Швабра, когда Зоя всю ночь сценарий писала, потом репетировала, потом мероприятие вела?! И вот так у нас все. Сплошная несправедливость!
– Да. Несправедливость. – Внезапно успокоился Иван Аркадьевич. – Но только ты сбегаешь. Ты бросила Зою Смирнову и остальных зой, а сама убегаешь искать лучшее место. С магнолиями. Вот такой ты товарищ, Лидия. Нет, чтобы помочь навести порядок…
– Ой, вот только не надо меня виноватой делать, – отмахнулась я. – Меня, между прочим, саму несправедливо уволили. За помощь вам. А вы, вместо того, чтобы разобраться, сорвали мне важную поездку, напугали моих друзей, ворвались в квартиру, перебудили всех соседей, испортили мне настроение и сделали меня виноватой. И где справедливость?
